Книга 1

Плиний Септицию1 привет.

Ты часто уговаривал меня собрать письма, написанные несколько тщательнее, и опубликовать их. Я собрал, не соблюдая хронологического порядка (я ведь не писал историю), а как они попадались под руку2. (2) Только бы ты не раскаялся в своем совете, а я в своей уступчивости. Теперь я поищу те, что забросил, и не буду прятать, если еще что напишу. Будь здоров.

2

Плиний Арриану1 привет.

Я предвижу, что ты задержишься со своим приездом, и потому предлагаю тебе книгу, которую обещал в прежних письмах. Прочти ее, пожалуйста, и, по своему обычаю, внеси поправки2, — потому особенно, что я, кажется, до сих пор ничего не писал с таким ζήλω1* [* усердием.](2) Я пытался подражать, по крайней мере в оборотах речи, Демосфену, твоему любимцу всегда, и Кальву 3, моему с недавних пор; силы таких ораторов могут достичь "немногие, кого справедливый"...4 (3) Материал вполне подходил для такого соревнования (боюсь за дерзкое слово): почти вся речь исполнена пафоса5: она пробудила меня от длительной спячки, если только я способен пробуждаться. (4) Не пренебрег я и ληκύθοις2* [** Лекифами.] нашего Марка6: я неизменно чуть-чуть сворачивал с дороги, когда уместно было украсить ими речь: я ведь хотел, чтобы речь потрясла людей, а не навела на них тоску.

(5) Не думай, что этой оговоркой я прошу снисхождения. Чтобы еще усилить твою правку, я тебе признаюсь: и меня самого и моих сотоварищей не отпугивает мысль об ее издании 7, если только ты благосклонно отнесешься к этой, может быть, нелегкой затее. (6) Надо, конечно, что-нибудь издать — лучше бы уже готовое — (молитва лентяя) — надо издать по множеству причин, а главное потому, что люди не выпускают из рук книжек, мной изданных, хотя они и утратили прелесть новизны. Книгопродавцы, может быть, только говорят мне приятные слова. Пусть, впрочем, говорят, если эта ложь заставляет меня работать. Будь здоров.

3

Плиний Канинию Руфу 1, привет.

Ну как Комо, наша с тобой радость? и прелестная пригородная вилла? портик, в котором всегда весна? аллея платанов с ее густой зеленью? канал с водой, отсвечивающей зеленью? Пруд внизу? он к нашим услугам? А та дорожка с землей плотной, но мягкой для ноги? а баня, круглый день залитая солнцем? столовые для большого общества и те, что лишь для некоторых? комнаты, где ты проводишь день, и спальни 2? (2) Они завладели тобой и передают, чередуясь, одна другой? Или тебя, внимательного хозяина, отвлекают обычные твои частые разъезды по имению? Если завладели тобой — счастливый ты человек, а если нет, ты "один из многих" 3.

(3) Почему ты (уже пора) не поручишь эти низменные мелкие заботы другим 4 и в этом глубоком полном уединении целиком не отдашься занятиям? им твой труд, им досуг; им работа и отдых, бдение и сон. (4) Создай, выкуй, что останется твоим навеки! Остальные твои владения после тебя не раз переменят хозяина; это, став твоим, никогда быть твоим не перестанет.

Я знаю, к какой душе, к какому дарованию обращаюсь я со своими увещеваниями; ты только постарайся понять сам, чего ты стоишь; если ты это поймешь, поймут и другие. Будь здоров.

4

Плиний Помпее Целерине1, своей теще, привет.

Всего у тебя полно в имении под Окрикулом, да и под Нарнией и под Карсулами, и под Перузией2! В имении под Нарнией даже баня3. Из писем моих (твоих уже не нужно) хватит одного старого и короткого. (2) Клянусь Геркулесом я больше дома у тебя, чем у себя. Есть, однако, разница: твои домочадцы принимают меня с большей заботой и вниманием, чем мои. (3) Может быть также будет и с тобой, если ты когда завернешь к нам. Я очень этого хотел бы; увидишь, у меня ни в чем тебе не будет отказа, как и мне у тебя не было, а затем пусть мои домочадцы, которые ожидают меня в пренебрежительном спокойствии, несколько встрепенутся. (4) У добрых хозяев рабы отвыкают бояться. Новые лица заставляют их очнуться, и они стараются получить одобрение хозяев за службу не им, а другим. Будь здорова.

5

Плиний Воконию Роману1 привет.

Видел ты такого перепуганного и присмиревшего человека, как М. Регул после смерти Домициана? Преступлений при нем совершал он не меньше, чем при Нероне, но не так открыто2. Ему стало страшно моего гнева — и не зря: я разгневан. (2) Он взлелеял гибель Рустика Арулена и так радовался его смерти, что прочитал и опубликовал сочинение, в котором нападал на Рустика; назвал его "обезьяной стоиков" и еще добавил "заклейменный Вителлиевым шрамом"3 — ты узнаéшь красноречие Регула. (3) Геренния Сенециона он поносил так неистово, что Меттий Кар сказал ему: "Какое тебе дело до моих мертвецов? Разве я беспокою Красса или Камерина" 4? (4) (Регул донес на них при Нероне). Он считал, что все это мне тягостно, и поэтому даже не пригласил на свое чтение. (5) А кроме того, он вспомнил, как приставал ко мне у центумвиров5 с расчетом меня погубить. Я помогал по просьбе Аррулена Рустика, Аррионилле, жене Тимона 6; Регул выступал против. Я в этом деле частично опирался на мнение Меттия Модеста 7, человека прекрасного. Он тогда находился в ссылке; был выслан Домицианом. И вот тебе Регул: "Скажи, Секунд, — обращается он ко мне, — что ты думаешь о Модесте?" Ответь я: "хорошо" — гибель; ответь "плохо" — позор. Могу сказать одно: боги мне помогли. "Я отвечу, если об этом будут судить центумвиры". Он опять: "Я спрашиваю, что ты думаешь о Модесте?" — (6) "Свидетелей8, — ответил я, — обычно спрашивают о подсудимых, а не об осужденных". Он в третий раз: "Я спрашиваю, что ты думаешь не о Модесте, а об его лояльности?" (7) "Ты спрашиваешь, что я думаю? Я считаю, что не дозволено даже обращаться с вопросом о том, о ком уже принято решение". Он замолчал; меня хвалили и поздравляли: я не повредил своему доброму имени ответом, хотя бы мне и полезным, но бесчестным, и не угодил в силок, расставленный таким коварным вопросом.

(8) Теперь, сознавая свою вину, он в перепуге хватает Цецилия Целера, сразу за ним Фабия Юста9 и просит их помирить меня с ним. Мало того: приходит к Спуринне 10 и униженнейшим образом (как всегда, когда он боится) молит его: "Молю тебя, пойди утром к Плинию, только совсем утром (я не в силах больше терпеть это беспокойство); каким угодно способом добейся, чтобы он на меня не сердился". (9) Я уже не спал; от Спуринны посол: "Я иду к тебе" — "ни в коем случае: я к тебе". Мы направились друг к другу и сошлись в портике Ливии 11, Спуринна излагает поручение Регула, добавив свою просьбу — скупо, как и полагается просить достойному человеку за негодяя. (10) "Смотри сам, чтó, по-твоему, ответить Регулу. Мне не пристало обманывать тебя: я жду Маврика12 (он еще не вернулся из ссылки) и не могу тебе ответить ни "да" ни "нет"; я буду поступать, как он решит: он тут глава, мне подобает идти за ним следом".

(11) Несколько дней спустя Регул встретился со мной в тот день, когда мы поздравляли претора13; занятый старым, он отводит меня в сторону и говорит: он боится, что у меня глубоко в душе засели слова, сказанные им однажды на суде центумвиров, когда он отвечал мне и Сатрию Руфу14: "Сатрий Руф, который не состязается с Цицероном и доволен современным красноречием". (12) Я ответил, что сейчас, после его признания, я понимаю его колкость, но ведь слова эти можно истолковать и в почетном смысле. "Да, — говорю я, — я состязаюсь с Цицероном, я недоволен современным красноречием и считаю крайней глупостью выбирать для подражания не самое лучшее. А раз ты помнишь этот случай в суде, почему же ты забыл о другом, когда ты меня допрашивал, чтó я думаю о лояльности Меттия Модеста?" Он заметно побледнел, — хотя и вообще бледен,— и, запинаясь, пробормотал: "Я спрашивал во вред не тебе, а Модесту". Какая жестокость в человеке! Он не скрывает своего желания навредить сосланному. (14) И вот замечательная для того причина: "Он ведь написал в одном письме, читанном у Домициана: "Царек, негоднейший из всех двуногих", — сущую правду написал Модест 15.

(15) На этом кончилась наша беседа; я не захотел ее продолжать, чтобы ничем не связать себя до приезда Маврика. Я прекрасно понимаю, что Регул δυσκαθαίρετον 3*[3* которого трудно уловить.]: он богат, влиятелен, многие за ним ухаживают, еще больше тех, кто его боится: страх обычно сильнее любви. Может, однако, случиться, что все это пошатнется и рухнет: преданность негодяев так же ненадежна, как они сами. (16) Повторяю опять, я жду Маврика. Он человек основательный, разумный, многими испытаниями многому наученный, способный по прошлому предвидеть будущее. По его указанию я или что-то попытаюсь сделать, или буду сидеть смирно. (17) Я написал тебе об этом потому, что по нашей взаимной любви надлежит тебе знать не только о том, что я делаю и говорю, но и о том, что собираюсь сделать. Будь здоров.

6

Плиний Корнелию Тациту привет.

Ты будешь смеяться — смейся, пожалуйста. Я — вот этот я, которого ты знаешь, взял трех кабанов — и превосходных. "Сам"? — спрашиваешь ты. — Сам, пребывая, однако, в своей обычной спокойной неподвижности. Я сидел у тенет1, рядом были не рогатины и копья, а стиль и дощечки2; я что-то обдумывал и делал заметки, чтобы вернуться домой, если и с пустыми руками, то с полными табличками. (2) Не пренебрегай таким способом работы: ходьба, движение удивительно возбуждают душу; а леса вокруг, уединение, само молчание, требуемое охотой, побуждают к размышлению.

(3) Потому, когда пойдешь на охоту, вот тебе мой совет: бери с собой не только корзиночку с едой и бутылку, но и дощечки: узнаешь, что Минерва бродит по горам не меньше, чем Диана. Будь здоров.

7

Плиний Октавию Руфу1 привет.

Смотри, на какую высоту ты меня поставил, уделив мне такую же царственную власть, какую Гомер Юпитеру сильнейшему величайшему:

τω δ'ετερον μεν έδωκε πατήρ, δ'έτερον ανένευσεν4*.[4* "Дал Пелейону одно, а другое владыка отринул" (Илиада, XVI, 250; перевод Н. И. Гнедича).]

и я ведь могу на твое желание ответить подобным же кивком и в знак несогласия отрицательно покачать головой. (2) И если я еще могу, особенно по твоей просьбе, оправдаться перед жителями Ботики в том, что я не буду их защитником в тяжбе против некоего человека2, то выступить против провинции, любовь которой я приобрел, оказав ей столько услуг, столько для нее, даже с риском для себя, потрудившись 3, — это противно моим правилам неизменной верности (а ты это ценишь). (3) Я пойду средним путем: из двух твоих просьб (ты просишь исполнить какую-нибудь одну) я выберу ту, которой удовлетворю не только твое пристрастие, но и твое здравое суждение. Для меня важно не то, чего ты, человек хороший, хочешь в данную минуту, а то, что ты всегда сможешь одобрить.

(4) Я надеюсь около октябрьских ид 4 быть в Риме и лично подтвердить это Галлу5 твоим и моим словом. За меня ты можешь и сейчас ему поручиться:

ή και κυανέησιν επ' οφρύσι νεΰσε5*.[5* "Рек и во знаменье черными Зевс помавает бровями" (Илиада, I, 528; перевод Н. И. Гнедича).]

Почему, в самом деле, мне и не разговаривать с тобой стихами из Гомера, пока ты не позволишь разговаривать твоими. А я горю желанием их иметь. (5) Пожалуй, это единственная взятка, которой можно было меня подкупить и заставить выступить против Бетики.

(6) Почти упустил из виду то, чего никак не следовало упускать: я получил великолепные финики, которым теперь придется поспорить с винными ягодами и грибами. Будь здоров.

8

Плиний Помпею Сатурнину1 привет.

Очень кстати мне вручили твое письмо, в котором ты требуешь прислать тебе что-нибудь из моих писаний. Я и сам намеревался это сделать. Ты дал шпоры коню, который бежит по собственной охоте, и разом уничтожил необходимость — для себя просить прощения за отказ от работы, а для меня извиняться за требование ее. (2) Не следует мне стесняться и не брать того, что предложено, а тебе тяготиться тем, чего сам домогался. Не ожидай, однако, чего-нибудь нового от человека, любящего безделие. Я собираюсь тебя попросить: удели мне время опять для той речи, которую я держал своим землякам перед открытием библиотеки 2. (3) Я помню, у тебя уже были какие-то замечания, касающиеся частностей: поэтому сейчас я прошу тебя, займись ею не только в целом, но пройдись даже по отдельным параграфам и отшлифуй их так, как это у тебя в обычае. И после исправления от меня ведь будет зависеть издать эту речь или оставить ее лежать. (4) И может быть итоги исправления покончат с моими колебаниями и приведут меня к определенному решению: или недостойной издания найдет эту речь неоднократный пересмотр, или он сделает ее достойной, — над чем я и стараюсь.

(5) Колебания мои вызваны не качеством моих писаний, а содержанием их. Тут есть слабый привкус как бы самохвальства и превозношения, и меня при моей скромности это тяготит. Пусть я буду говорить сжато в просто, но все же я вынужден толковать и о щедрости своих родителей3 и о своей собственной, а это тема опасная и скользкая, хотя говорить о близких и соблазнительно. (6) И если хвалу посторонним выслушивают обычно с некоторой досадой, то как трудно сделать, чтобы речь человека, повествующего о себе и о своих, не показалась и вовсе несносной! Мы завидуем нравственному благородству, но гораздо больше тому, что его прославляют, и не судим вкривь и вкось только о добрых делах, укрытых молчанием и мраком. (7) Потому я часто думал: ради себя только составил я эту речь (что бы она собой не представляла) или это мой долг и перед другими? "Ради себя": в этом меня убеждает то обстоятельство, что большинство поступков, необходимых в каком-то деле, по завершении его кажутся бесполезными и не стоящими благодарности.

(8) Не будем искать примеров дальше. Что было бы полезнее сочинения о смысле и значении щедрости? Оно дало бы мне возможность, во-первых, спокойно заняться размышлениями о высоком и достойном, затем, длительно всматриваясь, вникнуть в их красоту, и, наконец, избавить от раскаяния, сопровождающего внезапную щедрость. Эти мысли упражняли бы в презрении к деньгам. (9) Природа оковала людей стремлением сберегать их; с меня же, много и долго думавшего над тем, что такое щедрость, любовь к ней сняла цепи скупости, весьма весомые. Моя щедрость, казалось бы, заслуживает тем более похвалы, что меня влечет к ней не бессмысленный порыв, а размышление.

(10) В добавок к этому я обещал ежегодно выдавать сумму не на театральные представления и не на гладиаторов, а на содержание свободнорожденных детей4. Представления, услаждающие глаз и ухо, не нуждаются в рекомендации: тут людей надо не возбуждать словом, а скорее сдерживать; (11) чтобы человек охотно взял на себя докучный труд воспитания, этого следует добиваться не только наградами, но и особо подобранными увещаниями. (12) Врачи предписывают здоровую, но невкусную пищу с ласковыми уговорами: тем более приличествует замыслившему одарить общество даром полезнейшим, но не столь приятным, представить его в речи вежливой и любезной — еще и потому особенно, что я старался получить одобрение дару, предназначаемому отцам, и от людей бездетных: пусть чести, оказанной немногим, остальные терпеливо дожидаются, стараясь ее заслужить. (13) Тогда, однако, я больше беспокоился об общем благе, чем о самолюбии отдельных лиц: я хотел, чтобы цель и значение моего дара были поняты; теперь же, издавая свою речь, я боюсь, не показалось бы, что я потрудился не для чужой пользы, а для собственного прославления.

(14) А затем я помню, насколько выше считать наградой за благородный поступок не молву, а сознание сделанного. Слава должна придти сама, ее нечего искать, а если случайно она и не придет, то поступок, заслуживший славу, все равно останется прекрасным. (15) Те, кто украшает словами свои благодеяния, совершают их, по-видимому, ради того, чтобы разгласить о них. Поступок, в рассказе свидетеля великолепный, в оценке самого совершившего бледнеет. Люди, не будучи в силах разрушить сделанное, придираются к похвальбе им. Если о твоем поступке лучше умолчать, они корят поступок; если ты не молчишь о том, что стоит похвалы, они обвиняют тебя самого.

(16) Есть еще особая причина, меня удерживающая. Я говорил эту речь не перед народом, а перед декурионами, и не на площади, а в курии5. (17) Боюсь оказаться непоследовательным: при моем выступлении я хотел избежать громкого одобрения и согласия толпы; теперь, издавая свою речь, я ищу его. А я ведь не пустил этот самый народ, о котором заботился, на порог курии, чтобы не показалось, будто я перед ним как-то заискиваю; теперь же явно угодничаю даже перед теми, для кого мой дар имеет значение только примера.

(18) Вот тебе причины моих колебаний; я послушаюсь, впрочем, твоего совета: твой авторитет заменит для меня размышления. Будь здоров.

9

Плиний Миницию Фрундану 1 привет.

Удивительно, как в Риме каждый день занят или кажется занятым; если же собрать вместе много таких дней — окажется, ничего ты не делал. (2) Спроси любого: "Что ты сегодня делал?", он ответит: "Присутствовал на празднике совершеннолетия2, был на сговоре или на свадьбе3. Один просил меня подписать завещание4, другой защищать его в суде, третий придти на совет" 5. (3) Все это было нужно в тот день, когда ты этим был занят, но это же самое, если подумаешь, что занимался этим изо дня в день, покажется бессмыслицей, особенно если ты уедешь из города. И тогда вспомнишь: "сколько дней потратил я на пустяки!"

(4) Так бывает со мной, когда я в своем Лаврентийском поместии что-то читаю или пишу или даже уделяю время на уход за телом: оно ведь поддерживает душу. Я и не слушаю и не говорю того, в чем пришлось бы потом каяться; (5) никто у меня никого не злословит; никого я не браню, разве что себя за плохую работу; ни надежда, ни страх меня не тревожит, никакие слухи не беспокоят; (6) я разговариваю только с собой и с книжками. О правильная, чистая жизнь, о сладостный честный досуг, который прекраснее всякого дела! море, берег, настоящий уединенный μουσεΐον6*,[6* храм Муз.] сколько вы мне открыли, сколько продиктовали!

(7) Оставь же при первой удобной службе этот грохот, пустую болтовню, нелепейшие занятия; сохрани себя для литературы и предайся досугу! лучше ведь, по остроумному глубокомысленному слову нашего Атилия6, "ничем не заниматься, чем заниматься ничем". Будь здоров.

10

Плиний Аттию Клементу1 привет.

Никогда в нашем городе умственная жизнь так не била ключом, как сейчас: примеров тому много и они известны, но достаточно одного — я упомяну только философа Эвфрата 2. (2) Когда я юношей был на военной службе в Сирии3, я хорошо пригляделся к нему у него в доме и постарался, чтобы он полюбил меня. Стараться, впрочем, нужды не было: сам он идет навстречу, он доступен и полон той доброты, которой учит. (3) О, если бы я в той же мере осуществил надежды, которые он тогда возлагал на меня, в какой он возрос в своих добродетелях! Или я сейчас им удивляюсь больше потому, что больше их понимаю. (4) И сейчас, впрочем, понимаю не вполне: как о художнике, скульпторе, резчике может судить только мастер, так и мудреца может постичь только мудрец.

(5) В Эвфрате, насколько мне дано судить, много черт выдающихся и блестящих; даже на людей мало образованных они производят впечатление. В его рассуждениях есть тонкость, основательность, изящество; часто даже что-то от Платоновой высоты и размаха. Речи его богаты и разнообразны по содержанию и, главное, они сладостны и заставляют соглашаться раже противников. (6) А к этому еще высокий рост, красивое лицо, отпущенные волосы, большая седая борода. Пусть все это несущественно и неважно, но все-таки это вызывает к нему почтения еще больше. В одежде ничего отпугивающего, ничего мрачного, но она очень строгая; при встрече с ним почувствуешь почтение, но не испугаешься 4. (7) Жизнь совершенно святая, доброта совершенная: он преследует пороки, но не людей; заблуждающихся не корит, но исправляет. Следи со всем вниманием за его увещаниями, — и хотя ты уже убежден, но тебе хочется, чтобы тебя еще убеждали. (8) У него трое детей — двое мальчиков, которых он тщательно воспитывает5. Его тесть, Помпей Юлиан6, человек, проживший большую и славную жизнь; возвеличить и прославить его, впрочем, могло уже то, что он, первый человек в провинции, выбрал среди людей высокого ранга в зятья себе первого не по званиям, а по мудрости.

(9) Но зачем я так много говорю о человеке, обществом которого мне не дано пользоваться? Чтобы еще больше тосковать от того, что не дано? Я завален работой по службе, очень важной и очень тягостной7: сижу перед трибуналом, подписываю отчеты, составляю счета, пишу много писем, не думая об их литературной отделке. (10) Иногда (часто ли это удается) я жалуюсь на эти занятия Эвфрату. Он утешает меня и утверждает даже, что философия в лучшем своем отделе учит служить обществу: расследовать, творить суд, выявлять справедливость, значит осуществлять на практике то, чему она учит. (11) В одном только он не может убедить меня: будто заниматься всем этим лучше, чем проводить с ним целые дни, слушая и поучаясь.

Поэтому я тебе, человеку свободному, настоятельно советую, как только ты приедешь в Рим (и приезжай ради этого поскорей), вручи ему себя для окончательного усовершенствования. (12) Я не завидую, как большинство, чужому счастью, которого лишен сам, а наоборот: испытываю некоторое удовольствие, что друзьям моим досталось то, в чем мне отказано. Будь здоров.

11

Плиний Фабию Юсту привет.

Давно от тебя ни одного письма. "Не о чем писать", — говоришь ты. Вот это самое и напиши: "нечего было писать", или только ту фразу, с которой обычно начинали наши предки: "если ты здоров, хорошо; я здоров". С меня этого хватит: это ведь самое главное. Думаешь, шучу? Я прошу всерьез, уведомь, как живешь. Не зная этого, я не могу не быть в величайшей тревоге. Будь здоров.

12

Плиний Калестрию Тирону1 привет.

Тяжкая постигла меня утрата: я лишился такого человека, как Кореллий Руф2. Он умер, умер добровольно, и это растравляет мое горе. Особенно ведь скорбишь о смерти, которую не считаешь естественной и предопределенной. (2) Неизменным и великим утешением в смерти людей, скончавшихся от болезни, служит ее неотвратимость; о тех, кто сами призвали смерть, горюешь неисцелимо, ибо веришь, что они могли еще долго жить. (3) Кореллия подвиг на это решение разум 3; люди мудрые повинуются разумному, а не неизбежному. А у него было много причин жить: сознание незапятнанного прошлого, незапятнанное имя, большая авторитетность, а затем еще дочь, жена, внук, сестры и среди стольких близких истинные друзья. (4) Его мучила болезнь такая длительная и такая опасная, что смерть и ее доводы одержали победу над жизнью и всем, что было в ней ценного.

На тридцать третьем году, как я слышал от него самого, он заболел подагрой. Эта болезнь у него от отца; болезни, как и прочее, передаются по наследству. (5) Пока он был молод и силен, он побеждал болезнь, одолевая ее жизнью воздержанной и чистой; в последнее время, когда со старостью она усилилась, выносил ее с помощью сил душевных, хотя страдания были невероятные и пытки жесточайшие. (6) Боль уже не сидела только в ногах, а ходила по всем членам. Я посетил его при Домициане, когда он лежал у себя в пригородной вилле. (7) Рабы вышли из спальни; таков уж был у него порядок: когда приходил близкий друг, то все удалялись, даже жена, хотя она умела свято хранить любую тайну. (8) Он огляделся кругом: "Как ты думаешь, почему я так долго терплю такую муку? Да чтобы хоть на один день пережить этого грабителя" 4. Дай этому духу тело, столь же сильное, и он выполнил бы то, чего хотел 5.

Бог услышал его молитву. Она исполнилась: он спокойно ожидал смерти, чувствуя себя свободным, и оборвал то многое, что привязывало его, но уже слабо, к жизни. (9) Болезнь росла, он старался смягчить ее воздержанием, но перед ее упорством дрогнула его стойкость. Прошел второй день, третий, четвертый, он ничего не ел. Жена его, Гиспулла 6, послала ко мне общего нашего друга Геминия со скорбной вестью: Кореллий решил умереть, он не склоняется к мольбам ни ее, ни дочери, и я единственный человек, который может вернуть его к жизни. (10) Я кинулся к нему и был уже совсем близко, когда Юлий Аттик7 сообщает мне со слов той же Гиспуллы, что и я ничего не добьюсь: он все прочнее утверждается в своем намерении; "κέκρικα"7*,[7* я решил.] — сказал он врачу, поднесшему пищу. Это слово оставило в душе моей столько же восхищения, сколько и тоски.

(11) Я думаю о том, какого друга, какого человека я лишился. Ему исполнилось шестьдесят лет: даже для очень крепких людей это срок длинный — знаю; он избавился от хронической болезни — знаю; он умер, оставив близких живыми, здоровыми, а государство, которое было ему дороже всех, в благополучии — и это знаю. (12) И все же я горюю о нем, как о юноше, как о человеке полном сил, горюю (можешь считать меня малодушным) ради себя. Я ведь потерял человека, следившего за моей жизнью, потерял вожатого и учителя. Коротко говоря, скажу то же, что в своем горе сказал своему другу Кальвизию8: "боюсь, что не буду так внимателен к своей жизни"9. (13) Поэтому не утешай меня; "он был стар, был немощен" (это я ведь знаю). Найди что-нибудь новое, что-нибудь сильное, о чем я никогда не слыхал, никогда не читал. То, что я слыхал, о чем читал, само собой приходит мне на ум, но перед таким горем это бессильно. Будь здоров.

13

Плиний Созию Сенециону 1 привет.

Большой урожай поэтов в этом году; в апреле не было почти ни одного дня без публичных чтений. Я радуюсь оживлению литературной деятельности 2 и выступлениям талантливых людей, публично о себе заявляющих. Слушатели, однако, собираются лениво. (2) Большинство сидит в портиках3, тратит время на болтовню и время от времени приказывают сообщить себе, вошел ли чтец, произнес ли вступление, свернул ли уже значительную часть свитка. Только тогда они собираются, и то медленно, с задержками и уходят, не дожидаясь конца, — одни тайком и прячась, а другие свободно, без стеснения.

(3) Клянусь Геркулесом, отцы наши помнили, как император Клавдий, прогуливаясь однажды по Палатину, услышал гул одобрения; спросил в чем дело и, узнав, что Нониан4 читает свое произведение, вошел, нежданно-негаданно для чтеца. (4) Теперь любой бездельник, которого уже давным-давно пригласили, неоднократно напоминали о приглашении, или вовсе не приходит, а если приходит, то именно потому, что день не потерян, он и жалуется на его потерю. (5) Поэтому особого одобрения и признания заслуживают писатели, которым не мешает работать пренебрежительное равнодушие слушателей.

Я бывал почти на всех чтениях5; большинство авторов, правда, мои друзья; нет никого, кто, любя литературу, не любил бы в то же время и меня. (6) Поэтому я и задержался в Риме больше, чем себе назначил. Сейчас я могу вернуться в свое убежище и что-нибудь писать! Выступать с чтением не буду, да не покажется, что я присутствовал на чтениях не в качестве слушателя, а заимодавца. Неблагодарное дело услуга, оказываемая чтецу, — да и всякая другая, — если за нее требуют благодарности. Будь здоров.

14

Плиний Юнию Маврику1 привет.

Ты просишь, чтобы я присмотрел мужа для дочери твоего брата. Справедливо, что возлагаешь это дело именно на меня. Ты ведь знаешь, как я чтил и любил этого большого человека, как любовно наставлял он меня в юности, какими похвалами достиг того, чтобы я оказался достойным похвалы. (2) Нет мне поручения от тебя более важного и приятного, нет для меня задачи более почетной, чем выбрать юношу, который достоин родить внуков Арулену Рустику.

(3) Долго пришлось бы искать такого, если бы не было человека, словно предназначенного для этого жребия, а именно Миниция Ацилиана2. Он, юноша, любит меня как юношу (он младше меня на несколько лет) и очень близкого друга и уважает как старика. Он хочет, чтобы я воспитывал и наставлял его, как это бывало со мной в вашем доме. (4) Родина его Бриксия, город в той нашей Италии3, которая до сих пор удерживает и сохраняет многое от порядочности и простоты деревенского старого уклада жизни. (5) Отец его, Миниций Макрин, человек среди сословия всадников видный; подняться выше он не захотел: причисленный божественным Веспасианом к преториям4, он неизменно предпочитал честный покой нашей — как мне сказать — нашей тщеславной погоне за магистратурами? или их достоинству? (6) Серрана Прокула из Патавия его бабушка с материнской стороны. Ты знаешь нравы тех мест5, но Серрана даже для Патавия образец строгой нравственности. Публий Ацилий6 доводится ему дядей по матери. Это человек почти единственный по своей основательности, благоразумию, честности. Коротко говоря, во всей семье не найдется ничего, что не пришлось бы тебе по душе в своей собственной.

(7) Сам Ацилиан очень энергичен и деятелен, и в то же время чрезвычайно скромен. Он с честью прошел квестуру, трибунат и претуру; ты избавлен от необходимости хлопотать за него. (8) У него благородное румяное лицо, и он часто краснеет; врожденная красота во всей фигуре и осанка сенатора. По-моему никак не следует считать это мелочью: это как бы награда девушкам за их целомудрие. (9) Не знаю, добавлять ли, что отец его человек очень состоятельный. Когда я представляю семью, в которую собираюсь ввести зятя, то думаю, что о его средствах говорить не стоит7; когда думаю о наших нравах и законах, считающих, что прежде всего надо учитывать состояние, то, представляется мне, не следует обойти и этот пункт, тем более что, думая о потомстве8, и потомстве многочисленном, следует при выборе партии принимать и это в расчет.

(10) Ты может быть думаешь, что я, ослепленный любовью, превознес юношу сверх всякой меры. Честью ручаюсь тебе: в будущем ты увидишь, что действительность далеко превзошла мои отзывы. Я, правда, горячо люблю юношу, как он того и заслуживает, но любящий не смеет засыпать похвалами того, кого любит. Будь здоров.

15

Плиний Септицию Клару1 привет.

Послушай! Обещаешь быть к обеду2 и не приходишь! в суд — уплати до асса расходы — и не малые! приготовлены были: по кочанчику салата, по три улитки, по два яйца, пшеничная каша с медовым напитком и снегом (посчитаешь и его в первую очередь, потому что он растаял на блюде)3, маслины, свекла, горлянка и тысяча других не менее изысканных блюд. Ты услышал бы или сцену из комедии, или чтение, или игру на лире, а пожалуй и все это — вот какой у меня размах!4 (3) а ты предпочел есть у кого-то устриц, свинину, морского ежа и смотреть на гадитанок5.

Будешь наказан, как — не скажу! Но поступил ты жестоко, лишив удовольствия — себя ли, не знаю, а меня конечно; впрочем и себя. Как бы мы позабавились, посмеялись, позанимались! (4) Пообедаешь роскошнее у многих, нигде веселее, спокойнее, непринужденнее. В общем проверь, и если потом ты не предпочтешь отказывать другим, отказывай всегда мне. Будь здоров.

16

Плиний Эруцию 1 привет.

Я любил Помпея Сатурнина (я называю его нашим)2 и хвалил его талант, даже не зная еще, как он разносторонен, гибок и разнообразен; теперь я совершенно покорен им. (2) Я слышал его в суде: речь сильная, горячая и в то же время тщательно отделанная — независимо от того, заранее ли она подготовлена или сказана экспромтом. Много уместных афоризмов, композиция строгая, классическая, слова звучные, старинные 3. (3) Все это удивительно нравится, когда проглотишь его речь одним духом; нравится и при повторном, внимательном чтении. Взяв в руки его речи и сравнивая их с любым старым оратором, — а он им соревнует 4, — ты подумаешь то же, что и я. (4) Он еще лучше как историк по сжатости, ясности и приятности, по блеску и взлету рассказа. Речи его тут так же сильны, как и судебные, только более сжаты и ограничены своей темой.

(5) Кроме того, он пишет стихи — такие, как Катулл или Кальв5. Действительно такие, как Катулл или Кальв. Сколько в них сладостной прелести, горькой шутки, любовных слов. Он вставил — намеренно — среди нежных милых стихов некоторые грубоватые, тоже как Катулл и Кальв.

(6) Недавно он мне читал письма: сказал, что женины: мне казалось, что я слышу Плавта или Теренция в прозе. Женины ли это письма, по его утверждению, его ли собственные, — он это отрицает, — но он одинаково стоит одобрения: за собственное ли сочинение или за то, что воспитал такой вкус в жене 6, которую взял молоденькой девушкой.

(7) Я не расстаюсь с ним целый день; читаю то же самое перед тем, как начать писать; то же самое, когда окончил писать; то же самое даже во время полного отдыха — и всегда словно новое. (8) Очень советую тебе делать так же. Нельзя ценить его труды ниже потому, что он наш современник. Если бы он славен был среди людей, которых мы никогда не видели, мы разыскивали бы не только его книги, но и его изображения 7, но он живет в наше время, он нам уже надоел и слава его тускнеет. (9) Неправильно и зло не восхищаться человеком, достойным восхищения, потому что тебе довелось его видеть, с ним разговаривать, его слышать, обнимать и не только хвалить, но и любить. Будь здоров.

17

Плиний Корнелию Тициану1 привет.

Люди помнят еще о верности и долге! есть еще друзья умерших! Титиний Капитон2 получил от нашего императора3 разрешение поставить на форуме статую Л. Силана4. (2) Прекрасно, высокой похвалы достойно использовать дружбу принцепса по такому случаю, измерять благоволение к себе возможностью оказывать почет другим. Капитон вообще чтит славных мужей. (3) У него дома — только там ведь и можно — есть изображения Брута, Кассия и Катона5. Как благоговейно он их хранит! и превозносит жизнь каждого в отличных стихах. Знай, что человек, которому так дорога доблесть в других, сам наделен ею в избытке. (4) Воздана Л. Силану должная ему честь; Капитон позаботился о его бессмертии и равно и о своем. Иметь статую на форуме римского народа так же почетно, как и поставить ее. Будь здоров.

18

Плиний Светонию Транквиллу 1 привет.

Ты пишешь, что ты в ужасе от своего сна2 и боишься, как бы не случилось с тобой в суде неприятности. Ты упрашиваешь меня найти извинение для отсрочки, на несколько, конечно, ближайших дней. Это трудно, но я попытаюсь: και γαρ τ'όναρ εκ Διός εστιν8*. [8* И сны от Зевса бывают (Илиада, I, 63)] (2) Важно, однако, вот что: снится ли тебе то, что действительно сбудется или обратное этому. Я вспоминаю свой сон и мне кажется, что твой, тебя испугавший, предвещает тебе полный успех. (3) Я вел дело Юния Пастора 3; и вот вижу во сне свою тещу 4, которая, бросившись к моим ногам, заклинает меня не выступать, — а предстояло мне выступать совсем еще молодому; предстояло выступать перед четырьмя объединенными комиссиями суда; предстояло выступать против людей в государстве могущественных, более того, друзей цезаря 5. Хватило бы и одного из этих обстоятельств, чтобы после такого мрачного сна лишить меня присутствия духа. (4) И, однако, я выступил λоγισάμενος9*, [9* Подумав, сообразив.] что είς οιωνος άριστος, αμύνεσθαι περί πάτρης10* [10* Знамение лучшее всех: за отечество храбро сражаться (Илиада, XII, 243; перевод Н. И. Гнедича).], и посчитал, что если что мне сейчас и дороже отечества, то это верность слову. Все кончилось благополучно, и это дело открыло меня людям, впустило в мои двери славу. (5) Смотри поэтому, не обратить ли тебе по этому примеру и свой сон в доброе предзнаменование? Если, однако, считаешь более верным правило того осторожнейшего человека: "не делай, если сомневаешься"6, то так и напиши. (6) Я найду какую-нибудь увертку и буду вести твое дело, когда ты захочешь. У тебя, конечно, иное положение, чем было у меня: суд центурионов нельзя отложить никоим образом, этот, хоть и трудно, но возможно. Будь здоров.

19

Плиний Роматию Фирму1 привет.

Ты мой земляк, мы вместе учились и дружим с ранних лет. Твой отец был близким другом моей матери и моего дяди, и моим, насколько разница возраста это допускала. У меня веские причины хлопотать о достойном тебя звании. (2) Ты у нас декурионом 2, т. е. состояния у тебя сто тысяч сестерций, и чтобы нам радоваться на тебя, — не только декуриона, но и на римского всадника,— я предлагаю тебе для полного всаднического ценза триста тысяч сестерций3. (3) Что ты не забудешь этого дара, за это ручается наша длительная дружба. Я не уговариваю тебя в том, в чем следовало бы уговаривать, не знай я, что ты и без всяких уговоров будешь вести себя в своем новом звании со всей скромностью, ибо получено оно от меня. Заботливее следует беречь честь, если, охраняя ее, охраняешь и благодеяние друга. Будь здоров.

20

Плиний Корнелию Тациту привет.

Часто идет у меня спор с одним ученым и опытным человеком1, которому в судебных речах больше всего нравится краткость2. (2) И я согласен, что ее надо соблюдать, если это дозволяется делом. Иначе предательством будет пропустить то, о чем следует сказать; предательством бегло и кратко коснуться того, что следует втолковывать, вбивать, повторять. (3) Для большинства в длинном рассуждении есть нечто внушительное, весомое; меч входит в тело не от удара, а более от нажима: так и слово в душу.

(4) Этот человек говорит со мной, ссылаясь на образцы: указывает мне у греков речи Лисия, у нас речи Гракхов и Катона 3; большинство их кратки и сжаты. Я предпочитаю Лисию Демосфена, Эсхина, Гиперида и еще многих, а Гракхам и Катону Поллиона, Цезаря, Целия и прежде всего Туллия4, самой лучшей речью которого считается самая длинная. Клянусь Геркулесом! как со всем хорошим, так и с хорошей речью: она тем лучше, чем длиннее. (5) Посмотри, как статуи, картины, изображения людей, многих животных и даже деревьев, если они вообще красивы, выигрывают от размера. То же и с речами: даже свиткам величина придает некоторую внушительность и красоту.

(6) Эти соображения и множество других, которыми я защищаю эту самую мысль, задевают моего собеседника, в споре неуловимого и увертливого: он утверждает, что речи, сказанные в суде (те самые, на которые я ссылаюсь), были гораздо короче изданных. (7) По-моему, наоборот. Подтверждением служат многие речи многих ораторов, а у Цицерона речь за Мурену и за Варена5, в которых дается краткий голый список некоторых обвинений: своего рода оглавление. Отсюда ясно, что при издании он выпустил многое из сказанного в суде. (8) Он же в речи за Клуенция6 говорит, что, по старому обычаю, он излагал все дело Клуенция один, а Г. Корнелия7 защищал четыре дня. Несомненно, однако, что речь, по необходимости растянувшуюся на несколько дней, нельзя потом, урезав ее и подчистив, втиснуть в одну книгу, большую, правда, но все-таки одну. Но, скажут мне, "одно — речь, которую хорошо послушать в суде, и другое — речь, которую хочешь почитать". Я знаю, что некоторым так кажется, я же убежден (может быть, ошибаюсь), что одна и та же речь может, правда, показаться хорошей, когда ее произносят, и плохой, когда ее читают, но невозможно, чтобы речь, хорошо написанная, оказалась плоха при слушании. Написанная речь есть образец и как бы αρχέτυπον 11* [11* архетип] для произносимой8. (10) А кроме того, в любых хороших речах, даже в тех, которые мы знаем только в том виде, в каком они изданы, найдется множество фраз, только что пришедших в голову оратору: например, в речи против Верреса9: "какого же мастера? кого, наконец? правильно: говорили, что Поликлета". Из этого следует, что самой совершенной будет речь, почти целиком совпадающая с написанным текстом; это возможно, если для нее отведено должное и необходимое время; если в нем отказано, то тут вина не на ораторе, а целиком на судье 10.

(11) Мое мнение поддерживают законы, щедро одаривающие оратора временем; ему советуют быть не кратким, а подробным и обстоятельным, а это совместимо с краткостью только в самых незначительных делах. Добавлю еще, чему меня научил опыт, учитель исключительный. (12) Я часто вел дела, часто бывал судьей, часто присутствовал в совете: не всех людей волнует одно и то же, и в большинстве случаев следствия мелочей очень значительны. Люди судят по-разному, хотят разного, и те, кто одновременно слушают одно и то же дело, воспринимают его различно, а если и одинаково, то по различным душевным побуждениям. (13) А кроме того, каждому милы его собственные измышления, и если кто-то другой скажет то самое, что он предполагал, то для него это уже сильнейший довод. Всем надо уделить то, что можно удержать, с чем можно согласиться.

(14) Как-то Регул, с которым мы защищали одно и то же дело, сказал мне: "по-твоему, надо исследовать все, относящееся к делу, а я сразу вижу, где горло, и за него и хватаю" 11. Он, конечно, хватал то, на что нацелился, но в выборе цели ошибался часто. Ему можно было бы возразить, что ему случалось принимать за горло колено или пятку. (15) "Я не в силах разглядеть, где горло", сказал я, "и потому я все перебираю, все испытываю: πάντα λίθον κινω" 12*. [12* двигаю всякий камень (поговорка)] (16) Как в сельском хозяйстве я занимаюсь не только виноградниками, но и виноградными садами,12 не только виноградными садами, но и нивами, и на нивах сею не одну двузернянку, или пшеницу, но и ячмень, и бобы, и прочие стручковые, так и речью своей я широко разбрасываю семена, чтобы собрать, что взойдет. (17) Судьи так же непостижимы, как земля и погода: неверны и непостоянны. И я помню, как комик Эвполид13 хвалил Перикла, оратора великого:

προς δε γ'αυτοΰ τω τάχει

πειθω τις επεκάθητο τοΐσι χείλεσιν.

ούτως εκήλει και μόνος των ρητόρων

το κέντρον εγκατέλιπε τοΐς ακροωμέοις 13*, [13* ...стремительно к нему само садилось убеждение на уста. Он чаровал людей; единственный оратор, он жало оставлял у слушателя.]

(18) но и самому Периклу не удалось бы ни это πειθώ14*, [14* убеждение] ни это κήλει15* [15* укрощал, чаровал] только в силу краткости или стремительности его речи (или обоих этих качеств: они ведь различны), не будь у него великого дарования. Чтобы доставить удовольствие или убедить, речь должна быть подробной, просторной; оставить же в душах слушателей занозу можно, лишь вонзив ее, а не только ею уколов. (19) Добавь слова другого комика о том же Перикле:

ήστραπτ' εβρόντα, συνεκυκα την ‛Ελλαδα16*. [16 * Сверкал, гремел и волновал Элладу (Аристофан, "Ахарняне", 531).]

Гремит, сверкает и приводит в смятение не речь увечная и обкорнанная, а возвышенная, льющаяся широким великолепным потоком.

(20) "Лучше всего мера" — кто отрицает? Но меру одинаково не соблюдают и тот, кто говорит меньше, чем требуется делом, и кто больше, кто слишком сжат и кто слишком пространен. (21) Поэтому часто и слышишь: "не в меру многословен" или "сухо и слабо"; один вышел за пределы своей темы, другой не исчерпал ее. Оба грешат одинаково, но один от слабости, другой от избытка сил; (22) последнее — недостаток пусть неотделанного, но все же большего таланта. Говоря это, я одобряю не гомерова αμετροεπή 17*, [17* безмерноречивого (эпитет Ферсита в Илиаде, II, 212).] но того, чьи

και έπεα νεφάδεστι εοικοτα χειμερίησιν 18*, [18* Речи, как снежная вьюга, из уст у него устремлялись (об Одиссее, Илиада, III.]

но мне очень нравится и тот, кто

παΰρα μεν, αλλα μάλα λιγεως19*, [19* Мало вещал, но разительно (о Менелае, Илиада, III, 214).]

если, однако, мне дан будет выбор, то я желаю слушать речь, подобную снежной вьюге, насыщенную и настойчивую, пространную речь небесную, божественную. (23) "Много приятнее слушать речь короткую" — да, людям ленивым; смешно считаться с их любовью к праздности. Посоветуйся с ними: услышишь, что лучше не только говорить кратко, но вообще вовсе не говорить".

(24) Таково пока мое мнение; я изменю его, если ты не согласен, но только очень прошу, объясни, почему не согласен. Хотя мне и следует уступать твоему авторитету, я все же считаю, что в таком вопросе правильнее подчиняться рассудку, а не авторитету. (25) Поэтому, если я как будто не ошибаюсь, напиши об этом, как хочешь коротко, только напиши (ты подтвердишь мое мнение), если же ошибаюсь, готовь длинное-длинное! (26) Не подкупил ли я тебя, предложив написать коротко, если ты присоединишься ко мне, и обязав ответить длиннейшим письмом в случае несогласия? Будь здоров.

21

Плиний Плинию Патерну1 привет.

Я вполне полагаюсь на твой ум и на твои зрительные впечатления. Это не значит, что ты понимаешь очень много,— не зазнавайся, понимаешь ты столько, сколько и я, что тоже не мало. (2) Бросим шутить; по-моему, рабы, купленные по твоему совету, вид имеют приличный; только бы были бы они честны, но тут уже надо полагаться не на то, что видишь, а на то, что услышишь2. Будь здоров.

22

Плиний Катилию Северу1 привет.

Давно уже, как я застрял в городе. И не помню себя от тревоги 2: мне покоя не дает длительная и упорная болезнь Тития Аристона3. Я его особенно люблю и уважаю. Непревзойденная основательность, чистота, образованность! Мне кажется, гибнет не один человек, а в одном человеке сама литература и все науки. (2) Какой это знаток и частного и государственного права! Чего только он не знает! Как знакома ему наша старина! Сколько "примеров" он помнит! Нет предмета, который ты пожелал бы изучить и в котором он не оказался бы твоим учителем. Для меня, в моих поисках мне неизвестного, он был сокровищницей 4. (3) На его слова можно положиться целиком. Говорил он медлительно, сжато и красиво. Он знает все так, что ему не нужно никаких справок, и, однако, в большинстве случаев он колеблется и приходит в сомнение от разницы в доводах, которые остро и разумно перебирает и взвешивает, восходя к самому началу и первым процессам 5. (4) Как скромен его стол; как непритязательна одежда. Я гляжу на его спальню и кровать и представляю себе старую простую жизнь. (5) Во всем сквозит высокая душа, которая прислушивается не к гулу похвал, а к голосу собственной совести, которая ищет награды за верный поступок не в людских толках, а в самом поступке. (6) Трудно сравнивать с этим человеком людей, о чьей преданности философии докладывает их вид6. Он не посещает усердно гимнасий и портиков, не забавляет себя и других бездельников длинными рассуждениями — он занят делом: многим помогает в суде защитой, еще большему числу советом. (7) Никто, однако, из тех философов не превзошел его чистотой, верностью долгу, справедливостью, мужеством.

Если бы ты находился при нем, ты удивился бы, с каким терпением переносит он эту свою болезнь, как преодолевает боль, терпит жажду; неподвижный и укрытый тихо лежит в жестоком жару лихорадки. (8) Недавно он пригласил меня и еще нескольких особенно дорогих ему людей и попросил поговорить с врачами о характере его болезни: если она неизлечима, он уйдет из жизни по своей воле; если она только трудная и затяжная, он будет бороться с ней и жить, (9) уступит мольбам жены, уступит слезам дочери, уступит, наконец, нам, друзьям, и не разобьет добровольной смертью наших надежд (если мы не надеемся впустую). Я считаю такое решение очень трудным и достойным особого одобрения. (10) Многие устремляются к смерти по какому-то безумному порыву; обсуждать и взвешивать основания для нее и по совету разума выбирать между жизнью и смертью может только высокая душа.

(11) Врачи обещают нам счастливый исход; услышал бы их бог и, наконец, избавил меня от этого беспокойства! я бы спокойно уехал к себе под Лаврент7, к книгам, дощечкам, на отдых, наполненный труда. Теперь нет ни времени читать или писать (я сижу около него), ни охоты, тревога мучит. (12) Вот тебе отчет в моих страхах, желаниях и намерениях; ты, в свою очередь, напиши мне, что ты делал, что делаешь, что собираешься делать. Только пусть твое письмо будет радостнее! в моей душевной смуте для меня немалое утешение, если ты ни на что не жалуешься. Будь здоров.

23

Плиний Помпею Фалькону1 привет.

Ты спрашиваешь меня: можно ли тебе, трибуну, вести судебные дела2? Тут очень важно, чем ты считаешь трибунат: "пустой тенью", "именем без чести" 3, или же трибун облечен священной властью, и никто не смеет заставить его вернуться в ряды простых граждан, а сам он тем менее.

(2) Когда я был трибуном, я, может быть, ошибался, считая себя чем-то значительным, но, почитая себя таковым, я отказался от ведения дел: во-первых, я считал несообразным, чтобы тот, перед кем всем полагалось вставать и кому уступали дорогу, стоял, когда все сидят; чтобы тому, кто мог приказать любому умолкнуть, молчание предписывалось клепсидрой 4, и тот, перебить которого считалось грехом, выслушивал бы ругань и почитался трусом, если не налагал за ругань наказания, и зазнайкой, если налагал. (3) Волновала меня еще и такая мысль: что если мой подзащитный или мой противник обратятся ко мне и попросят моего вмешательства и защиты? и я спокойно промолчу, притворившись частным человеком, будто отрекшись от магистратуры? (4) По этим причинам я и предпочел явиться трибуном для всех, а не адвокатом для немногих. (5) Но (повторяю это) все дело в том, чем ты считаешь трибунат, какую роль берешь для себя; разумный человек должен браться за ту, которая по силам. Будь здоров.

24

Плиний Бебию Гиспану1 привет.

Транквилл 2, мой друг, хочет купить именьице, которое, говорят, продает твой друг. (2) Постарайся, пожалуйста, чтобы он купил его по справедливой цене: тогда и будем радоваться покупке3. В плохой покупке всегда каешься, потому особенно, что это укор хозяину в глупости.

(3) В том именьице (если цена ему подходящая) моего Транквилла привлекает многое: соседство города 4, хорошая дорога, небольшая усадьба и поле, которое величиной своей не отяготит хозяина, но отвлечет его от забот. Хозяину-ритору, такому, как он, хватит с избытком участка, где он освежит голову, даст отдых глазам, медленно пройдет по межам, протопчет одну и ту же тропинку; где ему знакомы и пересчитаны каждая лоза и каждый кустик.

(5) Все это я тебе изложил, чтобы ты знал, как он будет обязан мне, а я тебе, если это именьице, такое привлекательное, удастся купить по разумной цене, такой, чтобы после не пришлось каяться. Будь здоров.

Примечания

Книга I

Письмо 1

1 Г. Септиций Клар — ровесник Плиния, всадник, префект претория при императоре Адриане, родственник Эрузия Клара, любителя литературы. Плиний был в дружественных отношениях со всей семьей Кларов.

2 ...как они попадались под руку. — Слова эти отнюдь не соответствуют истине: Плиний старался подобрать для каждой книги письма разнообразного содержания.

Письмо 2

1 Арриан Матур — уроженец Альтина, всадник. Плиний переписывался с ним по вопросам политики и литературы.

2 ...внеси поправки... — Плиний часто обращался к своим друзьям с такой просьбой. Работал он медленно, переделывал и переправлял, к критике читавших и слушавших его чтение был внимателен и принимал ее не только к сведению, но и руководствовался ею в дальнейшей работе.

3 Кальв — современник и друг поэта Катулла (I в. до н. э.); замечательный оратор, судя по отзывам современников и потомков. Речи его, как и стихи, утеряны.

4 ...немногие...— "...немногие, кого возлюбил справедливый Юпитер..." — Энеида VI, 129.

5 ...почти вся речь... — Какую речь имеет в виду Плиний: de Helvidi ultione или pro Patria?

6 ...нашего Марка. — Марк Туллий Цицерон. Лекиф — небольшой изящной формы сосуд для оливкового масла и душистых эссенций. Цицерон назвал так фигуры, украшающие речь: ad Att. I, 14, 3.

7 ...мысль об ее издании...— Издателем книги становился книготорговец, купивший у автора его произведение. Сколько он получал за него и как варьировался гонорар, мы не знаем. Существовать на литературный доход, во всяком случае, было невозможно. Марциал, чьи книги продавались у троих книготорговцев, жил щедротами и подачками своих патронов; стихи его распевались в Британии, но "его кошелек об этом ничего не знал" (XI.3.5—6). Книгопродавец, покупая книгу, не приобретал исключительного права на ее издание: авторского права Рим не знал: книга, вышедшая в свет, становилась достоянием всех: каждый купивший мог отдать ее в переписку своим или наемным специалистам-переписчикам и открыть собственную торговлю. Первоиздатель учитывал эту возможность и она, конечно, снижала авторский гонорар.

Письмо 3

1 Каниний Руф — богатый землевладелец в окрестностях Комо. Плиний написал ему семь писем, касающихся литературы, и убеждал его писать (III.7.14).

2 ...столовые для большого общества... и спальни. — В римском особняке в загородных усадьбах бывало по несколько столовых и спален: в "столовых для большого общества" устраивали приемы и парадные обеды; в "столовых для друзей" собиралось дружеское общество.

3 ..."один из многих". — Cic., Brut. 274.

4 ...не поручишь эти ...заботы, другим. — Подчеркивать пренебрежение к "низменным заботам" было своего рода "хорошим тоном" для человека, увлеченного литературой. В действительности Плиний был очень озабочен своим хозяйством и уделял ему много внимания. Каниний, видимо хороший хозяин, держал под личным надзором все хозяйство.

Письмо 4

1 Помпея Целерина — мать его второй жены, скончавшейся в 96 или 97 г.; была богата и дружна с Плинием.

2 Плиний последовательно называет Окрикул, Нарнию и Карсулы — три маленьких городка в Умбрии, и Перузию в Этрурии, через которые он проезжал, направляясь к себе на виллу в Тифернум-Тиберинум. В пути всегда предпочитали, если была возможность, останавливаться у знакомых, а не в гостиницах, обычно грязных и холодных.

3 В имении под Нарнией даже баня! — Плиния изумило, конечно, не наличие бани, обязательной не только у такой богатой владелицы, как Целерина, но и в любой мало-мальски зажиточной усадьбе, а то, что баню к его приезду истопили. Дома такое внимание не всегда ожидало его, см. II. 17.26.

Письмо 5

1 Воконий Роман — сверстник, соученик и друг Плиния, известен и по надписям из Сагунта (Испания). Был председателем Провинциального Совета Терраконской Испании. Плиний выхлопотал ему "право троих детей" (II.13.8), просил Траяна ввести его в сенаторское сословие.

2 Преступлений при нем он совершал не меньше... — Плиний и Тацит (Ист. 1, 48; 4,42) рисуют страшный портрет Регула: бешеная неутолимая злоба соединяется у него с корыстолюбием и мелочной, грязной жадностью, трусость с непреодолимым стремлением к подлости, с бескорыстным желанием навредить, "подложить свинью". Он начал свою карьеру адвокатом, выступавшим по делам гражданским и уголовным, но очень скоро переключился на занятие более выгодное и доходное: стал выступать с доносами о заговорах против императора и нарушении закона об "оскорблении величества". Доносчик получал по закону четверть имущества обвиненного, но часто сумму эту императорская щедрость превышала: после обвинения Тразеи и Сорана главные обвинители-доносчики получили по пять миллионов сестерций каждый; Эприй Марцелл и Вибий Крисп составили доносами состояние в 300 миллионов. О богатстве Регула см. ниже, II, 20.

Регул был заклятым врагом семьи Крассов, один из членов которой разорил его отца; он погубил своим доносом консуляра М. Лициния Красса Фруги; в сенате ему было брошено обвинение, что он заплатил убийцам его брата Кальпурния Пизона Лициниана, и когда те принесли ему его голову, впился в нее зубами (Тац. Ист. 1,48; 4,42). Погубил он вместе с его сыном и старого консуляра Кв. Сультиция Камерина, тестя Пизона.

3 Арулен Рустик — брат Юния Маврика, воспитанный в традициях кружка, группировавшегося вокруг Тразеи, горячего защитника политической свободы; в 66 г. он был народным трибуном и хотел наложить veto на осуждение Тразеи, но тот "удержал его пыл" (Тац. Ан. 16, 26). За биографию Гельвидия, в которой он славил его и Тразею, казнен.— В 69 г., будучи претором и находясь во главе посольства от сената, желавшего заключить мир с приближавшейся армией Веспасиана, Рустик во время переговоров был ранен разбушевавшимися солдатами (Тац. Ист. 3,80). Эту рану Регул и называет stigma — клеймо, которое выжигали обычно на лбу провинившегося, чаще всего сбежавшего и пойманного, раба. "Обезьяна стоиков": учителем Арулена был известный стоик Музоний Руф. Регул почему-то считал Арулена неудачным последователем стоического учения, смешно, как обезьяна, копировавшим своих учителей.

4 Герения Сенециона погубил Меттий Кар, один из самых страшных доносчиков Домицианова времени; в вину Герению была поставлена написанная им биография Гельвидия Приска.

5 ...у центумвиров...— Суд по гражданским делам (буквально "Суд ста человек"), составленный из 105 человек; при Траяне это число было увеличено до 180. Суд был разделен на четыре комиссии: consilia, tribunalia или iudicia, которые в важных делах заседали вместе. Каждая комиссия имела своего председателя; решение произносилось после предварительного следствия, произведенного претором, который и созывал этот суд. Назывался он praetor ad hastam ("претор у копья"), потому что символом его власти было копье, воткнутое в землю. Заседал суд центумвиров в Юлиевой Базилике, которая находилась на южной стороне Римского Форума: комиссии разделялись только занавесами, и оратора с сильным голосом слышно было во всех четырех комиссиях.

6 Тимон был, вероятно, одним из друзей-философов Рустика.

7 Меттий Модест, сын Меттия Руфа, бывшего при Домициане префектом Египта. Он был наместником Ливии; почему был выслан Домицианом, неизвестно.

8 ...Свидетелей обычно спрашивают о подсудимых...— Плиний выступал, следовательно, как свидетель, а не защитник, хотя глагол "adesse" (aderam Arrionollae) обычно употребляется, когда речь идет о защитнике.

9 Целер — лицо неизвестное; Фабий Юст — консул 102 г.; Тацит посвятил ему "Диалог об ораторах".

10 О Спуринне см. III.1.

11 Мы направились друг к другу...— Плиний жил на Эсквилине; портик Ливии находился недалеко от его дома на северном склоне Оппия (отрог Эсквилинского холма). Римские портики — это обширные скверы, обнесенные крытой колоннадой, с аллеями, купами деревьев, фонтанами. Портик Ливии, построенный Августом в честь Ливии, его супруги, занимал площадь около 9000 кв. м.

12 Марциал отмечал "справедливость" Маврика как его отличительное качество (5.28.5); Плиний — его прямоту (4.22) и здравый смысл. Он был близок к императору Нерве и входил в "совет" Траяна.

13 ...Мы поздравляли претора... — Поздравлять нового магистрата с вступлением в должность было обязательным требованием римского общежительного этикета.

14 ...Сатрию Руфу. — О нем см. IX.13.17.

15 "Регулюс" буквально "царек": так называли кур особой, очень мелкой породы, известные у нас как "корольки".

Письмо 6

1 Я сидел у тенет. — Тенетами окружали большое пространство, куда животных загоняли; охотники подвергались здесь немалой опасности.

2 ...стиль и дощечки. — Под pugillares можно разуметь и обычные навощенные дощечки и "записные книжки" из пергамена, входившие в моду. См. Марц. 1, 2; 14, 184. Наличие стиля предполагает использование дощечек.

Письмо 7

1 Октавий Руф — родственник историка Клувия Руфа.

2 ...против некоего человека. — При обвинениях наместника в вымогательстве провинциалы должны были иметь своим представителем и защитником кого-либо из сенаторов. "Некий человек" был, по-видимому, одним из тех наместников, которые после смерти Домициана, строго следившего за честным управлением провинций, постарались наверстать упущенное время и побольше награбить. Бетика, — нынешняя Андалузия.

3 ...потрудившись.— Плиний выступал против наместника Бетики Бебия Массы и действительно подвергал себя опасности. См. VII.33.

4 ...около октябрьских ид — т. е. в середине октября. Наместник возвращался из своей провинции в июле-августе, и суд над ним (в случае обвинения в вымогательстве) начинался примерно в это время.

5 Галл — может быть, сенатор, преторий Помпоний Галл Дидий Руф, адресат II.17 и VIII.20.

Письмо 8

1 Помпей Сатурнин — ближе не известен. Не смешивать с консулом Гереннием Сатурнином и с Сатурнином из Комо: этот Сатурнин для Комо чужой. Плиний говорит о своих согражданах "мои (не наши!) земляки".

2 — в день открытия библиотеки.— Библиотеки встречаются в ряде италийских городов. В Тибуре, в храме Геркулеса, помещалась библиотека, откуда книги выдавались на дом. (Геллий. Ат. ночи 9,14; 19,5); библиотека в Вольсиниях (CIL, XI, 2704); в Суэссе (CIL, X, 4760). На библиотеку для своих земляков Плииий истратил 1 млн. сестерций.

3 ...о щедрости своих родителей...— Может быть он имеет в виду Templum Aeternitatis Romae et Augusti, построенный на средства его отца.

4 ...на содержание свободнорожденных детей.— В маленьком городке Атине (Лаций) найдена была надпись, относящаяся ко времени Нерона: "Гельвию Базиле, сыну Тита, эдилу, претору, проконсулу, легату Цезаря Августа, завещавшему жителям Атины 400000 сестерций, дабы на доход с них детям их, пока они не войдут в возраст, выдавалось зерно, а затем каждому по 1000 сестерций" (CIL, V, 5056). Плиний дал землякам 500000 сестерций "на вскормление детей от свободных родителей". Как организована была раздача этого пособия, мы не знаем. — Пожертвования на устройство гладиаторских игр часто упоминаются в надписях: это был верный способ приобрести расположение и благодарность сограждан.

5 Декурионы — члены городского совета; курия — здание, где они заседают.

Письмо 9

1 Миниций Фрундан — может быть, земляк Плиния. См. IV.15, прим. 1. Письма к нему касаются общественной и семейной жизни, но не литературы.

2 ...на празднике совершеннолетия. — День совершеннолетия сына был большим семейным праздником. Юноша, обычно лет шестнадцати, снимал перед алтарем Ларов, богов-покровителей семьи, детскую тогу, окаймленную пурпурной полосой, и надевал "мужскую", совершенно белую. Церемония эта происходила обычно в праздник Либералий, 17 марта (хотя из слов Плиния видно, что могла совершаться и в другое время); юношу торжественно провожали на Форум, заносили полным именем в список членов трибы, устраивали пир, на который приглашали родных и знакомых.

3 ...или на свадьбе. — Брачная церемония складывалась из многих обрядов; после ауспиций и жертвоприношения читался брачный контракт; десять свидетелей подписывали его и ставили свои печати, затем начинался пир, затягивавшийся до поздней ночи. После пира многочисленная и торжественная процессия сопровождала невесту в дом жениха. Получить приглашение на свадьбу и не прийти было неприлично.

4 ...просил меня подписать завещание.— Завещатель, составив завещание, приглашал семь человек свидетелей. Держа завещание в руках, он торжественно заявлял, что это его последняя воля; свидетели подписывали таблички и ставили свои печати, после чего таблички зашнуровывались и завещатель прикладывал к ним свою печать.

5 ...придти на совет.— Не только император, военачальник, магистрат обращались к своим советникам и действовали de consilii sententia, частные люди не решали важных житейских дел, не обсудив их с друзьями, созванными на совет. Например, Маний Манилий (консул 194 г. до н. э.. знаток законов) щедро делился со всеми гражданами своим опытом: "...с ним можно было посоветоваться не только по вопросам юридическим, но и о замужестве дочери, о покупке имения, вообще о любом деле и любой обязанности... В обычае у первых людей древнего Рима было не отказывать в своем совете ни сенату, ни народу, ни друзьям..." (Cic. de or. 3, 33, 133—134).

6 ...нашего Атилия.— Атилий — земляк и близкий друг Плиния.

Письмо 10

1 Аттий Клемент — ближе не известен.

2 ...упомяну только философа Эвфрата.— Эвфрат философ-стоик и "софист", т. е. профессиональный оратор. Изгнанный из Рима вместе с прочими философами при Домициане, вернулся обратно при Нерве и прочно обосновался в Риме. Умер в 119 г., приняв яд.

3 ...на военной службе в Сирии. — Плиний служил военным трибуном в "Третьем Галльском Легионе" в первые годы царствования Домициана.

4 ...почувствуешь почтение, но не испугаешься. — Эвфрат осуждал частое для философов, его современников, стремление обратить на себя внимание подчеркнуто небрежной, часто неряшливой одеждой и сугубо мрачным видом. Философы того времени охотно занимались бытом и мелочами повседневной жизни. Музоний писал об одежде, еде, обстановке, манере подстригать волосы; большую отпущенную бороду считал обязательной. Вспомним, что римляне брились наголо; бороду начали носить только со времени императора Адриана и не без влияния Музония.

5 ...мальчиков... тщательно воспитывает. — Воспитанию девочек уделяли гораздо меньше внимания, чем воспитанию мальчиков. Музоний, осуждая этот обычай, написал речь: "Должны ли девочки получать такое же образование, как мальчики?" и "Должны ли женщины заниматься философией?".

6 Помпей Юлиан — ближе не известен.

7 Я завален работой... очень тягостной... — Плиний был одним из двух префектов, ведавших государственным казначейством, помещавшимся в храме Сатурна (рrаеfectus aerarii Saturni). На эту должность император назначал сенаторов-преториев (т. е. бывших преторов). Плиний был назначен Нервой и Траяном в 98 г. Срок службы три года. В "Сатурново казначейство" поступали: конфискованное имущество осужденных, имущество выморочное и бесхозное; штрафные деньги; налог с продажи рабов.

Письмо 12

1 Калестрий Тирон — близкий друг и сверстник Плиния. Был наместником Бетики.

2 Коррелий Руф — консул 78 г., легат Верхней Германии в 82 г.; друг Веспасиана и Тита, в опале при Домициане. Плиний называет его и Фронтина самыми уважаемыми в то время (последние годы Домициана) людьми в Риме: V.1.5. Уроженец Цисельпинской Галлии; давний и старый друг семьи Плиния.

3 Коррелия подвиг на это решение разум... — Стоики считали, что разумно покончить с собой, если нельзя жить по-человечески: "если я узнаю, что болезнь моя неизлечима, я уйду из жизни, потому что болезнь лишает меня всего, ради чего стоит жить". Сен. Письма 58, 32—36.

4 "....хоть на один день пережить этого грабителя".— Домициан назван грабителем, потому что конфисковал имущество своих политических жертв и мог под незначительным предлогом требовать доли наследства богатых людей: "грабил всяким способом". Свет. Дом. 12,1—2.

5 ...он выполнил бы то, чего хотел. — Ни один сенатор не был в числе прямых участников заговора против Домициана, но выдвижение Нервы было несомненно заранее подготовлено.

6 Гиспулла — имя редкое; так звали дочь Кальпурния Фабата, тетку и воспитательницу второй жены Плиния. Может быть, она и жена Кореллия были в родстве.

7 Юлий Аттик — и он и вышеупомянутый Геминий ближе не известны.

8 ...своему другу Кальвизию. — Кальвизий — друг и земляк Плиния, его советник по деловым вопросам см. 3.19. Декурион в Комо.

9 ...боюсь, что я не буду так внимателен к своей жизни.— О роли Коррелия в жизни Плиния см. IV. 17.

Письмо 13

1 Созий Сенецион — друг Траяна, консул в 99 г. и вторично в 107; занимал высокий командный пост во Второй Дакийской войне и был почтен Траяном при жизни статуей. Друг Плутарха, посвятившего ему несколько своих произведений.

2 Я радуюсь оживлению литературной деятельности. — Радость Плиния связана с наступлением после смерти Домициана "редкого счастья думать, что хочешь, и говорить, что думаешь" (Тац. Ист. 1,1).

3 Слушатели собираются лениво. Большинство сидит в портиках... — Организация публичных чтений была частным делом автора и его друзей. Упоминание портиков свидетельствует, что чтения происходили в особняках богатых людей (domus), где внутренний садик был если не обведен портиками, то имел портик хоть с одной стороны. — Обычай публичных чтений (рецитации) был, по свидетельству Сенеки-отца, введен еще при Августе Азинием Поллионом, который стал приглашать гостей, чтобы читать им свои произведения (Sen., Contr., 4 praef. 2; Isid., Orig. 6, 52). Рецитации стали самым легким и удобным способом ознакомить образованную публику со своими сочинениями.

4 М. Сервилий Нониан — консуляр, оратор и историк. Он был патроном сатирика Персия.

5 Я бывал почти на всех чтениях... — Плиний любил эти чтения и сам выступал перед избранной аудиторией, чтобы выслушать ее критику и ее советы перед изданием своего произведения, Ювенал и Марциал жаловались на их множество; Марциал послал в подарок другу шейный платок, чтобы было чем затыкать уши во время рецитаций (14,142).

Письмо 14

1 О Юнии Маврике и его брате Арулене Рустике см. 1.5.

2 Миниция Ацилиана.— Вероятно о его смерти упоминает II.16.1.

3 ...в той нашей Италии...— Плиний имеет в виду Цизальпинскую Галлию, свои родные места. Тацит тоже говорит об удаленных от Рима городах, где сохранился "старинный уклад жизни" (Тац. Анн. 16,5, ср. 3,55). Бриксия — нынешняя Бресчия.

4 ...причисленный божественным Веспасианом к преториям.— Веспасиан постарался пополнить сенат, значительно поредевший после нероновых преследований и гражданской войны: он зачислял туда "наиболее почтенных италиков и провинциалов" (Свет. Весп. 9, 2).

5 Ты знаешь нравы тех мест. — Патавий — нынешняя Падуя. Строгость тамошних нравов упоминает и Марциал: "ты прочтешь непристойные стихи в моей книге, будь ты хоть из Патавия" (II.16.7—8).

6 Публий Ацилий доводится ему дядей...— По этому дяде Миниций получил свое cognomen: Ацилиан. Он был уже квестором и претором, ему, следовательно, лет 35.

7 ...о его средствах говорить не стоит.— Потому ли что Юнии и сами очень богаты? Или потому, что они презирают богатство как люди философски образованные?

8 ...думая о потомстве...— Расходов требовало не только воспитание детей и приданое дочерям. Денег требовала карьера сына: VI.19 выразительно перечисляет расходы, которыми кандидат прокладывает дорогу к искомой магистратуре. Полученная магистратура налагала обязанности, требующие денег (например, устройство игр). Родной город рассчитывал на щедроты влиятельного и богатого земляка.

Письмо 15

1 Септицию Клару — см. прим. к письму 1.

2 Обещаешь быть к обеду.— "Приглашение к обеду" тема частая в поэзии I в. н. э. Она ведет начало от писем Цицерона, где запечатлена веселой шуткой и дружеским поддразниванием; у Марциала, Ювенала и Плиния она принимает характер нравственного урока: подчеркнутая простота меню в интеллигентных кругах становилась молчаливым осуждением роскошных и грубых пиршеств, о которых рассказывают и Марциал, и Ювенал, и Петроний.

3 ...Пшеничная каша с медовым напитком... — Alicam cum mulso alica — каша из двузернянки или из пшеницы (Пл. Ест. ист. 18, 112—116); mulsum — очень любимый в древней Италии напиток из виноградного сока и меда (на 13,13 л сока клали 3,270 меда: Кол. 12, 41).

4 Ты услышал бы или сцену из комедии, или чтение, или игру на лире...— актер разыгрывал сценку Менандра, Теренция, Плавта. Богатые люди держали целые труппы пантомимов (см. VII.24.4—5); чтец читал стихи, речи, исторические сочинения, по выбору обедающих. Иногда, как у Аттика, друга Цицерона, или у Плиния Старшего гости слушали только чтение. И музыка и чтение прерывались разговором — у Плиния Младшего на темы литературные. Его "позанимались" предполагает именно разговор, может быть, по поводу прочитанного.

5 ...смотреть на гадитанок...— Прославленные танцовщицы из Гадесса (ныне Кадикс).

Письмо 16

1 Эруций — свойственник Септиция Клара (см. прим. к письму 1).

2 ...я называю его нашим....— См. I.8, "наш" — т. е. "наш общий друг".

3 ...слова звучные, старинные. — Сатурнин, так же как и Плиний, был сторонником азианической школы, но без ее крайностей и с уклоном к аттицизму. Афоризмы, особенно ех inopinato, весьма ценила римская реторика, Квинтилиан посвятил им подробное рассуждение (8,5), порицая неумеренное ими пользование, также как и неумеренное употребление архаизмов, которые азианисты выискивали.

4 ...сравнивая их с любым старым оратором, — а он им соревнует...— Сатурнин — ранний представитель того литературного течения, которое обратилось к изучению ораторов и писателей II в. до н. э.: Гая Гракха, Катона, и было родственно аттицизму в его стремлении к простому и в простоте сильному языку речи.

5 ...Катулл или Кальв... — Архаизирующий вкус и в поэзии: Сатурнин подражает современникам Цицерона, а не поэтам Августова времени.

6 ...воспитал такой вкус в жене... — Девушку, почти ребенка, выдавали за человека часто вдвое старше ее, и он, естественно, становился для своей юной жены воспитателем и учителем: вводил ее в новую жизнь, рассказывал о том, что происходит за стенами дома, знакомил с ее новыми обязанностями, заставлял читать и учиться. См. IV.19.2 и V.16.3.

7 ...мы разыскивали бы не только его книги, но и его изображения... — В обычае было помещать в своих библиотеках бюсты и портреты знаменитых писателей.

Письмо 17

1 Корнелий Тициан — ближе не известен.

2 Титиний Капитон — служил на военной службе и участвовал в войнах Домициана, затем был секретарем ab epistulis (должность важная и хлопотная: к секретарю ab epistulis стекались доклады и запросы из всех императорских провинций и императорских имений; он ведал отправкой императорских распоряжений во все концы римского мира, а также докладывал императору, кого можно продвинуть по гражданской или военной службе). В этой должности Капитон оставался при Нерве и Траяне до 101 или 102 г., когда был назначен начальником пожарных (praefectus vigiluin) (Префект пожарных был лицом высокого ранга. Его назначал сам император на срок неопределенный.)

3 ...получил от нашего императора...— т. е. Нервы.

4 Силач Торкват был обвинен в причастии к заговору Пизона и казнен Нероном (Тац. Анн. 16, 7—9).

5 ...есть изображения Брута, Кассия и Катона...— Выставлять публично изображения Брута и Кассия, убийц Цезаря, было запрещено: на похоронах Юнии, супруги Кассия и сестры Брута, несли во главе погребальной процессии изображения знатнейших ее предков и близких ей людей; изображений Брута и Кассия не было (Тац. Анн. 3,76). Дома иметь их разрешалось, но было не всегда безопасно: Нерон обвинил Кассия Лонгина в том, что среди изображений предков у него была статуя убийцы Цезаря (Тац. Анн. 16,7).

Письмо 18

1 Светоний Транквилл — писатель-историк, автор биографий двенадцати римских императоров.

2 ...ты в ужасе от своего сна...— Современники Плиния верили в сны и видения, см. VII.27. Плиний Старший занялся историей германских войн, "побужденный к тому сновидением" (III.5.4).

3 Я вел дело Юния Пастора.— Юний Пастор ближе неизвестен; может быть богатый друг Марциала (9.22).

4 ...вижу во сне свою тещу... — мать первой жены Плиния.

5 ...предстояло выступать против людей в государстве могущественных... друзей Цезаря. — Дело разбиралось в суде центумвиров (см. письмо 5, прим. 5), четыре комиссии которого объединялись только по особо важным делам. См. VI.33: Плиний вспоминает, что он выступал в молодости перед таким объединенным судом. Суть дела неизвестна; цезарь — вероятно Тит.

6 .."не делай, если сомневаешься". — См. Cic., de officiis I, 30.

Письмо 19

1 Роматий Фирм — известен только по этому письму и по IV.29, где он является в роли судьи.

2 Ты и нас декурионом...— Чтобы стать декурионом, т. е. членом городского совета, требовался определенный имущественный ценз, для разных городов, вероятно, разный. Для Комо это было 100 000 сестерций.

3 Я предлагаю тебе для полного всаднического ценза триста тысяч сестерций.— "Всадники" — второе после сенаторов сословие (ordo), требуемый для них ценз 400 000 сестерций.

Письмо 20

Письмо посвящено вопросам стиля. При чтении следует иметь в виду, что римляне различали два главных стиля речи: аттический и азианический. Первый требовал краткого, сжатого и точного изложения, но часто оно бывало сухим и бледным; для второго характерно "краснословие"; подробный рассказ, при случае с отклонениями в сторону, смелый и яркий язык, любовь к афоризмам, стремление взволновать, потрясти слушателя. У бездарного представителя этой школы речь превращалась в пышное и малосодержательное "безмерноречие" с явным преобладанием слов над мыслями. Квинтилиан хорошо заметил, что крупные ораторы соединяли требования обеих школ.

Плиний, склонявшийся в молодости к азианизму, хорошо видел недостатки этой школы и приветствовал укреплявшийся в литературных кругах вкус к аттицизму. Сам он следовал совету Квинтилиана использовать, по требованию момента, тот или иной стиль, а чаще всего "стиль смешанный", который объединял лучшее, что было в обоих, избегая их крайностей.

1 Часто идет у меня спор с одним ученым и опытным человеком.— Этот неизвестный противник Плиния сторонник аттицизма.

2 ...в судебных речах больше всего нравится краткость. — Краткой считалась речь, занявшая около получаса.

3 Лисий — афинский оратор V в. до н. э. вел, по выражению Цицерона, "дела мелкие" (causulae de opt. gen. 3, 9), которые не требовали ни широты изложения, ни патетических взлетов. Речи его сохранились. — Катон Старший — крупный политический деятель II в. до н.э.; от его речей сохранились отрывки, также как и от речей Гая Гракха (153—121 до н. э.). Цицерон высоко ценил его красноречие (de harusp. respons. 41; Brut. 125—126). Увлечение старыми ораторами началось уже в I в. н. э., но особенно характерно для II в.

4 Демосфен, Эсхин и Гиперид — знаменитые афинские ораторы IV в. до н. э. — Азиний Полион — современник Августа. Целий — молодой друг Марка Туллия Цицерона, оратор большой силы, судя по сохранившимся отрывкам его речей.

5 Л. Мурена был обвинен в том, что домогался консульства способами противозаконными (подкуп голосов, даровые угощения бедному народу и пр.). Ответов обвинителям, Постуму и Сульпицию Младшему, Цицерон в изданной речи не поместил, но в рукописях стоит: "об обвинениях Постума", "об обвинениях Сервия (Сульпиция) юноши". Мурена был оправдан.— Речь за Варена утеряна.

6 Дело Клуенция — страшная и не до конца ясная семейная драма, разыгравшаяся в маленьком италийском городке Ларине. Цицерон защищал Клуенция, которого родная мать обвиняла в том, что он отравил своего отчима. Цицерон, по его собственному свидетельству, вел все дело "по старинному обычаю" один (за Кл. 199; в "Бруте" 207) он отрицательно отзывается о новой практике: делить защиту между несколькими адвокатами, поручая каждому что-то одно из всего дела.

7 Корнелия Суллу, родственника диктатора, Цицерон защищал от обвинения в причастности к заговору Катилины.

8 Написанная речь есть образец... для произносимой.— По словам Квинтилиана, "многие образованные люди думают, что говорить надо иначе, чем писать": речь, обращенная к слушателям, должна волновать и вести за собой "души невежественной толпы" (animos imperito rum); речь написанная, предназначенная для чтения, должна быть тщательно отделана, составлена "по закону и правилу" (ad legem ас regulam), ибо она будет в руках людей образованных и судить о ней будут мастера... по-моему, хорошо говорить и хорошо писать одно и то же, и написанная речь только увековечивает сказанную в суде" (inst. 10, 49—51). Плиний разделял мнение своего учителя: написанная речь должна быть "образцом" — "архетипом" — для той, которая будет произнесена.

9 Веррес — наместник Сицилии, разоривший грабежами и вымогательством эту провинцию. Дело сицилийцев против Верреса вел по их просьбе Цицерон.

10 ...вина не на ораторе, а целиком на судье.— Обвиняемый (или его защитник) и обвинитель располагали для своих речей определенным сроком, который отмеривался клепсидрой, водяными часами, устроенными как современные песочные. Вода из них вытекала по каплям. Судья имел право "прибавить клепсидр" оратору, мог и ограничить их число.

11 "...я сразу вижу, где горло, за него и хватаю". — Ни одной из речей знаменитых доносчиков не сохранилось, но об общем их тоне можно судить по сообщениям Тацита: это была неистовая страстность обвинения; обвинитель, который в случае провала рисковал своей головой, не думал ни о стройности композиции, ни о подробном обосновании своих тезисов — он "хватал за горло" — и душил. Тиберий, неизменно сохранявший чувство приличия, посоветовал Фульцинию Тирону, известному доносчику, "не портить своего красноречия неистовостью" (Тац. Анн. 3,19; ср. речь Марцелла против Тразеи: Анн. 16, 28).

12 ...виноградными садами... — Виноградные сады (arbusta) — виноградники, где лозы подвязывались не к кольям, а к деревьям.

13 Эвполид — афинский комический поэт; стихи из его "Демов".

Письмо 21

1 Плиний Патерн, как можно предполагать, был земляком Плиния.

2 ...Тут уже надо полагаться не на то, что видишь, а на то, что услышишь. — От их прежних хозяев.

Письмо 23

1 Катилий — консул в 110 г. и вторично в 129 г. Принимал участие в Парфянских войнах; в 137—138 гг. занимал важный пост префекта Рима. Марк Аврелий считал Катилия своим предком: вероятно сын Катилия был женат на Домиции Луцилле, бабушке императора.

2 ...и не помню себя от тревоги: attonitus — сильное слово; Плиний употребил его еще раз, описывая извержение вулкана Везувия: охарактеризовал им настроение толпы.

3 Титий Аристон — крупный юрист, ученик знаменитого Кассия Лонгина.

4 Для меня... он был сокровищницей. — Римские адвокаты, Плиний в их числе, в законах осведомлены были плохо. Советниками их во всех затруднительных и сложных вопросах были опытные юристы: iuris prudentes.

5 ...восходя к самому началу и первым процессам.— Римский юрист анализировал основания, определившие решение сходного дела, тех "примеров", которые ему и надлежит перебрать.

6 ...людей, о чьей преданности философии докладывает их вид.— Философы старались выделиться из толпы подчеркнуто простой, иногда просто неряшливой одеждой.

7 ...к себе под Лаврент.— На свою виллу, см. II.17.

Письмо 23

1 ...Помпею Фалькону...— Его происхождение и родина неизвестны. Командовал легионом и отличился в первой Дакийской войне, последовательно управлял рядом провинций, при Адриане Британией и Азией.

2 ...можно ли тебе, трибуну, вести судебные дела? — Народный трибунат, созданный в V в. до н. э. для защиты плебеев против несправедливостей и насилия со стороны знати. Власть трибунов была велика, они могли наложить veto на любое распоряжение любого магистрата; всякий, считавший себя обиженным, мог обратиться к ним за помощью. Личность трибуна была sacrosanctus, "священна и неприкосновенна". Ко времени Плиния трибун почти утратил все прежние права.

3 ... "пустой тенью", "именем без чести".— Лукан "Фарсалии" 1,135; 2,303.

4 ...клепсидрой.— См. прим. 10 к I.20.

Письмо 24

1 Бебий Гиспан — ближе неизвестен.

2 Светоний Транквилл — см. прим. 1 к I.18.

3 ...будем, радоваться покупке. —Теме "имение писателя" положил начало Гораций: Письма 1,14; 16,1—16; Сат. 2, 6; ср. Марц. 1,55.

4 В том именьице... привлекает многое: соседство города...— Плиний отмечал это преимущество и для своего Laurentinum.

Вперед