Глава 2. Эпический тембр общебиблейского повествованияК вопросу об однородности стиля библейского текста Хотя мы не ограничивались однократным прочтением текста, удивительное единство стиля Библии Короля Иакова становится ясным даже при первом прочтении книги: в Библии сотни различных персонажей и невозможно себе представить, чтобы и царь иудейский и слуга и пророк и ангел говорили одним высоким и величественным слогом. Мы уже упоминали в первой главе спецкурса, что многие исследователи Библии Короля Иакова отмечают, что английские переводчики Авторизованной Версии вероятно считали, что сохранение всего многообразия стилей оригинала не является их главной задачей. Им удалось отсеять индивидуальные особенности стиля каждого из авторов оригинального текста, что позволило ему засверкать в новом торжественном и величественном одеянии высокого английского слога (142). Была проведена серьезная редакторская работа, которую и до английских переводчиков проводили другие ученые-богословы, работавшие над этим текстом, подготавливая его к богослужению.(143) Здесь небезынтересно провести параллель между английским и русским переводом Библии. В предисловии к изданию Толковой Библии Лопухина сказано что Главной чертой, отличающей св. Писание Библии от всех других литературных произведений, сообщающей им высшую силу и непререкаемый авторитет, служит их богодуховность <...>. Но эта богодуховность св. Писаний и их авторов пишет Лопухин не простиралась до уничтожения их личных природных особенностей: вот почему в содержании св.книг, в особенности в их изложении, стиле, языке, характере образов и выражений, мы наблюдаем значительные различия между отдельными книгами св. Писания, зависящие от индивидуальных, психологических и своеобразных литературных особенностей их авторов. (144) По видимому, в нашем случае переводчики сочли возможным уничтожить эти различия, сохранив то, что в предисловии вышеназванной Толковой Библии названо богодуховностью . Однако устранив личность автора в английском переводе, переводчики привнесли в него свой стиль автором текста все же остался человек, и, читая этот текст, невозможно избавиться от ощущения постоянного диалога с его создателем. Естественно задать вопрос: кто же является автором текста, чей спокойный и величавый голос неизменно звучит со страниц Библии Короля Иакова? На этот вопрос можно попытаться ответить лишь по завершении анализа. Пока же можно только сказать, что судя по стилю, он был один. Он подобно Нестору летописцу один ведет повествование об Израиле, пророках, народе иудейском, Мессии. Прежде чем приступить к анализу материала, нам необходимо сделать еще одну оговорку. Библия это не только собрание книг, написанных разными авторами. Библия это еще и собрание многочисленных жанров. (145) Здесь мы находим гимны и песни, генеалогические сводки и т.д. Понятно, что жанровые особенности в рассматриваемом переводе были сохранены и перед нами встает проблема, какие именно из представленных жанров необходимо подвергнуть филологическому анализу в первую очередь. Поскольку охватить все жанры, которые выделяются исследователями в составе св. Писания в рамках одного специального курса не представляется возможным, то мы приняли решение остановить свой выбор на одном, а именно иносказательном или аллегорическом. *** Не одно поколение ученых библеистов бьется над загадкой библейских иносказаний: ... библейским пророкам, авторам священных текстов было свойственно мифологическое мышление. Создатели священных книг выражали свои замыслы, идеи сразу в двух измерениях: в образно-предметном, открытом и в абстрактном . (146) Поэтому притчам, аллегориям, мифам всегда присущи и ясная выразительность всей картины в целом, и сверхестественная загадочность. Данте считал, что углубленное чтение Библии, раскрывает нам ее содержание на нескольких уровнях: Первый это буквальный смысл, который не простирается дальше видимых слов. Таковы, например картины, сюжеты, образы в баснях и притчах. Второй аллегорический, иносказательный. Третий это моральный смысл. Он постигается как нравоучение басни или притчи. Четвертый анагогический, т.е. самый глубокий, мистический смысл, о котором можно лишь догадываться, предполагать. (147) Библейские метафоры, сравнения, аллегории это сложнейший пласт древнееврейской литературной традиции, в котором заключено специфическое видение мира, своеобразная языковая картина мира древних создателей священного текста. Говоря об аллегории и иносказании с точки зрения стиля и поэтики, мы всегда имеем ввиду текст насыщенный коннотациями, дополнительными оттенками значений, что непременно предполагает возвышение стиля. Аллегория это общее понятие, объединяющее многие иносказательные жанры. В данной работе мы сужаем наш материал до притчи, т.е. такой аллегории, в которой, как правило, отсутствуют высокохудожественные сравнения. (148) Выбор именно притч для исследования не случаен, поскольку он наиболее отчетливо выделяется в тексте Библии в рамках обозначенного нами жанра иносказания (хотя эти тексты и рассеяны по всему огромному тому св. Писания). Что же представляет из себя этот жанр, в чем его своеобразие? Желая ответить на этот вопрос, мы, прежде всего, обратились к лексикографическим источникам и пришли к выводу, что никто из исследователей никогда не обращается к тем разъяснениям о природе притч, которые содержатся в самом Евангелии, в Новом Завете. В Евангелии от Матфея читаем: 10. И приступивши ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? 11. Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано; 13. потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; 14. и сбывается над ними пророчество Исайи, который говорит: слухом услышите и не уразумеете; и глазами смотреть будете и не увидите; 15. ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем. (Матфей 13) Уже из этих строк становится ясно, что здесь речь идет о простейшей форме иносказания. Если слушающий понимает, что это иносказание, что в нем заключен другой (в отличие от поверхностного), глубинный смысл, то он сможет дойти и до сути. Для того же, кто не осознал, что притча не есть просто занимательная история, для тех, кто чужд образному описательному слову, для того истинный смысл этих рассказов останется неясным. Притча это одна из наиболее простых форм иносказания; она не требует дополнительных знаний литературы и истории и потому доступна многим. В притче проводятся сравнения с явлениями хорошо знакомыми простолюдину сев хлеба, сбор винограда и т.д. Отвлеченная истина, но имеющая важное значение для царства небесного, писал Лопухин в этой связи недоступна простому уму. Поэтому требуется воплощение этой отвлеченной истины в известных образах, которые делали бы ее более близкой народу, раскрывали ему глаза и отверзали уши, заинтересовывали его и побуждали таким образом стремиться к уразумению и дальнейших истин, символически и образно представленных в притчах. Таким людям, которые, видя, не видят и, слыша, не слышат, можно было бы ничего не говорить, потому что речи для них, вследствие их непонимания, бесполезны. Но Он говорит и им притчами. Кратко смысл можно выразить так: если не хотят понимать, то не поймут и притчи. Но если сколько-нибудь хотят понимать, то поймут, по крайней мере, притчу. Если не хотят понять больше, то под покровом притчи увидят, что в ней раскрываются тайны царства небесного . (149) Комментарий Лопухина в достаточной мере, как нам представляется, раскрывает понятие о притче об этом удивительном произведении словесно художественного творчества, поднимающего предмет на новый уровень и заставляющего людей по иному смотреть на вещи. В то же время совершенно очевидно, что выделение в Библии этого жанра и определение его конкретных тембральных особенностей наилучшим образом может быть осуществлено, только если он противопоставляется другому жанру, на основе которого выстраивается вся система библейских тембров. Для нас вопрос о нейтральном тембре, создающем определенный фон, предопределяющий перелив и игру, взаимодействие и противопоставление тембров внутри самого памятника, особенно важен. Без решения этого вопроса вся система тембров окажется лишенной своего основания. Мы предполагаем, что в пределах Библии таким нейтральным жанром следует считать эпический жанр. Согласно словарю литературоведческих терминов эпический жанр предполагает повествование о внешних по отношению к автору явлениях жизни и сюжетность .(150) Таким образом эпическое повествование всегда предполагает некоторое отстранение автора повествования от излагаемых им событий. Это то, что в английском языке получило наименование non-attitudinal genre. Автор на первый план выдвигает само событие, то, что происходило в описываемое им время. Одним из основных критериев противопоставления жанра притч нейтральному общебиблейскому жанру (в пределах одного эпического жанра), по видимому, будет отсутствие в последнем какой бы то ни было иносказательности и метафоричности. Кроме того, теоретически говоря, нам следует исключить также все те случаи, где мы имеем дело с вариантом того, что в литературоведении получило наименование несобственно прямой речи , где перед читателем происходит диалог и в тексте приводятся слова того или иного персонажа. Однако что касается библейского текста в его английском переводе 1611 года, то, как мы уже отмечали, в нем и слуга, и царь, и пророк, и первосвященник говорят одним и тем же высоким слогом. С одной стороны, желая оставить у читателя иллюзию непосредственного общения с персонажем, автор приводит его слова полностью, но стиль изложения в этом случае, а также отсутствие кавычек при оформлении прямой речи, свидетельствуют о том, что слова эти принадлежат автору. Он, подобно рассказчику былины, как бы отстраняется от того, что происходит в тексте. Однако его присутствие незримо чувствуется в стиле и своебразной непрерывности повествования даже в несобственно прямой речи. Рассмотрим пример из книги Бытия, гл. 13, в котором соблюдается описанное выше условие различения эпических жанров: And Abram went up out of Egypt, he, and his wife, and all that he had, and Lot with him, into the south. 2 T And Abram was very rich in cattle, in silver, and in gold. 3 And he went on his journeys from the south even to Beth-el, unto the place where his tent had been at the beginning, between Beth-el and Ha'i; 4 unto the place of the altar, which he had made there at the first: and there Abram called on the name of the Lord. 5 And Lot also, which went with Abram, had flocks, and herds, and tents. 6 And the land was not able to bear them, that they might dwell together: for their substance was great, so that they could not dwell together. 7 And there was a strife between the herdmen of Abram's cattle and the herdmen of Lot's cattle: and the Canaanite and the Per'izzite dwelt then in the land. Ритмичность и непрерывность диктуются в этом отрывке то повторяющимся в начале каждого последующего предложения союзом And (151), то однородными членами различной длины: постепенно удлиняющимися, как в первом предложении: he his wife all that he had Lot with him; так во втором и в пятом предложении, то синтаксически-параллельными конструкциями на уровне придаточных предложений (3 и 4 стих), то лексико-синтаксическими повторами (7 стих). Повторяющийся в каждом предложении восходящий интонационный контур перед каждой запятой, и нисходящий контур в конце предложения, сочетаясь с общим ритмическим характером повествования, создают эффект монотонной напевности. Анализируя лексический состав этого отрывка, мы пришли к выводу, что в плане стилистической маркированности, большинство слов здесь нейтральны. Исключение составляют лишь три слова: name, которое в употребленном значении закрепилось в языке как библеизм и, таким образом, предполагает возвышение стиля; отрезок предложения, в котором употреблено это слово, выделено двоеточием и требует удлиненной паузы перед собой и смену тембральных характеристик, (152) поскольку речь заходит о самом главном, во имя чего все делается во имя Бога; книжное слово dwell, повторенное дважды в одной и той же ритмической модели хореической, и архаизм substance в значении богатство, имущество). Роль нейтрального общебиблейского тембра можно было бы сравнить с тем, что Вагнер называет мелосом в музыке. В книге Metaphor and Art понятие мелоса поясняется следующим образом: Большинство композиторов признает, что сам процесс создания музыкального произведения идет с ориентацией на его будущее воспроизведение, звучание этого произведения, в исполнении одного или нескольких музыкальных инструментов. Задача дирижера оркестра при этом уловить, угадать некоторую общую концепцию данного музыкального произведения, которая предопределит выбор темпа, ритма, характеристики крещендо, длину и эмоциональную нагруженность пауз, роль и эмоциональную нагруженность различных оркестровых голосов . (153) Мелос для Вагнера это не абстрактно-отвлеченная характеристика, где дирижер, по своему усмотрению, в силу определенных психологических особенностей восприятия решает в пользу той или иной музыкальной концепции. Мелос это характеристика, отражающая намерение автора произведения, выраженная в ноте или аккорде. Мелос это функционально-нагруженная характеристика, предопределяющая звучание произведения в целом. Единственной задачей дирижера является заставить оркестр воспроизвести этот мелос. Дирижер центр и разум оркестра, его мозг: он принимает решение, и от этого решения зависит окончательное звучание произведения. Все сказанное о мелосе , на наш взгляд, имеет прямое отношение к тому, что мы имеем в случае с произведением художественной литературы, с той лишь разницей, что филолог, исследователь литературы здесь сам и дирижер и оркестр. Он принимает решение о некотором нулевом, нейтральном уровне, относительно которого вся остальная симфония звуков, тембров их игра и перепады будут выглядеть именно так, а не иначе. Рассматривая текст как единое целое, где форма и содержание диалектически связаны между собой, ( а форма в свою очередь, есть единство двух форм: письменной и устной), мы полагаем, что мелос и тембр 2 это явления одного порядка, отражающие разные стороны одного явления воплощения намерения (замысла) автора в определенной форме. Поэтому нам представляется очевидным, что создатели текста Библии имели совершенно определенное представление о звучании данного текста. Пытаясь установить и описать стиль Библии Короля Иакова, некоторые исследователи отмечают, что этот текст надлежит читать в каменных зданиях. (154) Что это, как не попытка описать общее звучание, характерный акустический эффект, определяющий тембр данного произведения речи? Эта догадка исследователей Библии Короля Иакова полностью подтверждается историческими документами. В исторических сводках зафиксировано, что переводчики английской Библии, работавшие в 6 подкомиссиях, предпочитали не читать текст, созданный каждым отдельным переводчиком, а слушать его: переводчики сами зачитывали свои тексты вслух перед комиссией и, по ходу чтения, в текст вносились определенные коррективы.(155) Кроме того, надо вспомнить и то, что в создании перевода принимали участие не только ученые-богословы но и известные писатели своего времени, которые не были чужды образности выражения и особой яркости и колоритности слова в речи. Можно предположить, что именно ориентация на звучание была дополнительным фактом устранения личностных стилистических различий в разных частях Библии, которые были пожертвованы в пользу передачи главного, ради чего и был создан этот текст слова о Боге. Пытаясь определить нейтральный стиль (или тембр), на фоне которого разворачивается библейское повествование, мы начали с того, что задали себе вопрос имеются ли в составе Библии тексты, играющие исключительно информативную роль, и, если да, то каково их место в общем контексте св. Писания? Это вопрос чрезвычайной важности для нас и на него необходимо дать однозначный ответ. Эта наша задача в значительной степени облегчается тем, что на кафедре английского языка филологического факультета МГУ проводилось исследование художественных текстов, в которые вторгались всевозможные научные тексты, т.е. когда один из персонажей должен был, к примеру, воспроизвести наизусть статью из энциклопедии или зачитать вслух какой-либо научный трактат. В результате проведенного исследования было показано, что научный текст, вплетенный автором в полотно повествования, перестает осознаваться как чисто научный текст, как текст, который выполняет функцию сообщения, а становится неотъемлемой частью данного художественного произведения и начинает звучать по-иному: в данном контексте функция сообщения меняется на функцию воздействия. В то же время художественный текст или просто образное метафорическое выражение, даже в научном тексте, никогда не потеряет своего блеска и изящества и будет звучать так, как ему и подобает звучать в контексте, откуда он был взят. С этой точки зрения любопытно сопоставить результаты эксперимента, проведенного нами с филологами, с одной стороны и теологами с другой. Теологи, когда их попросили определить наиболее важные части Библии, дали списки, которые практически совпадали у всех опрашиваемых, и содержание которых, как выяснилось, базировалось либо на своеобразном балансе двух функций, либо на явном преобладании функции сообщения. Что касается филологов, то здесь разброс предпочтения текстов был довольно значительным, причем, среди названных в этом случае текстов уже фигурировали тексты с явным преобладанием функции воздействия, которые в списках теологов отсутствовали. Любопытно также, что один из филологов, хорошо знакомый с содержанием Библии, склонен был рассматривать как художественную литературу даже те части, в которых преобладала функция сообщения. Результаты проведенного эксперимента еще раз убеждают нас в том, что оценка содержания Библии с точки зрения двух поименованных функций это реальный факт интерпретации Библии ее читателями. Мы также приводили доводы в пользу того, что библейский текст несомненно выполняет не функцию сообщения (как это принято считать сегодня среди большинства библеистов), а функцию воздействия. Это и заставляет нас рассматривать Библию в ее английском переводе 1611 года как произведение словесно-художественного творчества. Следует признать однако, что тексты такого рода часто трудно бывает причислить к той или другой категории, т.е. рассматривать их или как выполняющие функцию сообщения, или как выполняющие функцию воздействия. Читая Библию, мы убеждаемся в том, что это деление во многом является условным, и, в сущности, мы можем говорить лишь о доминирующей тенденции. Однако, несмотря на всю условность этого деления, следует признать, что в тексте Библии, конечно же, можно выделить такие ее части, которые ориентированы в первую очередь на функцию сообщения, что позволяет предположить и соответствующее изменение тембра, по сравнению с тембром явно иносказательных частей. После предварительных рассуждений обратимся теперь к материалу и, в первую очередь, рассмотрим те тексты, которые, на первый взгляд, не несут в себе ничего, кроме чистой информации: The book of the generation of Jesus Christ, the son of David, the son of Abraham. 2 Abraham begat Isaak; and Isaak begat Jacob; and Jacob begat Judah and his brethren; 3 and Judah begat Pharez and Zerah of Tamar; and Pharez begat Hezron; and Hezron begat Ram; 4 and Ram begat Amminadab; and Amminadab begat Nahshon; and Nahshon begat Salmon; 5 and Salmon begat Boaz of Rachab; and Boaz begat Obed of Ruth; and Obed begat Jesse; 6 and Jesse begat David the king; and David the king begat Solomon of her that had been the wife of Uriah; 7 and Solomon begat Rehoboam; and Rehoboam begat Abijah; and Abijah begat Asa; 8 and Asa begat Jehoshaphat; and Jehoshaphat begat Jehoram; and Jehoram begat Uzziah; 9 and Uzziah begat Jotham; and Jotham begat Ahaz; and Ahaz begat Hezekiah; 10 and Hezekiah begat Manasseh; and Manasseh begat Amon; and Amon begat Josiah; 11 and Jisiah begat Jeconiah and his brethren, about the time they were carried away to Babylon. 12 And after they were brought to Babylon, Jeconiah begat Zerubbabel; 13 and Zerubbabel begat Abiud; and Abiud begat Eliakim; and Eliakim begat Azor; 14 and Azor begat Zadok; and Zadok begat Achim; and Achim begat Eliud; and Eliud begat Eleazar; and Eleazar begat Matthan; and Matthan begat Jacob; 16 and Jacob begat Joseph the husband of Mary, of whom was born Jesus, who is called Christ. (Матфей 1:1-16) Там, где факт граничит с мистикой, человек всегда добавляет определенный элемент художественности. И в этой, на первый взгляд, чисто информативной и лишенной всякой художественности генеалогии присутствует функция воздействия. Дело в том, что действительная лингвопоэтическая значимость той или иной части произведения выявляется только на фоне глобального контекста. Незначительная, казалось бы, фраза может приобретать большое значение благодаря другой фразе, подчеркивающей значение первой. Так происходит и в анализируемом нами отрывке. Следующий за приведенной здесь генеалогией стих заставляет читателя по-иному взглянуть на сухие факты и проникнуться их значительностью: So all the generations from Abraham to David are fourteen generations; and from David untill the carrying away into Babylon are fourteen generations; and from the carrying away into Babylon unto Christ are fourteen generations. (Матфей 1:17) В толковании этой части Лопухиным сказано, что число 14 едва ли было священным у евреев, хотя и сложено из повторенного священного числа 7. Можно думать, что евангелист, насчитав от Авраама до Давида 14 родов, а также от Иехонии до Христа, хотел показать некоторую округленность и правильность в исчислении родов, почему принял число 14 и для среднего (царского) периода своего родословия, выпустив с этой целью некоторые роды. Прием этот несколько искусственен, но вполне согласен с обычаем и мышлением иудеев . (156) С точки зрения исторической здесь нет полной точности, и вся генеалогия построена в предвосхищении заключительного 17 стиха, где генеалогии родов Иисуса Христа приписывается особая значительность. Эмоциональная разновидность интонации перечисления с нисходящим контуром в конце каждой части предложения, в сочетании с постепенно расширяющимся диапазоном в его нижнем участке и существенным замедлением темпа осложняется насыщенной разновидностью эпического тембра общебиблейского повествования (забегая вперед, заметим, что мы исходим из предположения, что эпическому жанру присущ определенный стиль звучания. В анализируемом отрывке финальная часть нисходящего контура в каждом случае попадает в самый нижний участок диапазона, что вызывает существенные изменения формы резонатора: язык становится распластанным, расширяется гортань, тембр таким образом становится темным . (157) Высказанные соображения приводят нас к мысли о том, что чисто информативным текстам вряд ли найдется место в св. Писании, где многое подчинено тому, чтобы заставить человека убояться Бога. Без сомнения, можно просто перечислить все те поступки, которые считаются злыми . Однако сухой , информативный стиль вероятно не достигнет желаемой цели. И только через эстетическое воздействие, через определенный подбор и расстановку слов текст способен выполнить одну из сложнейших языковых функций: общения. Говоря об эпических жанрах, мы не вправе не признавать того, что это явление существует во множестве разновидностей: сюда относится и древнегреческая эпопея Илиада и Одиссея Гомера, здесь и древнерусский былинный эпос, и ирландские Саги, и эпические произведения других народов мира. Во всех этих случаях повествование неизменно ассоциируется с определенным рассказчиком-сказителем; повествование строится на устоявшемся в течении многих веков способе представления событий. В каждом из них мы находим свой, совершенно определенный ритм и мелодию.(158) При постановке эпоса в древнегреческом театре специально вводился хор как обязательный коллективный участник, собирательное действующее лицо спектакля (159) призванный быть выразителем эмоций и чувств, сам же сказитель всегда оставался бесстрастным. К эпическим жанрам относятся также легенды, повести, притчи, новеллы, роман. И в каждом из них автор прибегает к самым разным способам отстранения от происходящего действия. В Библии Короля Иакова мы имеем возможность наблюдать совершенно особое сочетание различных эпических жанров, и окончательный эффект восприятия основан на неповторимом их сочетании в едином тексте. (160) 2. О тембре слов Анализируя тембр как некоторую характеристику, присущую тексту в целом, нам нельзя забывать о том, из чего складывается эта общая картина звучания текста, что является, так сказать, предельной единицей, кирпичиком тембра. Логично было бы предположить, что такой единицей является слог, поскольку он обладает интонационной стабильностью. Именно на стыке слогов происходят изменения тона, громкости и других интонационных характеристик. Однако, принимая во внимание то, что за теми или иными тембральными комплексами мы всегда видим определенный смысл, содержание и что именно тембр, в конечном итоге, определяет цельное эстетическое и художественное восприятие текста, мы вынуждены отказаться от высказанного здесь предположения о слоге и обратить свое внимание на слово, как на предельную составляющую предложения, способную непосредственно соотноситься с предметом мысли как обобщенным отражением данного участка ( кусочка ) действительности и направляться (указывать) на эту последнюю . (161) В фонетическом аспекте отмечаются следующие признаки звукового единства и обособленности слова: возможность паузы до и после слова, единое ... ударение для каждого слова; определенная слоговая структура слова; гармония гласных, определенные позиционные изменения звуков или тона; пограничные сигналы, свидетельствующие о начале и конце слова . (162) Именно слово всегда было и остается единицей эмоционального и эстетико-художественного воздействия на читающего/слушающего, именно за ним закрепляется та или иная стилистическая окраска. Происходит это, видимо, потому, что в процессе речевого употребления за словом закрепляется и определенное звучание. Не случайно в языке уже устоялись такие сочетания, как громкие слова , эмоциональные слова и многие другие. Эти процессы лежат в основе возникновения системы коллокаций каждого отдельного слова. Со словом связано такое чрезвычайно сложное и многообразное стилистическое явление как полифония т.е. способность слова одновременно выражать несколько значений. Для нас здесь на первый план выступает звуковая сторона слова; термин полифония, заимствованный в филологии из музыки, означал там гармоническое слияние воедино нескольких самостоятельных мелодий, идущих в нескольких голосах вместе . (163) Слово, ассоциирующееся с определенным звучанием, начинает жить иной жизнью в контексте художественного произведения. Закрепленное за ним звучание и окраска может многократно изменяться под влиянием находящихся в этом же контексте слов с другой окраской. Хорошее произведение художественной литературы это, как бы, симфония (если пользоваться музыкальной терминологией), т.е. гармоничное сочетание слов с разной тембральной окраской. Именно эти переливы и перепады тембра создают причудливую картину звука, делающую каждое конкретное произведение художественной литературы незабываемым. Отсюда и бесконечные споры филологов, чтецов, актеров о том, как читать и что понимать под тем или иным словом в художественном произведении. А что следует понимать под выражением мастер художественного слова по отношению к писателям, как не способность писателя поставить в один ряд, в одно предложение слова так, чтобы вместе они сумели выпукло и рельефно обрисовать образ. В обыденной речи довольно часто, давая оценку той или иной фразе, созданной тем или иным автором, мы говорим: Нет, что-то не звучит . Что это, как не оценка представшей перед зрителем гармонии или дисгармонии звука. Писатель, тонко чувствующий эту сторону слова, как правило, создает гармонию, благозвучие смыслов и интонаций. А если он и ставит в ряд слова с антонимичными, казалось бы противоположными смыслами, то лишь для того, чтобы на стыке этих интонаций, на перепаде читатель сумел оценить в этой противоречивости и особый характер описываемого явления. Здесь в качестве примера достаточно привести лишь несколько пушкинских строк, где поэт вольно и изящно играет совершенно противоположными звучаниями слова унылый и фразы очей очарованье в строке Унылая пора очей очарованье ... Или еще Люблю я пышное природы увяданье. Точно также, как за словом закрепляется определенное словарное значение (значение, взятое не в контексте конкретной речевой ситуации, а как таковое , т.е. в отвлечении от всего множества мыслимых речевых ситуаций его употребления , значение основное инвариантное (эмическое)... реализующееся в разнообразных употреблениях (164)), так за этой языковой единицей закрепляется и определенный звуковой образ (165). Общеизвестно, что после прочтения того или иного художественного произведения у читателя в сознании еще долго звучат отдельные наиболее емкие и образные слова и фразы, и, подобно тому как Л.В. Щерба назидательно обращался к филологам с его знаменитой фразой Глядите в текст! , уместно привести в этой связи слова Х.Е.Пальмера, который неоднократно повторял своим ученикам Listen, listen, listen! для усиления акустического впечатления от прочитанного .(166) *** Ниже мы рассмотрим те слова, которые в словарях современного английского языка зарегистрированы с пометой bibl. (библейское), что, как уже отмечалось, предполагает определенную стилистически возвышенную окраску и звучание. Это такие слова как multitude, sepulchre, righteous, righteousness, beget, slay, visit on, seed и т.д. Слово multitude встречается в Библии в первый раз в книге Бытия, где устами то ангела, то Бога предсказывается будущее тому или иному человеку, подчеркивается, что он и род его будет процветать. Слово multitude употребляется для обозначения такого большого количества, что его даже невозможно сосчитать, настолько оно велико. Нередко рядом со словом multitude стоит глагол multiply. Повторение звуков в первых слогах обоих слов заставляет нас делать на обоих словах дополнительное ударение и протягивать сонорные: And Jacob said unto Joseph, God Almighty appeared unto me at Luz in the land of Canaan, and blessed me, and said unto me, Behold, I will make thee fruitful, and multiply thee, and I will make of thee a multitude of people; and will give this land to thy seed after thee for an everlasting possession. (Gen.48:4) And the angel of the Lord said unto her, I will multiply thy seed exseedingly, that it shall not be numbered for multitude. (Gen.16:10) Это соположение двух слов, начинающихся с одинаковых слогов, призвано подчеркивать насколько великим будет этот народ. Интересно сравнить употребление слова multitude в Ветхом и в Новом Завете. В Ветхом Завете в большинстве случаев это слово употребляется либо в поэтической речи, либо во всевозможных сравнениях, либо в видениях пророков, что конечно не случайно и свидетельствует об определенной поэтической окраске самого этого слова. В Ветхом Завете мы встречаемся с таким употреблением слова multitude, как: multitude of years, multitude of opressions, multitude of mercy, in the multitude of their riches, multitude of thoughts, multitude of rubies etc. В Новом же Завете это слово практически ни разу не встречается в каком-то образном или аллегорическом выражении и в большинстве случаев употребляется для обозначения большого скопления людей. Например, And great multitudes were gathered together unto him, so that he went into a ship, and sat; and the whole multitude stood on the shore. (Matthew 13:2) And he called the multitude and said unto them, Hear and understand: ... (Matthew 15:10) And when the multitude heard this, they were astonished at the doctrine. (Matthew 22:35) Однако, ввиду того, что мы не можем отрывать литературу Нового и Ветхого Заветов друг от друга, и, принимая во внимание то, что, читая Новый Завет, мы все время находимся как бы под впечатлением тех многочисленных очень образных употреблений слова multitude, которые мы находим в Ветхом Завете, мы считаем, что и в Новом Завете оно не теряет своей поэтической окраски, а напротив, придает несколько гиперболизированный оттенок всем тем сценам, в описании которых оно применялось. Возвышение слога в Библии также часто предопределено наличием в начале стиха слова Behold , которое заставляет читателя внимательнее присмотреться к фразе и читать ее медленнее. Интересно обратить внимание на то, как сегментная структура этого слова помогает подчеркнуть его стилистическое своеобразие особую возвышенность, которую оно придает повествованию. В нем реализуется постепенный переход от звука светлого к звуку темному от высокого /I/ через сужающийся дифтонг, ядро которого еще находится в промежуточной области, а второй элемент дифтонга произносится в области зева к темному варианту сонанта /l/, который тянется в этом слове, ибо оно как правило оно стоит в сильной ударной позиции. Слово Behold всегда выделяется в библейском тексте паузой: после него всегда идет запятая. В первом приведенном нами примере повествуется о том, как старый Иаков благословляет сыновей Иосифа, называя их отныне своими сыновьями. В результате переплетения в приведенной здесь фразе синтаксического и семантического параллелизма, и повтора сонорного m звучание фразы становится напевным , что подчеркивает возвышенный характер повествования. I will make ... I will make make thee fruitful ... make thee a multitude of people ... multiply thee Эта фраза задает тон всему последующему повествованию и превращает сцену благословения Иаковом своих внуков в торжественный обряд. Интересно, что каждое последующее предложение в этом эпизоде начинается с союза And, четко отчерчивающего каждое движение в эпизоде и поддерживающего динамику рассказа. Во втором отрывке, взятом из гл. 16 Книги Бытия, рассказывается о служанке Сары, египтянке Агарь, которая, зачав от Аврама, родила ему сына, нареченного Измаилом. Агарь была первоначально изгнана из дома Аврамова за то, что презирала госпожу свою, поскольку та не могла зачать, но потом принята назад со смирением, ибо так повелел ей вести себя ангел Господа. В этом примере мы наблюдаем картину аналогичную той, которую мы рассматривали выше. Значение слова multitude здесь подчеркивается предшествующим ему словом multiply и поддерживается повтором сонорных m и n . (167) В этом же предложении есть еще одно слово, зарегистрированное в словаре с пометой bibl. это слово seed. Нельзя не обратить внимание на соположение двух слов seed и exceedingly, в которых повторяются в практически неизменной форме звуки и слоги. Это повторение конечно не случайность, а результат обдуманного решения. Создатели текста сумели учесть не только стилистическую окраску слов, но и их специфическое звучание. Особый интерес представляет слово sepulchre. В Библии Короля Иакова употребляется еще два слова для обозначения места погребения и гроба tomb и coffin. Ни одно из них не стало в Библии предметом сравнения. Употребляются они в Библии только в своем прямом значении, в то время как слово sepulchre стало средством создания яркого образа для описания льстивых и лживых людей: For there is no faithfulness in their mouth; their inward part is very wickedness; their throat is an open sepulchre; they flatter with their tongue. (Ps. 5:9) Their throat is an open sepulchre; with their tongues they have used deceit; the poison of asps is under their lips: (Romans 3:13) Woe unto you, scribes and Pharisees, hypocrites! for ye are like unto whited sepulchres, which indeed appear beautiful outward, but are within full of dead men's bones and of all uncleanness. (Mtt. 23:27) (168) Все приведенные здесь отрывки это примеры гневной речи. В первом отрывке хорошо видно, как искусно сгущаются краски в каждой последующей части предложения, каждая из которой повторяет мысль предыдущей только с другой образностью. Движение идет от относительного нейтрального mouth к очень образному и ужасающему the open sepulchre. В Евангелии от Матфея в устах Иисуса Христа этот образ зловонного вместилища усиливается прямым его описанием: full of dead men's bones, and all uncleanness , которое в следующем стихе напрямую сравнивается с лицемерием и ложью: within ye are full of hypocrisy and iniquity . Думается, что сама звуковая оболочка слова sepulchre, состоящего из нескольких слогов, начинающегося с сильного ударного слога со свистящим в начале, более удобна для выражения гнева и презрения, чем темное и напряженное, с носовым постепенно затухающим к концу сонантом m , лишь подчеркивающим и усиливающим темный тембр звука /u:/ tomb. Слово sepulchre в приведенных примерах является предметом образного сравнения и, поэтому, должно произноситься с высоким падением на первом слоге. Своеобразный скрытый резерв , (наличие свистящего в первом ударном слоге) этого слова, который остается практически незамеченным в нейтральной позиции, поскольку поглощается большим количеством последующих звуков, здесь в сочетании с высоким падением служит средством выделения. Любопытно проследить, как слово sepulchre функционирует в более широком контексте. Приведем два стиха, которые предшествуют приводившемуся здесь уже отрывку из Псалма 5 и стих, который следует сразу за этим отрывком. 7 But as for me, I will come into thy house in the multitude of thy mercy: and in thy fear will I worship toward thy holy temple. 8 Lead me, O Lord, in thy righteousness because of mine enemies; make thy way straight before my face. /... / 10 Destroy thou them, O God; let them fall by their own counsels; cast them out in the multitude of their transgressions; for they have rebelled against thee. Бросается в глаза, как от светлого mercy, усиленного словом multitude в начале: I will come into thy house in the multitude of thy mercy через постепенное потемнение тембра в девятом стихе, мы приходим к полному антониму первой фразы с тем же усилителем multitude во фразе ... cast them out in the multitude of their transgression. Таким образом, с одной стороны, само значение слова sepulchre и его звуковая оболочка оказались гармонично вписаны в анализируемый здесь псалом, а, с другой стороны, само это слово оказалось как бы под влиянием общей тенденции сгущения тембра во втором отрывке. Много раз употреблено в Библии слово fire. Как правило, употребляется оно в контекстах, где подчеркивается ужас гнева божьего. В типичной для древнееврейских пророков манере это слово многократно усиливалось всевозможными повторами и усилительными словами. Наряду с отдельными словами-библеизмами необходимо учитывать и роль различных библеизмов-словосочетаний. Классическим библеизмом, постоянно встречающимся в литературе стало выражение fire and brimstone. В Библии это выражение встречается 9 раз, 5 из которых в Откровении Иоанна Златоуста. Не случайно и самая последняя картина, описывающая окончательное падение Сатаны, венчается именно этим словосочетанием. Четкая хореическая структура словосочетания делает его особо запоминающимся и поэтому понятна его позиция в конце стиха, где четко очерченный ритм лишь усиливает весь образ, а иногда вставляемое слово smoke не нарушает ритм, а напротив, гармонично вписывается в рисуемый мрачный образ ада fire and smoke and brimstome. Поставленная в конец стиха, эта фраза без сомнения требует замедленного темпа, ярко выраженного ритма, что в совокупности с темным , грудным тембром и подчеркнутым протянутым произнесением двух сонантов в слове brimstone создает трагическую давящую картину Преисподни: And thus I saw the horses in the vision, and them that sat on them, having breastplates of fire, and of jacinth, and brimstone: and the heads of the horses were as the heads of lions; and out of their mouths issued fire and smoke and brimstone. (Rev. 9:17) But the fearful, and unbelieving, and the abominable, and murderers, and whoremongers, and sorcerers. and idolaters, and all liars, shall have their part in the lake which burneth with fire and brimstone. (Rev. 21:8) Проведенный анализ позволяет прийти к заключению, что, говоря о стилистической маркированности библеизмов, мы вправе рассматривать их только в данной конкретной языковой форме. Библеизм не есть понятие универсальное, которое во всех языках будет иметь себе эквивалент. Понятие, которое зарегистрировано как библейское в английском языке, может оказаться совершенно нейтральным в других языках. Библеизм это не есть библейские реалии, а, прежде всего, определенная языковая форма данного конкретного языка, которая в силу своеобразия употребления приобрела тот или иной стилистический оттенок, определенное звучание, тембр. Наш анализ убеждает нас также в том, что именно благодаря своеобразию и изяществу употребления ряда английских слов, Библия Короля Иакова привлекла к себе внимание многих мастеров слова, классиков английской художественной литературы, в чьих произведениях эти слова с приобретенной в Авторизованной Версии стилистической окраской и своеобразным тембром звучания, стали жить новой жизнью и уже прочно вошли в язык с соответствующим оттенком. 3. О пунктуации в Библии Короля Иакова Повторим, что одним из краеугольных в современной филологии является положение о единстве устной и письменной форм речи. Мы исходим из того, что текст, подвергаемый анализу, предоставляет нам достаточную информацию о том, как он должен звучать. Связь между двумя формами речи предопределяется, в частности, знаками препинания. Заметим, что практически все знаки препинания, которые мы находим в тексте Библии Короля Иакова, были введены переводчиками этой английской версии. В оригинальных текстах большинство из них отсутствовало; не было в оригинальных текстах и принятого сегодня деления Библии на главы и стихи. Оно было введено французским кардиналом Стефаном Лангтоном лишь в 1230 году для облегчения запоминания текста).(169) Обратившись к энциклопедии Britannica мы обнаружили также, что уже к концу 16 века в европейской литературной традиции существовала так называемая риторическая система пунктуации (elocutionary system of punctuation). (170) Основной целью принятия данной системы было показать читателю, как слово должно быть произнесено в устной речи. В свете этих фактов высказывания некоторых современных исследователей английской литературы о том, что система английской пунктуации в целом сложилась лишь к концу 17 началу 18 века (чем отвергается ее роль в библейском тексте) нельзя считать вполне обоснованными.(171) Если обратиться к историческим фактам и подвергнуть более пристальному изучению функционирование знаков препинания в Библии Короля Иакова, то обнаружится, что, по-видимому, данный перевод создавался как устное обращение. Комиссия по переводу вносила коррективы в первую очередь в устный текст и, вероятно, не без учета того, какое впечатление производит именно звучание переведенного текста его ритм и мелодия. По-видимому, пунктуация должна была отразить эти коррективы, цели и намерения переводчиков Авторизованной Версии, философию данного перевода. Достаточно раскрыть Библию Короля Иакова, чтобы удостовериться на реальном материале в обоснованности наших предположений. И при анализе звучащего материала, библейских отрывков, которые читают образованные англичане-филологи, и при наших собственных попытках читать этот текст вслух мы обнаружили, что каждый знак препинания в тексте содержательно и интонационно обоснован. У читающего никогда не возникает чувства, что ему на той или иной фразе вдруг начинает не хватать воздуха ( как это часто случается в текстах, где доминирующей тенденцией расстановки знаков препинания является understopping). Можно было бы сказать, что Библия Короля Иакова с избытком снабжена знаками препинания.(172). При этом, запятая здесь, как правило, символизирует более краткую паузу; двоеточие и точка с запятой паузу большей длительности. Особого внимания заслуживает двоеточие, значение которого проясняется лишь после анализа большого числа библейских текстов и знания всего памятника. Если взять один из наиболее законченных в сюжетном отношении текстов и проследить семиотику этого знака препинания, то становится понятным, что он регулярно появляется в наиболее значимых, ключевых моментах текста, которые, без сомнения, требуют выделения того или иного отрезка речи голосом. Для синтаксиста семиотика этого знака препинания интересна еще и с точки зрения функциональной перспективы, поскольку, как уже отмечалось выше, этот знак препинания символизирует своеобразную границу между темой и ремой. Например, 5 And now send men to Joppa, and call for one Simon, whose surname is Peter: 6 he lodgeth with one Simon a tanner, whose house is by the sea side: he shall tell thee what thou oughtest to do. /... / 9 T On the morrow, as they went on their journey, and drew nigh unto the city, Peter went up upon the housetop to pray about the sixth hour: 10 and he became very hungry, and would have eaten: but while they made ready, he fell into a trance, 11 and saw heaven opened, and a certain vessel descending unto him, as it had been a great sheet knit at the four corners, and let down to the earth: 12 wherein were all manner of footed beasts of the earth, and wild beasts, and creeping things, and fowls of the air./... / 16 This was done thrice: and the vessel was received up again into heaven. (Acts 10) Темп после двоеточий замедляется, тембр становится темным , а ритм более четким благодаря тому, что ударения в простых ритмических группах становятся более сильными, и, таким образом, изохрония на уровне слухового восприятия более заметной.(173) Хорошо прослеживается функционирование этого знака препинания и в тех частях Библии Короля Иакова, которые согласно открытию епископа Лаута построены по принципу параллелизма. Можно было не знать этого закона (а переводчики Библии Короля Иакова и не знали его, поскольку открыт он был лишь в 18 веке) но, всякий раз, когда в одном и том же предложении происходило перефразирование одной из его частей, и некий образ описывался уже другими словами в другой части предложения (семантический параллелизм) между ними возникало двоеточие, сигнализировавшее, как уже отмечалось выше, паузу, замедление темпа, смену ритма и изменение тембральной окраски второй части предложения. Например: I will instruct thee and teach in the way which thou shalt go: I will guide thee with mine eye. Be ye not as the horse, or as the mule, which have no understanding: whose mouth must be held in with bit and bridle, lest they come near unto thee. (Psalm 32:8-9) Здесь мы видим не просто семантические повторы: в каждом перефразированном элементе возникает нечто новое. Во второй части предложения первая его часть ставится как бы под увеличительное стекло и фраза в целом становится предельно ясной. В некоторых случаях под ясностью следует понимать осознание читателем особой значимости фразы или предложения в данном контексте. Очевидно, что в тех случаях, где предполагается наличие таинственности и мистики, двоеточие делает их присутствие особо зримым, подчеркивает исключительность, важность этого момента для повествования. And he said, Go forth, and stand upon the mount before the Lord. And, behold, the Lord passed by, and a great and strong wind rent the mountains, and break in pieces the rocks before the Lord; but the Lord was not in the wind: and after the wind was an earthquake; but the Lord was not in the earthquake: and after the earthquake was a fire: and after the fire a still small voice. (1Kings 19). От одной части к другой нарастает напряжение ожидания разгадки некоторого таинственного знака, в котором явится Бог. Это ожидание отражается в постепенном потемнении тембра от двоеточия к двоеточию и в замедлении темпа. Однако в конце предложения мистичность не исчезает, а лишь еще более подчеркивается тремя ударными монотонами и выразительной сегментной структурой необычного словосочетания still small voice, два первых слова которого начинаются со свистящих свистящим заканчивается последнее слово. Ударение на первых двух словах усиливается сонантом /l/, который тянется в обоих случаях. В рассмотренном здесь примере двоеточие выполняет ту же функцию, что и в приводимом выше отрывке из Деяний Апостолов (Acts 10). Оно сигнализирует смену или насыщение тембра. Подводя итог нашим наблюдениям относительно семиотики знаков препинания в Библии Короля Иакова, заметим, что двоеточие, по-видимому, сигнализирует отдельность, сближаясь в этом случае с точкой, но предложение при этом все же остается единым, а внезапное изменение интонации осознается как особо значимое.(174) Верно это и для тех случаев, где на первый взгляд может показаться, что двоеточие выполняет функцию запятой и используется при перечислении: And there was a day when his sons and his daughters were eating and drinking wine in their eldest brother's house: and there came a messenger unto Job, and said, The oxen were plowing, and the asses feeding beside them: and the Sabeans fell upon them, and took them away; yea, they have slain the servants with the edge of the sword; and I only am escaped alone to tell thee. (Job 1:13-15) Зная содержание книги, Иова понимаешь, что двоеточия в приведенном выше предложении символизируют смену тембра от темного к еще более темному . Этим создается атмосфера страха перед неизвестным, перед внезапно возникшей бедой. Прибегая к терминам музыки, можно было бы сказать, что в данном конкретном предложении интонация идет от двоеточия к двоеточию крещендо. Несколько отличается своими функциями от двоеточия точка с запятой. Она не делит предложение столь явно на две или более части, а символизирует паузу несколько большей длительности, чем в случае с запятой. (175) Часто этот знак препинания ставится исключительно для того, чтобы контрастно очертить ритм того или иного стиха. There the wicked cease from troubling; and there the weary be at rest. There the prisoners rest together; they hear not the voice of the oppressor. The small and great are there; and the servant is free from his master. (Job3:17-19) Первые три синтагмы в нашем примере написаны хореем с регулярным чередованием пауз, которые сигнализируются сменяющимися точкой с запятой и точкой. А последняя синтагма только уподобляется первым трем с точки зрения пунктуации точка с запятой и точка расставлены здесь также как и в предыдущих трех предложениях, но размер здесь уже меняется: в первой части последнего предложения мы видим ямб, а во второй анапест. Авторы перевода, видимо, вынуждены были расставить знаки препинания в этом предложении именно таким образом, чтобы не прерывать мысль и сохранить заданный ритм до конца стиха. Это облегчает восприятие и запоминание и придает стиху изящество и элегантность. Таким образом, в результате проведенного анализа функционирования знаков препинания в тексте Библии Короля Иакова, приходим к заключению, что не может быть иного прочтения текста, кроме того, которое заложено создателями английского текста с помощью лексики, синтаксиса и знаков препинания. Не должно быть паузы в тексте там, где нет знака препинания и где слова подобраны с четкой ориентацией на звучание.(176) Читая текст, начинаешь понимать глубокий замысел переводчиков, которые в целом ряде случаев очевидно предусмотрели эффект звучания на стыках смысловых групп (177), где при отсутствии знака препинания, с тем, чтобы как-то отделить одну смысловую группу от другой, чтец, не делая паузы, по-видимому, должен будет прибегать к тому, что в фонетической науке известно под термином задержанная артикуляция (sustained articulation), т.е. произнесение последнего слога последнего слова смысловой группы с задержанной выдержкой, когда продлевается средняя фаза артикуляции звука. (178) При описанной выше форме резонатора эта задержка артикуляции влечет за собой специфический резонаторный тон. (179) Можно было бы сказать, что этот резонаторный тон приближается к эффекту эха , который обычно возникает при чтении вслух в каменном здании. Нередко данный эффект становится более выразительным, если ударение в конце смысловой группы падает на сонорный. Данный резонаторный тон и есть тот самый тембр, который лежит в основе библейской эпики, т.е. то, что мы называем эпическим тембром общебиблейского повествования. Основой данного тембра является уже описанный нами выше артикуляционный комплекс. Проиллюстрируем сказанное на примере. Глава 40:12-31 книги пророка Исайи посвящена восхвалению Бога и противопоставлению мощи Всевышнего немощи человека. Содержание этой части строится на риторических вопросах, а завершается она каскадом постепенно укорачивающихся синтагм во фразе, которая как бы резюмирует все сказанное выше. В тексте главы эта часть выделена двоеточием, что (как уже не раз подчеркивалось) предполагает изменение тембральной окраски. 30 Even the youths shall faint and be weary, and the young men shall utterly fall: 31 but they that wait upon the Lord shall renew their strength; they shall mount up with wings as eagles; they shall run, and not be weary; and they shall walk, and not faint. (Isa:40) В первой, самой длинной синтагме несколько протяжнее произносится слово they (поскольку после него следует придаточное предложение, требующее выделения в речи), Lord (последнее слово придаточного предложения), а, также, последнее слово в синтагме v strength, где ударение становится сильным благодаря протяжному произнесению сонорного. Произнесенные таким образом слова способствуют усилению темного резонаторного тона, а четыре короткие завершающие параллельные конструкции делают окончание главы особенно выразительным. 4. Параметры эпического тембра общебиблейского повествования Еще раз подчеркнем, что без детального анализа звучания все рассуждения о природе эпического жанра, способах его существования, о позиции автора останутся лишь бледной тенью того, что нам в действительности приходится слышать при чтении этих произведений вслух. Одна демонстрация того, как должен звучать этот текст в устах образованного человека, может заменить дюжину ученых трактатов о его природе. Лучшей проверкой весомости аргументов может и должна стать практика способность филолога объяснить и показать, как надлежит читать произведения эпического жанра и что составляет фонетическую основу этих текстов. Анализируя текст Библии Короля Иакова, многие исследователи неизменно подчеркивают акустико-перцептивный момент. Пытаясь дать характеристику Авторизованной Версии с этой точки зрения (с точки зрения общего фона, составляющего основу всех тембральных перепадов), они не уходят дальше уже приводившихся выше исключительно импрессионистических описаний, типа это текст, предназначенный для чтения в каменных зданиях или Библия Короля Иакова это т.н. lecturn Bible . Уловив основное в определяющем звучании текста его особую торжественность и величие, эти ученые не дают никаких конкретных рекомендаций относительно того, как надлежит читать этот текст вслух, каковы конкретные интонационные, тембральные параметры необходимые для создания упомянутого эффекта. В нашей работе, мы попытаемся описать этот эффект в пределах интонационной системы английской речи. Здесь нам необходимо определить форму речевого резонатора, и качество голоса с помощью которого достигается желаемый эффект эпического торжественного звучания. При этом, конечно, мы не должны забывать о том, что разложение звучания на отдельные вариации параметров является в значительной степени искусственным. Не случайно, идя по пути все более полного описания звучания с точки зрения самых разнообразных интонационных параметров, специалисты, работающие в области акустики, в последнее время осознают острейшую необходимость использования в работе над устной речью такой звукоанализирующей аппаратуры, которая позволила бы им изучать звучание с точки зрения определенных комплексов параметров. В центре внимания акустиков оказываются уже не отдельные частотные составляющие звука, а конкретные наборы частот, создающие тот или иной эффект в звучащей речи наборы частот, за которыми стоит определенное содержание.(180) Необходимо четко осознавать, что только в рамках экспериментальной фонетики ученый может позволить сосредоточить все свое внимание на том или ином отдельном фонетическом параметре, игнорируя при этом эстетико-перцептивный момент. Однако, переходя к содержанию, к конкретным смыслам, которые стоят за определенными звуковыми воплощениями, к рассмотрению целостного восприятия речи вообще и тем более речи художественной, мы стоим перед необходимостью анализа не каких-то отдельных просодических параметров, а комплексов просодических параметров, передающих то или иное содержание. (181) С фонетической точки зрения, каждая из упомянутых выше стилистических характеристик текста (таких, как эпичность, торжественность, возвышенность, иносказательность) есть не что иное, как зависимость тембра от всех остальных параметров. Анализируя текст и постоянно проверяя себя в чтении вслух, мы начинаем замечать, что то или иное сочетание просодических параметров постоянно встречается в определенном контексте. Постоянно наблюдая одно и то же сочетание, один и тот же комплекс просодических параметров, мы начинаем обозначать его как просодия 1, просодия 2, просодия 3 и т.д. Однако мы не вправе оставаться на этом уровне, поскольку, в конечном итоге, ключевое значение имеет все же содержание, смысл, который передается тем или иным просодическим комплексом. Выходя на уровень лингвостилистики и лингвопоэтики, т.е. на уровень восприятия текста в целом, выявленные нами комплексы приобретают те или иные имена и номенклатурные обозначения. Таким образом, предмет, наконец, оказывается как бы поставленным с головы на ноги , т.е. мы в своей эмпирической науке постоянно двигаемся от конкретного звучания текста, воплощения в звуке того, что отражено во внутренней речи читающего/пишущего, к определению в терминах фонетики и лингвопоэтики нашего окончательного эстетически-целостного восприятия художественного текста. В конечном итоге упомянутый здесь комплекс просодических параметров, составляющий основу данного тембра оказывается категорией не столько фонетической, сколько категорией лингвопоэтики. По существу, вводимые нами понятия, такие как темный тембр, эпический тембр общебиблейского повествования, торжественный тембр, с одной стороны, и светлый тембр, тембр иносказательный , тембр притчи, с другой стороны, представляют из себя явления одного порядка. Они с разных сторон раскрывают суть данного явления. В результате изучения звучащего материала и экспериментирования с ним мы пришли к выводу, что эффект звучания в каменных зданиях достижим с помощью определенной настройки резонаторов. Здесь можно провести аналогию между двумя резонаторами каменными стенами внутреннего помещения храма, предназначенного для общей молитвы и резонирующей поверхностью ротовой полости, глотки, грудного резонатора, носовой полости и др. (182) Отличительной особенностью первого является твердая поверхность далеко отстоящих друг от друга каменных стен, что и создает определенный резонирующий эффект. На артикуляторном уровне, в особенности если мы говорим об английском языке, об английской артикуляционной базе этот эффект также легко достижим. Английская артикуляционная база предполагает определенное оттянутое вниз положение гортани, распластанный и отодвинутый назад язык, что широко раздвигает стенки глотки и открывает стенки зева (т.е. верхней части глотки, ограниченной сверху небной занавеской, а снизу миндалинами), определенное увеличение получает и ротовая полость. Необходимо остановиться также и на качестве голоса. В нашей ситуации не может быть другого качества голоса кроме звонкости (resonance). Соединение увеличенных резонаторов и звонкости может создать эффект восприятия, который в литературе часто называется напевностью , величием , торжественностью и т.д. В связи со сказанным возникает вопрос о необходимом минимуме интонационных параметров, достаточных для создания описанного эффекта. Выше мы уже писали, что в обучении чтению вслух постановка речевых резонаторов является наиболее сложным моментом. Здесь существенную помощь может оказать изучение взаимодействия различных параметров звучания. Оказалось, что для производства достаточно низкой высоты тона говорящий вынужден несколько оттягивать назад язык и напрягать его корень, опускать вниз глотку, раздвигать стенки зева, сближать, а, порой, даже несколько выпячивать губы и приоткрывать проход в носовую полость. Диапазон голоса при этом сужается, а требуемое качество голоса (в данном случае звонкость (resonance)) при такой форме резонатора, высоте тона и диапазоне оказывается возможным только при повышенной громкости. Ритм и темп при этом регулируются знаками препинания и сегментным рядом. (183) Таким образом, теоретически нам достаточно определить форму резонатора и качество голоса, оговорить употребление знаков препинания и постановку логических ударений. Примечания (142) George Foot Moor The Literature of the Old Testament. London, P. 256.
|
|
|
|