Глава 13 Евангельский прорыв Лютера18 апреля 1521 года около шести часов вечера императорский гонец ввел бледного и внутренне трепетавшего монаха августинца в наполненный людьми и освещенный факелами епископский зал, что по соседству с куполом построенного в романском стиле Вормского собора. Там Мартин Лютер предстал перед императором Карлом V, князьями и участниками сейма, кардиналами и сильными мира сего, чтобы дать отчет о чуждой им вере. Это судебное разбирательство едва ли претендовало на справедливость, и потому он должен был публично отречься или, по выражению Лютера, «отпеться», т.е. пропеть новую песнь. За день до того Лютера спросили, признает ли он себя автором разложенных перед ним книг и желает ли он отречься, опровергнув сказанное в них. Ко всеобщему изумлению, Лютер попросил двадцать четыре часа на обдумывание своего ответа. И вот время истекло. Снаружи гудела огромная толпа, а все собравшиеся внутри в напряжении ожидали его решения. Чистым звучным голосом десять минут говорил он по-немецки и по-латыни, признавая свои книги и заявляя о своей преданности Слову Божию. Когда представитель императора затем потребовал простого ответа, подтверждающего либо его отречение, либо упорство, Лютер сказал: «Поскольку Ваше Императорское Величество и Ваши Княжеские Милости хотели услышать прямой ответ, то я дам его, не бодаясь и не огрызаясь. Если меня не переубедят посредством свидетельств Писания или посредством ясных доводов разума — ибо я не верю ни папе, ни Соборам, ведь известно, что они не раз заблуждались и противоречили самим себе, — то останусь я в подчинении у приводимых мною слов Писания, а душа моя останется в плену у Слова Божия. Я не могу и не хочу ни от чего отрекаться, потому что действовать вразрез с совестью небезопасно и неблагочестиво. Да поможет мне Господь. Аминь». Это простое заявление изменило состояние христианского мира и ход человеческой истории. Католический историк лорд Эктон писал: «В Вормсе Лютер стал наиболее существенным и важным фактом нашей истории... Мы вынуждены признать тот факт, что, при всем своем рвении ко власти, он сделал для коренного изменения хода современной истории больше, чем любой другой отдельный человек».[1] Двадцатиоднолетнего Карла V не убедил этот саксонский монах. «Он не сделает из меня еретика!» — заявил он. Лютер покинул зал под одобрительный ропот германских солдат и крики испанских кавалеров: «В огонь!» По свидетельству некоторых очевидцев, Лютер выходил из зала с поднятой над головой рукою, подобно победителю в состязании, и кричал: «Я сделал это!» Однако то, что он считал концом, было лишь началом. Друзья убедили Лютера скрыться, памятуя об участи Яна Гуса в Констанце. 26 апреля он покинул Вормс через боковые ворота и был захвачен и спрятан рыцарями саксонского курфюрста Фридриха в Вартбургском замке. Император Карл повелел папскому легату Иерониму Алеандеру подготовить против Лютера, как упорного раскольника и явного еретика, знаменитый Вормский эдикт. Он был одобрен небольшой группой делегатов после официального роспуска сейма и подписан Карлом 26 мая — в дополнение к отлучению от церкви, анафеме и другим мерам со стороны светской власти, — и поставил Лютера вне закона, так что при желании его можно было арестовать. Но возможно ли было исполнить этот указ? Путешествие Лютера из Виттенберга в Вормс превратилось в триумфальное шествие. Он оставил дом 2 апреля, а при въезде в Эрфурт его приветствовал старый друг Крот Рубиан, ректор университета, с большой делегацией профессоров и студентов, которые чествовали его как праведного судью, явившегося исправлять язвы общества. Несколько раз его уговаривали не ехать в Вормс. Народ показывал ему транспаранты с отрезвляющим напоминанием — портретом Савонаролы. В последнюю минуту сам курфюрст Фридрих убеждал его через канцлера Спалатина не ехать в Вормс, потому что он уже был приговорен. Но Лютер заявил, что поедет туда, даже если там бесов столько же, сколько черепицы на городских крышах. Процессия состояла из простой повозки с Лютером и несколькими спутниками, представителя императора Каспара Штурма в парадной форме и вооруженного отряда. Тысячи людей собрались, чтобы приветствовать того, кто стал их национальным героем. В отчетах, посланных Алеандером в Рим, приведено свидетельство, что три четверти простых людей поддерживали Лютера. Путешествие Лютера в Вормс было напряженным и опасным, но путь Лютера в Виттенберг, начатый им в юности, был еще труднее. Религиозная реформа Лютера Предки Лютера жили в Мёре, небольшой деревушке на западе Тюрингии, население которой состояло из пятидесяти семей. Несколькими столетиями раньше предки Мартина переехали в эту часть Саксонии из западной Германии и стали свободными крестьянами. Его прадеду Генриху принадлежал обширный участок земли с небольшим поместьем. Семья жила в хороших условиях, но по саксонскому обычаю землю унаследовал младший сын, а старший Ганс должен был пробиваться в жизни самостоятельно. Он переехал в Эйслебен, где 10 ноября 1483 года родился его второй сын Мартин. Ганс стал рудокопом и поднялся сначала до мастера, а потом до арендатора. В 1491 году, когда Мартину исполнилось всего восемь, Ганс занял денег и стал совладельцем медной шахты. Два десятилетия спустя он был совладельцем уже шести шахт и двух плавильных компаний. Он хорошо заботился о своей семье, в которой было восемь детей, и отправил Мартина в университет для получения высшего образования. До четырнадцати лет Мартин посещал школу в Мансфельде, затем был послан на год в магдебургскую среднюю школу. С 1498 года он стал учеником аналогичной школы в Эйзенахе, где на протяжении трех лет учился у известного грамматика Требониуса. В 1501 году он поступил в Эрфуртский Университет и осенью 1502 года получил степень бакалавра, став тридцатым в классе из пятидесяти двух человек. 7 января 1505 года он вторым в классе из семнадцати студентов получил степень магистра. В качестве выпускного подарка отец послал ему дорогой Corpus iuris, так как он готовился к карьере юриста, — надежному пути к богатству и общественному признанию. 20 мая 1505 года Лютер поступил на юридический факультет. 16 июля у него состоялся прощальный ужин в компании университетских друзей. На следующий день он им заявил: «Сегодня вы видите меня в последний раз». Лютер продал все свои книги, оставив лишь по тому Вергилия и Плавта, и поступил в августинский монастырь. Почему он решился на такой шаг? Лютер был типичным носителем средневековой богобоязненности, внушаемой страхом. В его доме поддерживалась суровая дисциплина, впрочем это было обычным явлением, а религиозное обучение в школах вовсе не выглядело радостным. Уверенность в спасении можно было получить только приняв начальный дар благодати, отрекшись от мирских искушений, преодолев плотские желания и нападки диавола, проявив максимальное усердие в соблюдении Божиих заповедей и предписаний Церкви и достигнув совершенной святости. Идеалом совершенной жизни был отшельнический и монашеский аскетизм, размышления и религиозные дела вдали от мира. Потому Лютер избрал общину строгих августинцев. Находясь там, он был примерным монахом, который, стремясь к уверенности в любви и прощении Господа, превосходил других братьев молитвою, постом и трудами. Несомненно, за много месяцев до этого поступка произошли некоторые события, ускорившие принятие такого решения. Возвращаясь в Эрфурт после посещения семьи на Пасху, он случайно поранил артерию на ноге и едва не истек кровью до смерти. В Эрфурте случилась эпидемия, унесшая одного из однокашников Лютера. Непосредственно перед поступлением в монастырь Лютер еще раз побывал дома и попал в грозу. Когда молния повалила соседнее дерево, он поклялся Св. Анне, что станет монахом, если та сохранит ему жизнь. Но основной причиной стала длительная духовная борьба за определенность и твердость веры. «Монахом делают сомнения», — гласила старая средневековая пословица. В сентябре 1506 года его приняли в орден и поселили в неотопляемой келье двух с лишним метров ширины, неполных трех метров длины и окном с видом на место его предполагаемого будущего — могилы на монастырском кладбище. В 1507 году Лютер по распоряжению генерального викария ордена был рукоположен в священники и 2 мая отслужил свою первую мессу, с трепетом держа в руках святые дары. Его отец приехал с двумя каретами друзей и провизии на традиционный обед и пожертвовал монастырю крупную сумму денег. Но в конце обеда, на правах хозяина, Ганс окончил свою речь упреком: «Но разве ты не читал: ''Почитай отца твоего и мать твою?''». Лютер позднее указывал, что это выражение родительского неодобрения породило в нем первые сомнения относительно избранного им пути. В своих теологических изысканиях Лютер был склонен отстаивать главные религиозные постулаты, на которых была основана монашеская жизнь. Схоластическая теология преподавалась в Эрфурте согласно via moderna, или номиналистической системе. Хотя Лютер не изучал трудов самого Уильяма Оккама, он интенсивно штудировал одного из поздних теологов-оккамистов Габриеля Биля, особенно его толкование мессы. Биль и оккамисты с одной стороны подчеркивали могущество и верховенство воли Божией, а с другой — усилия самого человека в обретении спасения. Они указывали на ограниченность человеческого разума в исследовании великой тайны Божества и настаивали на авторитете Церкви в догматических вопросах. Бог не удерживает своей благодати от каждого, кто максимально использует заложенное в нем[2]. На таких условиях человек обретает награду, а начальный дар благодати наделяет его способностью вести святую жизнь. Святая жизнь и добрые дела являются достаточным условием для дарования человеку спасения. Видя, как Лютер безуспешно пытался обрести душевный покой посредством усерднейших монашеских дел и самоистязаний, его исповедник Иоганн фон Штаупиц убеждал его в тщетности попыток достижения совершенной Божией любви такими методами, уговаривая предать себя благодати и прощающей любви Божией. Штаупиц увидел в Лютере молодого человека с блестящим интеллектом и религиозным рвением и порекомендовал его курфюрсту Фридриху для основанного в 1502 году нового Виттенбергского университета. Лютер прибыл туда в 1508 году как преподаватель философии и читал лекции по Аристотелевской этике. В 1509 году он получил степень бакалавра богословия и стал читать лекции по Сентенциям, схоластической догматике Петра Ломбардского. Затем он возвратился в Эрфурт и преподавал там с 1509 по 1511 год, а потом был вновь направлен в Виттенберг, где и оставался до конца своей жизни. Путешествие в Рим зимою 1510—1511 годов в качестве представителя строгих августинцев не произвело на него особого впечатления. Папа Юлиан II находился вдали от Рима, в одном из своих военных походов. Лютер посетил церкви и взошел на коленях по преторианской лестнице Пилата, чтобы получить индульгенцию для своего деда, но, согласно рассказу его сына много лет спустя, услышав на полпути голос: «Праведный верою жив будет», — встал и сошел вниз, что, конечно же, является вымыслом. Лютер покинул Рим таким же, как и был — убежденным папистом и послушным сыном Церкви. В Виттенберге Лютер получил руководящие посты в ордене и университете. 19 октября 1512 года он получил докторскую степень и через несколько дней занял кафедру библеистики, дав обет всеми силами отстаивать и излагать Слово Божие. Вначале он читал лекции о Псалтири, а позднее, в 1515—1516 годах — о Послании Ап. Павла к Римлянам. В ходе экзегетических исследований с ним, очевидно, произошел евангельский прорыв. Он осознал всеобщность благодати Божией и полную достаточность Христова деяния. Поворотным пунктом стало изучение Рим. 1:17: «В нем открывается праведность Божия от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет». Этот фрагмент он понял в свете Рим. 3:24: «Получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе». До того Лютер понимал «праведность Божию» как активную, воздающую, наказующую, неотвратимую праведность, которая требует от человека соблюдения всего Закона Божия. Теперь же он осознал «праведность Божию» (justitia) как пассивно вменяемую праведность, которую Бог дает человеку даром через Христа. «Я размышлял днями и ночами, — рассказывал он многие годы спустя, — пока не понял связь между Божией справедливостью и утверждением: ''праведный верою жив будет''. Тогда я осознал, что Божия справедливость и есть та праведность, которою по своей благодати и исключительной милости Бог оправдывает нас через веру. Я пережил мгновенное возрождение и вошел в широко распахнутые врата рая!» Лютер вышел из этого великого борения с закаленной верой и истинной любовью к Богу. Это учение о спасении только по благодати Божией, принимаемом верою и не зависящем от человеческих заслуг, стало критерием, который он применил ко всей религиозной практике и официальным учениям современной ему церкви, найдя их неполноценными. Он приобрел, по выражению лорда Эктона, «рычаг необычайной силы, которым перевернул мир». В своих экзегических лекциях о Послании к Галатам в 1516 и 1517 году и о Послании к Евреям в 1517 и 1518 году он преподавал теологию с новой ясностью и стал привлекать внимание студентов и коллег. Его «теология креста и страданий» представляла собою не столько новую богословскую концепцию, сколько новый богословский образ мышления. В трактате De servo arbitrio (О рабстве воли) Лютер высмеял самого себя как провинциала, хотя, будучи обучен самому детальному катехизисному толкованию, на самом деле понимал глубочайшие теологические тонкости. Лютер был великим исследователем: не в смысле упражнения в исследовании ради исследования, но в смысле максимального применения своих дарований, тщательного изучения источников, применения новых гуманистических методов, практической филологии и владения языками — родным немецким, а также латынью, греческим и внушительным объемом еврейского. Руководимый удивительной тягой к конкретике, он рассматривал теологические вопросы напрямую, минуя абстрактные теоретические спекуляции. В нем, в его утверждении о необходимости внутреннего соответствия веры с жизнью, было нечто мистическое, однако сам он весьма критически относился к рассуждениям мистиков о божественной искре в человеке и об его способности подняться по небесной лестнице к единству с Богом. Многое он заимствовал из доктрин схоластической теологии, но выступал против утверждения схоластов о способности человека исполнить Закон Божий и даже против учения Фомы Аквинского о «вере, сформированной любовью», противопоставляя ей «веру, побуждающую к любви». В своем внимании к языкам и критическом подходе он многое заимствовал от Возрождения. Например в комментариях к Римлянам он на полпути переключился на текст Нового Завета в издании Эразма (1516 г.). Но при этом Лютер уловил в религиозной мысли гуманистов чрезмерный антропоцентризм и стоический морализм. Основами своей теологии он был обязан Августину и, конечно же, Павлу, но принимал их идеи творчески. Лютеру было присуще скорее иудейское, чем эллинистическое отношение к Богу, усиленное годами экзегического изучения Ветхого Завета. Он был уверен, что метафизические рассуждения о Боге ведут лишь к формальному Его познанию, например, к законническому пониманию Бога. Такое мнение о Боге представляет Его неживым, пугалом для робких сердец. С Богом можно общаться, но познать Его невозможно. Божья воля является единственной свободной волей, которая самостоятельно правит всем без внешнего побуждения, логики или внешних законов. В 1520 году Лютер говорил о Боге, как об активной силе и вечном Творце. Бога отличают воля и действенность, Он познается по Его деяниям. В Комментариях к Бытию Лютер писал: «Бог — это неограниченная Личность». Всемогущество Божие не в том, что Он способен сделать все, что ни пожелает, а в том, что Он уже делает все то, что желает. Его сила проявляется непосредственно и реально присутствует во всем сущем. Мир является тем, чем является, согласно предначертанию воли Божией. Бог пожелал явить Себя в историческом Христе, который показан в Писании. Бог есть как сокровенный, так и явленный в истории всемогущий Господь. Его замыслы непознаваемы. Среди неверующих мира сего Он пребывает в молчании. Во Христе Бог становится явленным Господом, открываясь полным благодати и любви. Бог действует чаще сокровенным образом и посредством парадоксов, являя великие истины в уничиженном виде. Это можно сравнить с человеком, который приближается к нам в сгущающихся сумерках, останавливается и говорит с нами. В Своем Слове Он открывается как сияющий Бог любви, Который сожалеет о грехе и преодолевает его, ненавидит смерть и торжествует над нею, Своею благодатью отпавших людей преображает в уповающих и верующих. Он является прощающим Богом, благодатным и милостивым к людям. Человек нуждается в Божией благодати, потому что без Божия прощения человек остается в состоянии греха. Лютер расширил представление о грехе, выйдя за пределы определения греха как нарушения конкретных Божиих заповедей. Грех — это внутреннее состояние плотского человека, пребывающего в неверии до тех пор, пока он не подвергнется воздействию Святого Духа, призывающего его к вере через Евангелие. Посему грех не является плотскими делами, враждебными по отношению к более тонкой духовной субстанции. Лютер рассматривал человека целиком, в единстве, а не разделенного дихотомичностью тела и души или трихотомичностью тела, души и духа. Он писал: «В своей простоте я не разделяю тело, душу и дух, а представляю Богу человека целиком». Человек целиком плотян, пока он живет без Бога, т.е. во вражде с Ним, — и духовен, когда любит Бога и доверяет Ему. Закон — это слово Суда Божия над человеком. Бог дал человеку заповеди, которые тот не исполняет, такие как: «Будьте совершенны»; «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим»; «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Евангелие — это Слово Божие в человеке, Христос в сердце человека, предлагающий прощение всем, кто его примет. В таком контексте благодать — это не духовная сила, переданная человеку, а благоволение, конкретное деяние, в котором Бог прощает конкретного человека в определенный момент времени. Вера в Бога — есть «жизнь сердечная», пробуждающая от равнодушия и побуждающая к изменению. Вера активна в любви и порождает добрые дела. Прощенный человек, оправданный в глазах Божиих, совершает добрые дела. На этой земле человек достигает совершенства только в уповании, а не явно. В теологии Лютера поражают некоторые экзистенциальные мотивы. При том что он формально сохранял приверженность онтологии, его недоверие по отношению к метафизическим абстракциям и внимание к живости и непосредственности религиозного переживания свидетельствуют о новом прорыве в его учении. Он подчеркивал, что для веры самыми важными словами являются личные местоимения — «я», «ты» (мой брат), «он». Спасение зависит не от принадлежности к Церкви или интеллектуального согласия с ее учением, но приходит через открытую веру во Христа. «Каждый должен веровать сам за себя — так же, как умирает каждый только сам за себя», — писал он. Выбор «или-или» составляет суть теологии Лютера, что сближает ее с современной диалектической теологией и экзистенциализмом. Наконец, он смело принимал суровые жизненные реалии: безнравственность, непостоянство, иррациональность и саму смерть. Последовательное и рациональное латинское «следовательно» (ergo) схоластической теологии он заменил на парадоксальное немецкое «однако» (dennoch), ибо только вопреки всему человек может с помощью Святого Духа сказать: «Credo» — «Верую». Однажды Лютер сказал: «Царство Божие — это город, со всех сторон осаждаемый смертью. Каждый занимает на стене свое место обороны и не может занять место другого, но ничто не препятствует нам обращаться друг ко другу с ободрением». Евангельская проповедь Лютера оказала потрясающее воздействие на поколение, искавшее основы для веры. Он стал теологическим Коперником, на основании христологии доказавшим, что наш мир вращается вокруг Сына Божия. Пожар вспыхнул из-за относительно небольшого вопроса: нападок Лютера на извращения при продаже индульгенций и оспаривания их правомочности. Практика выдачи индульгенций претерпела значительные изменения со времен ранней Церкви, когда община выдавала разрешение (indulgentia) на смягчение или замену епитимьи, наложенной на кающегося грешника, как свидетельство его раскаяния. Власть налагать частную епитимью вместо общины со временем взяли на себя священники, епископы и папы. Церковь присвоила себе власть налагать временное наказание за грех после прощения вины на основании искреннего покаяния и обращения ко Христу, Марии и святым. В 1457 году папа Каликст III постановил, что индульгенции способны облегчить страдания душ в чистилище. Папская булла Salvator noster от 1476 года распространила уменьшение времени наказания в чистилище на мертвых наравне с живыми. При введении индульгенций папы осторожно разделили вину и временное наказание, утверждая, что основанием для получения индульгенции должно быть сокрушенное сердце и устное исповедание. Однако на практике эти требования истолковывались лицеприятно, и зачастую продажа индульгенций превращалась в обычную розничную торговлю. По иронии судьбы, один из крупнейших памятников христианства, собор Св. Петра в Риме, стал поводом и памятником раскола Церкви. Папа Юлий II издал в 1507 году полные индульгенции в целях сбора средств на строительство этого собора. В 1513 году папа Лев X возобновил эти индульгенции и сделал архиепископа Альбрехта Бранденбургского посредником в продаже архиепископства Магдебургского и Майнцского, обещая ему большие комиссионные в размере половины от всей выручки, чтобы возвратить Фуггерам долг суммой в 29.000 гульденов. Эти деньги были выплачены Фуггерами папе в качестве предоплаты Альберта за назначение его на должность архиепископа, когда он еще не достиг установленного возраста (на тот момент ему было двадцать три), платы за назначение его на несколько других должностей одновременно, выплаты аннатов и стоимости самого архиепископства. Самым успешным продавцом индульгенций был толстый доминиканец по имени Иоганн Тецель. Когда в 1517 году Тецель достиг границы Саксонского курфюршества и многие члены Виттенбергской общины толпились в очереди за индульгенциями, Лютер убеждал епископов вмешаться. Когда они ничего не предприняли, он подготовил Девяносто пять тезисов об индульгенциях и послал копии епископу Бранденбургскому и, по своей наивности, архиепископу Альбрехту Бранденбургскому. Как рассказывал много лет спустя Меланхтон, он вывесил тезисы в день всех Святых на северной двери замковой церкви, вызывая любого входящего на академический диспут. Лютер писал: «Наш Господь и Hаставник Иисус Христос, говоря: ''Покайтесь...'' [Мф. 4:17], заповедывал чтобы покаянием в действительности была вся жизнь верующих. Это слово [«покайтесь»] не может быть понято как относящееся лишь к таинству покаяния — т.е. к исповеди и к отпущению грехов, — совершаемому священнослужителем». Вызванная этим поступком буря больше всего удивила самого Лютера, потому что в считанные недели его тезисы разнеслись в самые отдаленные уголки Европы. Лютер помешал торговле индульгенциями и нечаянно начал Реформацию. В действие пришла церковная машина, начиная с Тецеля, который угрожал сжечь еретика на костре в течение трех недель. Доминиканские собратья Тецеля проповедовали в церквях, что Лютер будет скоро сожжен. 3 февраля 1518 года доминиканцы из Германии официально донесли на него папе. В июле 1518 года доминиканец, магистр святого дворца (и теологический эксперт курии) Сильвестер Приэриас подготовил письмо, вызывающее Лютера в Рим. 25 августа 1518 года глава Августинского ордена в Германии получил распоряжение арестовать и заключить Лютера под стражу. Под давлением со стороны императора Максимилиана папа Лев X, первым желанием которого было отнестись к тезисам, как к безответственной выходке какого-то пьяного немца, который со временем протрезвится, уполномочил Каэтана, посланника папы на Аугсбургском сейме, арестовать Лютера. Он потребовал от Фридриха Мудрого сдать этого «сына нечестия» Каэтану, но Лютер, как житель Саксонии, обратился к Фридриху с просьбой о защите. Поскольку в то время папа Лев предпочитал Фридриха Карлу в качестве кандидата в императоры после смерти стареющего Максимилиана, он согласился просто на встречу Каэтана с Лютером в Аугсбурге, которая состоялась с 12 по 14 октября, но не поколебала Лютера. В декабре папский рыцарь Мильтиц прибыл с Золотой розой для Фридриха и буллой против Лютера. Золотая роза была предметом зависти и наградой, которую папа благословлял в Ленте в четвертое воскресенье и награждал ею только раз в году одного из христианских королей или князей. Но ухищрение папы не сработало. В ходе диспутов с профессором Ингольштадтского университета Иоганном Экком в Лейпциге, состоявшихся с 27 июня по 15 июля 1519 года, Лютер напомнил своим слушателям, что папы и соборы часто ошибались и противоречили друг другу. Готовясь к дискуссии, он усердно изучал каноническое право, церковную историю и отцов Церкви, еще больше утвердившись в том, что Церковь далеко отошла от своего раннего учения. «Мы отослали шестьсот экземпляров опубликованного мною сборника Ваших работ во Францию и Испанию. Они продаются в Париже, их читают и ценят в Сорбонне. Книготорговец Клавий из Павии взял внушительное количество для продажи в итальянских городах. Я выслал книги также в Англию и Брабант[3], и на моем складе осталось только десять экземпляров. Никогда прежде мне так не везло с книгоиздательством. Чем большего человек достиг, тем больше он думает о Вас!»[4] Лютер оказался плодовитым автором: между 1516 и 1546 годами он написал более четырехсот трудов, в среднем — по одному менее чем за месяц. Карл и Алеандер не могли поверить, что Лютер самостоятельно написал все книги, выложенные перед ними на столе в Вормсе. В творческом порыве, который не имел аналогов, Лютер написал в 1520 году три своих знаменитых труда. «Я рожаю, как только зачал!» — восклицал он. В его деятельности был момент, когда сразу три издательства занимались его трудами. Он отослал издателю первые страницы своего письма Ко христианскому дворянству германской нации, еще дописывая последние страницы. В нем он призвал императора и князей, как облеченных властью христиан, реформировать Церковь, поскольку духовенство оказалось неспособным к тому. Письмо, названное «сердечным воплем народа» и «звуком боевого горна», стало первым изданием Лютера после того, как он убедился в том, что римские бреши не подлежат ремонту. Он атаковал «три стены Рима», т.е. утверждения, что Рим не подвластен юрисдикции светской власти, что только папа компетентен толковать Писание, и что никто кроме папы не может созвать Собор. В труде О вавилонском пленении Церкви он обрушился на извращения в области Таинств, посредством которых, по его убеждению, «римская тирания» осуществляла свой контроль над всеми христианами. Он оспорил существование семи Таинств, признав учрежденными Христом только Крещение, Евхаристию и Исповедь, уделяя при этом большее внимание Вечере Господней. Первым пленением он назвал лишение мирян причастной чаши, вторым — учение о пресуществлении и третьим — понимание мессы как жертвы Богу, а не духовного приобщения ко Господу. Третий знаменитый трактат 1520 года Свобода христианина был по своей сути более назидательным и, согласно его собственному определению, описывал «всю христианскую жизнь в краткой форме». В нем Лютер описал освобождающее действие веры во Христа, веры, освобождающей человека от духовного рабства и побуждающей его к жизни любви и служения ближним. К этому примирительному по тону трактату прилагалось адресованное папе Льву X открытое письмо с уверениями в том, что целью Лютера была критика не самого Льва, а развращенности и лжеучений, окружающих папство. Но Лев уже не был способен успокоиться, поскольку к тому времени дело зашло слишком далеко. 15 июня 1520 года Лев X опубликовал буллу Exsurge domine, в которой перечислялась сорок одна «ересь» из работ Лютера и давалось ему шестьдесят дней на то, чтобы, отрекшись, потребовать сожжения своих книг. Осенью папский легат Иероним Алеандер и Иоганн Экк инсценировали сожжение книг Лютера. В отместку 10 декабря 1520 года профессора и студенты Виттенбергского университета собрались за городскими воротами, чтобы устроить костер и сжечь некоторые схоластические труды и книги по каноническому праву. Дрожащий от нахлынувших чувств Лютер сделал шаг из толпы и кинул в пламя папскую буллу, тихо проговорив: «За то что ты ругаешься над истиной Божией, пусть сегодня Господь уничтожит тебя в этом огне». Лютер публично окончательно порвал с Римом. 3 января 1521 года папа издал буллу об отлучении Decet romanum pontificem, объявив Лютера еретиком вне закона. Теперь дело было за Карлом V, ставшим в 1519 году императором. Он должен был привести отлучение в действие посредством императорского указа, который означал для еретика смерть. 6 марта 1921 года Лютер был призван предстать перед императором и собранием рейхстага Священной Римской империи в Вормсе. Лютер приехал в Вормс и отстаивал там свою позицию. На обратном пути из Вормса в Виттенберг Лютер заехал в Мёре, чтобы навестить свою бабушку и проповедовать там в церкви. Вечером 4 мая близ Альтенштейна отряд вооруженных всадников устроил засаду. Спутники Лютера убежали в заросли, а когда они вернулись, Лютера уже не было. Всадники полночи везли его окольными путями, к утру доставив в Вартбургский замок, неподалеку от Айзенаха. Курфюрст Фридрих приказал своим людям не говорить Лютеру, куда его привезли, чтобы перед рейхстагом он мог честно заявить, что не знал о своем местонахождении. Только капитану отряда и нескольким солдатам была известна личность пленника. Лютер скрывался в Вартбурге под именем рыцаря Георга, носил рыцарскую цепь и украшения, отпустил длинную бороду, волосы и посылал письма с такими загадочными адресами, как «Птичья область», «Воздушный край» и «Остров Патмос». Широко распространились слухи, будто Алеандер приказал его убить, будто его нашли мертвым в серебряной шахте, будто он сбежал к Сикингену. Но кое-кто подозревал курфюрста Фридриха в покровительстве ему. Устраненный с общественной арены, Лютер не находил покоя на протяжении десяти месяцев своего пребывания в Вартбурге. После выпавших ему испытаний он страдал от сильнейшего нервного истощения и приступов несварения желудка. Там он написал несколько трактатов, из которых наиболее важным был посвященный его отцу труд О монашеских обетах. В нем Лютер утверждал, что безбрачие и монашеский аскетизм противоречат Писанию и менее полезны Богу и человеку, чем плодотворная жизнь в миру. Но величайшим достижением его вынужденного «безделья» был мастерский перевод Септуагинты (греческого перевода Ветхого Завета) на немецкий язык, которым он занимался с декабря по конец февраля 1522 года. Позже он и его университетский «синедрион» перевели Ветхий Завет с еврейского, полностью завершив работу в 1534 году. Это был лингвистический триумф, сильно повлиявший на религиозную жизнь, способствовавший формированию и развитию немецкого литературного языка и подтолкнувший к переводу Библии на другие языки, включая английский. Общественные беспорядки и бунты Тем временем дела в Виттенберге приобретали радикальный оборот. Монах августинец Габриель Цвиллинг (Gabriel Zwilling) и профессор университета Адреас Карлштадт выступили с резкой критикой мессы, безбрачия и изваяний, отстаивая Причастие в двух материальных элементах (когда верующие вкушают и хлеб, и вино). Карлштадт женился на дочери бедного дворянина, и многие монахи последовали его примеру, также взяв себе жен. Цвиллинг возглавил иконоборческое движение, выступая против алтарей, церковных изваяний и картин. 21 декабря в Виттенберг прибыли «пророки» из Цвиккау (Zwickau): неграмотный портной Николаc Шторх (Nicholas Storch), бывший виттенбергский студент Марк Штюбнер (Mark St?bner) и третий незнакомец. Эти харизматические спиритуалисты были последователями Томаса Мюнцера и претендовали на личные откровения, отвергали внешние Таинства и власть во всех ее формах, а также проповедовали коммунизм в отношении собственности и жен. Филипп Меланхтон, который на время отсутствия Лютера перенял руководство в Виттенберге, первоначально был к ним расположен доброжелательно, хотя и сдержанно. Лютер же отреагировал замечанием, что любое личное откровение недействительно, если не согласуется с Писанием, и съязвил: «Они проглотили Святого Духа с перьями и всеми потрохами». 1 февраля 1522 года в городе начались сильные беспорядки, и городской совет, не сумев с ними совладать, попросил Лютера вернуться. Лютер вернулся 6 марта и выступил с шестью проповедями на тему умеренности, необходимости любви в обращении с ближними и воздержания от того, что является соблазном для немощных, еще не обращенных братьев, поскольку к Виттенбергу приковано внимание всего мира. Страсти утихли, и начались постепенные перемены: отмена частной мессы, превращение публичной мессы в реформированную литургию, а осенью 1523 года была введена исправленная литургия под редакцией самого Лютера. Беспорядки заразительны, и поскольку взаимная вражда была специфической болезнью рыцарского сословия, нетрудно было предвидеть Рыцарскую войну 1522—1523 годов. После того как рыцарство утратило свое социальное значение, этому бесполезному сословию оставалось три способа существования. Рыцари могли заняться сельским хозяйством или управлением поместий, как это практиковалось к востоку от Эльбы; они могли приспособиться к современной политической ситуации и пойти на службу к могущественным князьям в качестве чиновников, либо опуститься до промысла разбоем и грабежом. Маленький человек с большими идеями по имени Франц фон Зиккинген (Franz von Sickingen) избрал третий путь. При рождении сына в Эбернбургской (Ebernburg) крепости в 1481 году его отец прочел в гороскопе, что сын достигнет значительной власти, но кончит плохо. Франц был талантлив и скопил значительное богатство на разработке рудников в своих землях и грабеже купеческих обозов. Однажды он даже ссудил императору сумму в 50.000 гульденов. Франц поступил на службу к французскому королю, совершая с тысячью вооруженных людей карательные и грабительские рейды до самой Лотарингии и объявив войну городу Вормс. Однако сердцем он был на стороне германской империи и поддерживал Карла V, хотя разочаровался, когда Карлу не удалось привести Германию к новым завоеваниям. Пропагандист рыцарского дела Ульрих фон Гуттен писал: «Франц является человеком, которого у Германии уже давно не было!»[5] Зиккинген укрепил Эбернбург тридцатью шестью пушками, в числе которых было орудие весом в три с половиной тонны под названием Соловей. 27 августа 1522 года Франц объявил войну полуфеодальному архиепископу Трирскому. Эта война получила в истории ошибочное название Рыцарский бунт. Зиккинген объявил, что освободит людей от ига священников и доставит им евангельскую свободу. Лютеранство действительно глубоко проникло в рыцарское сословие, но мотивы Франца были столь же запутанны, как и его идеология, поскольку при отчуждении владений архиепископа он надеялся захватить земли для себя. Он напал на город 7 сентября, но после восьмидневной осады потерпел поражение. Затем трое князей объединили свои силы и 30 апреля 1523 года осадили Зиккингена в крепости Ландштул (Landstuhl). Франц был смертельно ранен снарядом и убит бревном, упавшим при разрушении артиллерийским огнем каменных стен. Позже Швабский союз южно-германских князей и городов выступил с войском под предводительством Георга Трухсесца фон Вальдбурга (Georg Truchsesz von Waldburg), который атаковал крепости Швабских и Франконийских рыцарей и за полтора месяца разрушил тридцать два замка. Ульрих фон Гуттен первоначально принял дело Лютера за обычную грызню между монахами и усмехнулся: «Пожирай и будь пожран сам!» Но вскоре решил стать союзником Лютера против Рима, впрочем не слишком интересуясь его теологией. Обращаясь к Лютеру как к «своему дорогому брату», он писал ему: «Мне сказали, что тебя отлучили от церкви. Как ты велик, о Лютер, как ты велик, если это правда!» Он был готов выступить против «тирании священников» посредством пера и оружия. Начиная с 1520 года памфлеты с критикой римской иерархии текли из-под его пера непрерывным потоком. В своих Febris и Inspicientes он обрушивался на следователя и судью Лютера кардинала Каэтана. Комментируя Буллу Льва X против заблуждений Мартина Лютера, он нападал на папу как на антихриста. В его брошюре Булла обсуждались такие темы как булла Льва Великого, свобода Германии, Гуттен, Франц и другие германцы. В своих Monitor I и Praedones (Разбойники) он отождествлял христианскую свободу со свободой от Рима. Он перешел с латыни на простонародный язык и достигал масс при помощи огромного количества брошюр, написанных по-немецки. Но Лютер не мог согласиться с призывом Гуттена к оружию ради защиты Евангелия и отказался от его предложения укрыться под защитой Зиккингена. 16 января 1521 года Лютер писал своему другу Спалатину: «Ты видишь, чего хочет Гуттен. Но я не желаю сражаться за Евангелие посредством насилия и убийств, о чем я ему много писал. Мир был сотворен силою Слова, Церковь была рождена силою Слова, и тем же Словом она будет восстановлена». Гуттен был слишком болен, чтобы участвовать в походах Зиккингена и бежал в Швейцарию, но Эразм не предоставил ему убежища в Базеле. Наконец Цвингли дружелюбно принял его в Цюрихе, в окрестностях которого он умер в августе 1523 года еще молодым человеком. Едва завершилась Рыцарская война, как начались еще более серьезные волнения, — череда крестьянских бунтов, терзавших южную и центральную Германию с мая 1524 по июль 1526 года. Астрологи предсказывали на 1524 и 1525 годы наводнение и страшные события. Половину Германии терзали банды бунтующих крестьян, численность которых в некоторых областях достигала двенадцати тысяч человек. На юге восстание проникло в Австрию, достигнув Зальцбурга и Штирии (Styria), крупных беспорядков избежала только Бавария. Увлеченные революционным духом, понимая христианскую свободу Лютера как социальную свободу и будучи подстрекаемы бродячими «пророками», крестьяне восставали под предводительством неспособных к военному делу людей против своих церковных и гражданских феодальных господ. Восстания имели спонтанный локальный характер и были лишены какого-либо общего руководства. В Черном лесу поднял и возглавил крестьян солдат-агитатор по имени Ганс Мюллер фон Булгенбах (Hans Muller von Bulgenbach), к которому присоединился анабаптистский проповедник Балтасар Губмайер (Balthasar Hubmaier). В Швабии дубильщик из города Мемминген Себастьян Лоцер составил знаменитые Двенадцать тезисов, дающих ясное представление о том, чего именно требовали крестьяне, поскольку требовали они отнюдь не абстрактной свободы. Они желали восстановления общинных земель, отмены феодального суда и налога на наследство, упразднения «малой» десятины в виде скота, права избирать собственных пасторов, восстановления узурпированных дворянством прав на охоту, рыболовство и использование леса, замораживания растущих цен на аренду и услуги и восстановления в судопроизводстве старых добрых законов вместо римских. Требования были достаточно умеренными, но каждый новый бунт сопровождался обычными для беспорядков крайностями: пожарами, мародерством, линчеваниями, убийствами, а в Вейнсберге (Weinsberg) перебили всех защитников замка после их капитуляции. Граф Гельфенштейн (of Helfenstein) был насквозь проткнут копьем на глазах жены и ребенка. Швабский союз выступил против них под предводительством ветерана Рыцарской войны Георгa Трухцесца фон Вальдбургa, который перебил и пленил тысячи при Лейпгейме (Leipheim), что к востоку от Ульма. Он встретился с большим крестьянским войском в Вейнгартене (Weingarten) и убедил их подписать договор, после чего они рассеялись и утратили способность к дальнейшим переговорам. Во Франконии крестьяне, возглавляемые трактирщиком, наняли рыцаря Гёца фон Берлихингена (Goetz von Berlichingen) для походов на Бамберг и Майнц. Им даже удалось заставить архиепископа Майнцского принять требования Двенадцати тезисов. В Тюрингии крестьяне восстали и разграбили Эрфурт. Только в центральной Германии восставшими было разрушено более сорока монастырей и замков. Наибольшие бесчинства совершались крестьянами под предводительством фанатичного спиритуалиста Томаса Мюнцера, избравшего своим центром Мюльхаузен. Это же восстание и подавили наиболее жестоким образом. Мюнцер был скорее апокалиптическим религиозным экстремистом, чем социальным революционером. Он проповедовал скорое пришествие Царства Божия, в котором все будут равны и собственность станет общей. Он подстрекал народ убивать правителей и разрушать их замки. Свою Лигу избранных он призывал к истреблению необращенных. «Не внимайте стонам нечестивых! Вперед, пока горит огонь! Да не высохнет кровь на ваших мечах!» — поучал он в 1524 году. На своем знамени он изобразил радугу как напоминание о завете Бога с человеком. Возбужденные крестьяне шли в бой с пением: «Приди, Дух Святой, Господь и Бог!» 15 мая 1525 года их атаковали герцог Георг Саксонский и граф Филипп Эйзенах (of Eisenach). В одной из ужаснейших боен той войны княжеские войска перебили несколько тысяч крестьян и сотни взяли в плен, позволив бежать лишь некоторым. Так, на эсхатологической ноте Армагеддона окончился один из наиболее кровавых и драматических эпизодов крестьянских волнений. Эти крестьянские восстания по своей схеме совпадали с бунтами позднего Средневековья. Они прокатились волной по Фландрии, Франции, Англии и Богемии, а в Германии перед крупнейшим восстанием 1525 года их случилось, по меньшей мере, двенадцать. Подобно ситуации четырнадцатого века, положение крестьян стало лучше, чем ранее. Улучшение породило мечтания о еще больших благах и ненависть к князьям, городам и епископам, постоянно богатеющим и укрепляющим свою власть. Сокрушительное поражение рыцарей в юго-восточной Германии, этих бандитов, устрашавших и эксплуатировавших крестьян на протяжении веков, освободило крестьянство от одного вида врагов, хотя остатки рыцарства, включая брата Гуттена и сына Зиккингена, в составе армии теперь сражались против них. Наибольшей плотностью населения отличался горный юго-запад Швабии, который на протяжении столетий был источником германской эмиграции. Там и возникло единственное хорошо организованное крестьянское движение под предводительством талантливого Йосса Фритца (Joss Fritz), названное в честь крестьянской обуви Бундшух. Фриц был способным пропагандистом, а не военным тактиком, но впрочем, всегда избегал плена. Провозглашение Лютером евангельской свободы привело к революционному смешению экономических и религиозных идей. В ночь между его появлениями перед Вормским рейхстагом на стенах появился знак Бундшух. Лютер с самого начала выступал против применения силы и насилия для защиты человека или его теологических воззрений. Он выступал против тирании светских и церковных правителей, но предупреждал против народного террора. Однажды он похвалился: «Если бы я хотел беды, то мог бы погрузить Германию в великое кровопролитие. Да, в Вормсе я мог бы начать такую заварушку, что даже император был бы в опасности. Но чем бы это было? Игрою в революцию. Я не предпринял ничего. Я все оставил Слову!» Еще скрываясь в Вартбургском замке, он ощущал опасную напряженность обстановки и написал Открытое увещевание ко всем христианам воздерживаться от смуты и мятежа. Его отношение к вооруженному восстанию было широко известно, о чем свидетельствует знаменитый трактат 1521 года швейцарского гуманиста Вадиана (Vadian) под названием Карштханс (Ганс Мотыжник; французских крестьян высокомерно называли Жаками, а германских — Гансами). В этом трактате Меркурий, францисканский монах Мюрнер и Карштханс обсуждают Лейпцигскую дискуссию. Мюрнер покидает сцену, когда объявляется о появлении Лютера. Лютер жалуется на гонения, а Карштханс обещает крестьянам защиту. Но Лютер осуждает «войну и убийства» и удаляется. Лютер так и не отказался от своего убеждения, что только законная власть имеет право использовать меч. Через месяц после возникновения крестьянского движения он написал Увещевание к миролюбию в ответ на Двенадцать тезисов швабских крестьян (An Exhortation to Peace in Reply to the Twelve Articles of the Swabian Peasants) (апрель 1525 года), в котором, обращаясь к обеим сторонам, он смело критикует князей и епископов, тирании которых обещает печальный конец Слово Божие и вся история, и предупреждает крестьян о том, что Слово Божие и весь опыт говорит об еще худших последствиях бунта и анархии, цитируя предостережение Христа: «Все, взявшие меч, мечом погибнут». Рискуя собственной жизнью, Лютер лично посетил эпицентр вражды в Тюрингии, чтобы выступить в роли посредника между крестьянами и курфюрстом Фридрихом, который был готов к уступкам, но его проповедь оказалась тщетна. Услышав возмутительные и очевидно преувеличенные известия о грабежах и убийствах, совершаемых толпой, и наблюдая, как крестьяне следуют за Мюнцером в бой, он написал свой жесткий памфлет Против грабящих и убивающих крестьянских банд (Against Robbing and Murderous Peasant Bands) (май 1525 года), в котором убеждал, что крестьяне должны быть остановлены и подавлены. По прошествии кризиса он писал письма и памфлеты, призывавшие к милосердию и умеренности в отношении крестьян и выражавшие сожаление о грубости его прежних выражений. Крестьянские восстания едва ли могли рассчитывать на успешный исход по причине случайности своего характера, недостаточной организованности, слабости военного руководства и скоротечности. Реальное положение крестьян мало изменилось. Наложенные на них штрафы были постепенно снижены или вовсе не взысканы. Даже разоружение крестьян не везде производилось. Большинство дворян понимали, что уступки крестьянам им самим принесут экономическую выгоду. Крестьяне приняли евангелическую веру Лютера только после поражения восстаний, когда евангелические проповедники смогли занять кафедры в деревенских приходах и начали постепенно евангелизировать деревенский люд. По всей видимости, они осознавали неизменность позиции Лютера, и немногие обвиняли его в предательстве дела, за которое он, в действительности, никогда не выступал. После 1525 года Реформация продолжала с прежней скоростью распространяться в новых областях Германии как спонтанное народное движение. С другой стороны, подавление еще одного крупного общественного класса, игравшего роль политического противовеса, послужило быстрому укреплению княжеского абсолютизма. Было принято считать, что крестьянские восстания встревожили правителей, которые были поражены влиянием лютеранства на широкие массы и решили вернуться в католицизм. Однако несостоятельность этого мнения очевидна, поскольку евангелическая церковь продолжала распространяться в новых землях и странах. Реформация на Аугсбургском рейхстаге 1530 года Редко когда в истории возникало такое взаимопонимание и взаимодействие между университетом и широкими народными массами, как между молодым и сильным Виттенбергским университетом и германцами. Сердцем Реформации был образовательный центр, а ее вождем — профессор теологии, вышедший из народа. «Миром должны править учителя, мудрецы и писатели», — возвышенно заявил Лютер в одной из своих Застольных бесед: «Если Бог в Своем гневе убрал бы из этого мира всех образованных людей, то люди стали бы животными и дикими зверьми. Тогда не было бы ни мудрости, ни религии, ни закона, но царили бы лишь грабеж, воровство, убийство, блуд и всякого рода зло!» Лютер был профессором до мозга кости, дважды в неделю читая лекции студентам теологии, прибывшим со всех уголков Германии для обучения или переучивания. Один из них оставил нам следующее описание профессора-экзегета Лютера: «Это был человек среднего роста, обладавший голосом, который сочетал резкость и мягкость: мягкая интонация и резкое произношение слогов, слов и предложений. [Типичный саксонец!] Он говорил не слишком быстро и не слишком медленно, но равномерно, без пауз и очень ясно, в таком естественном порядке, что каждая новая часть лекции гармонично вытекала из предыдущей. Он излагал каждую часть, используя не словесные хитросплетения, а отдельные слова слагал в предложения так, чтобы излагаемый материал возникал и проистекал из самого текста... Таким образом, он извлекал тему из пособия, которое сам подготовил, чтобы материал лекции, выводы, отступления, мораль и антитеза были всегда под рукою. Благодаря этому лекции всегда были свободны от всего второстепенного и постороннего. И еще, о самом духе этого человека: даже когда в аудитории присутствовали его злейшие враги, то на основании услышанного они признавали, что наблюдали не человека, но духа, поскольку невозможно преподавать столь изумительные вещи самому, но только под влиянием некого доброго или злого духа».[6] Лютер был польщен и несколько удивлен, что не только студенты, но и весь мир прислушивается к его словам. Гуманист Иреник (Irenicus) писал в 1518 году: «Мы хотели бы назвать Лютера вождем всех германцев из уважения к превосходной эрудиции, которой обладает этот выдающийся человек». Лютер произвел реформу гуманитарной программы университета, отдавая предпочтение гуманитарным дисциплинам, языкам, риторике и истории вместо традиционной диалектики и схоластических рассуждений. Кроме того, он реформировал теологическую программу, оспорив изречение Фомы Аквинского, что без Аристотеля невозможно стать теологом. В 1517 году он писал в письме Матфею Лангу: «К нашей теологии и Св. Августину приходит успех... Аристотель мало-помалу уступает». Студентов и молодых преподавателей университета будоражили его идеи образовательной реформы и евангелической теологии, в то время как большинство его старших коллег выступали и против первого, и против второго. Реформация была молодежным движением, поскольку в возрасте тридцати четырех Лютер имел последователей в Виттенберге, других университетах и среди гуманистов в лице молодых людей тридцати лет и младше. И наоборот, абсолютному большинству его оппонентов, кроме доктора Экка, было за пятьдесят. Весьма радикальный трактат О вавилонском пленении Церкви оттолкнул некоторых пожилых и привлек молодых гуманистов. Многие студенты обменяли свое юридическое призвание на теологию, в новое служение устремился целый поток молодых монахов и священников. Лютер активно участвовал в организации церковной жизни всякий раз, когда местные власти обращались к нему с просьбой о помощи. Он рекомендовал студентов в пасторат и школы, вел обширнейшую переписку, общий объем которой составил более четырех тысяч писем. Молодой соратник Лютера и внучатый племянник Рейхлина Филипп Меланхтон (1497—1560) уже пользовался славой развитого молодого гуманиста, когда в 1518 году появился в Виттенберге как профессор классической литературы. Его вводная лекция «Об улучшении образования молодежи» призывала к восстановлению источников классической литературы, древних языков и христианского благочестия. Меланхтон обладал стройным телосложением и был человеком книжного, профессорского склада. Урбан Балдуин заметил в своем письме, адресованном другу: «Я видел Меланхтона танцующим с женою декана, и это было замечательное зрелище!» Меланхтон читал лекции по греческой, латинской классике и Писанию. Однажды он прочел лекцию аудитории численностью более девятисот студентов. Лютер, будучи старше его на четырнадцать лет, считал его величайшим теологом всех времен и заявил, что его Loci или Основы христианского учения должны почитаться после Библии. Он обладал ясным систематическим мышлением и являлся основным автором Аугсбургского вероисповедания и многих других трудов, посвященных систематике, риторике и исповеданию. После смерти Лютера он стал общепризнанным главой движения, действуя в примирительном гуманистическом духе и добиваясь уступок, содействующих единству Церкви. Разрыв между Лютером и Эразмом в 1524—1525 году был особенно болезненным для Меланхтона, столь страстно восхищавшегося королем гуманистов и поддерживавшего с ним переписку даже после серьезной ссоры. Старшие гуманисты вначале отнеслись к Лютеру благосклонно, воспринимая его как критика и обновителя теологии, согласного с их программой. Рейхлин восклицал: «Слава Богу, что теперь у монахов есть еще кто-то, который задаст им больше работы, чем я». В 1519 году Георг Спалатин писал Мутиану (Mutian): «Я писал тебе о вашем августинце, докторе Мартине Лютере, к которому, как мне известно, ты слишком расположен, чтобы желать ему зла. Это такой христианин, который действительно скорее пострадает от людей, чем отречется от Христа, Его истин и учения. Слава Богу, что вместе с подлинным и святым богословием оживают самые благородные дисциплины. Можно надеяться, что вскоре будут совершенно очищены все изящные искусства и наука».[7] Лютер осознавал совершенно ясно, что гуманитарные знания лишены искупительной силы, хотя и являются цветом человеческого творчества и культуры. Он писал: «Человеческая мудрость и свободные искусства истинно являются благородными дарами Божиими... Однако они никогда не объяснят нам подробно, что есть грех и праведность в глазах Божиих, как мы можем освободиться от своих грехов, стать благочестивыми и праведными перед Богом и перейти от смерти к жизни». Лютер ощущал ослабление религиозной активности среди гуманистов уже в марте 1517 года, когда писал: «Гуманисты находят больше пользы в Эразме, чем в божественном». Эразм признавал собственную слабость, объясняя, что Бог не всем дал силу стать мучениками, но также добавлял, что христианство имеет много мучеников и мало мыслителей. Более того, они обладали разными темпераментами. Цвингли проницательно сравнил Лютера с молодым героем Аяксом, а Эразма с хитрым Одиссеем. Поэт Эобан Гесс (Eobanus Hessus) заметил, что Эразм обозначил, что следовало сделать, а Лютер взял нож и отсек больное. Когда они сошлись в схватке, это была борьба гигантов. Лютер поздравил Эразма с тем, что тот избежал второстепенных вопросов и целится прямо в сердце. Эразм желал уклониться бы от спора, как во время полемики с Рейхлином, и попал под перекрестный огонь. Когда же наконец его вынудили писать против Лютера, он утверждал, что человек отчасти свободен в своей воле, и сознательные поступки нравственного характера ценны для Бога, заповеди добродетели были бы лишены смысла, если бы человек не мог поступать так, как требует Бог. Для Эразма путь в Божие присутствие сочетал благодать и добродетель, посредством которой человек может взобраться «вверх от плоти к духу, от видимого к невидимому, от буквы к тайне, от разумного к понятному, от сложного к простому, как по ступеням лестницы Иакова» (Enchiridion). Эразм сделал несколько опасных допущений, заявив, например, что остался бы скептиком, если Церковь не утвердила некоторые положения веры догматами. На это Лютер ответил в своем De servo arbitrio («О рабстве воли»): «Святой Дух — не скептик!» Лютер следовал Павлу, подчеркивая Божию инициативу в спасении человека. Божия благодать — это благоволение, в котором всегда присутствует Сам Податель благодати. Благодать является Божественным деянием полного, свободного и окончательного прощения, оправдывающим человека, а не всего лишь некой духовной субстанцией, соприкасающейся и соединяющейся с естественной свободной волей человека. Человек не может уверовать во Христа при помощи своего разума или силы. Таким образом, полемика заключалась не в обсуждении свободы воли и детерминизма в земной жизни человека. Подобно Эразму, Лютер верил, что человеческий разум является величайшим Божиим творением, и человек достаточно свободен решать земные вещи. Однако он не верил, что человек может исполнить Божий Закон без помощи извне и возлюбить Бога превыше всего на свете и ближнего своего как самого себя, несмотря на то, что Бог это заповедал. Он не верил, что человек может придти к вере во Христа, не будучи просвещенным Святым Духом, что принципиально противоречит разуму. В духовных вопросах свободой обладает только воля возрожденного человека. Это великое разногласие обозначило разделение между старыми гуманистами и реформаторами. С того момента Лютер публично игнорировал Эразма, хотя продолжал читать его работы. По иронии, многие католические современники Эразма считали, что он отстаивает свои собственные позиции, а не учение Церкви. Его старый друг Алеандер однажды прокомментировал, что Эразм принес Церкви больше вреда, чем Лютер вообще был способен. Лютер женился в тот же год, когда написал О рабстве воли (1525). Для самого Лютера женитьба оказалась неожиданностью. Он долго отвергал мысль о браке, хотя другим активно рекомендовал его как прекрасное состояние. Лютер опасался, что противники могли оклеветать его реформаторские мотивы, если он женится. 6 августа 1521 года он писал Спалатину: «Они никогда не заставят меня жениться». В 1524 году он держался прежнего мнения, хотя несколько его духовных соратников женились. Сам он жил в Виттенбергском Черном монастыре вместе с единственным уцелевшим монахом, настоятелем, — в подлинно холостяцкой манере: постель менялась не чаще чем раз в два года, отсутствие режима, плохое питание. К весне 1525 года его мнение стало меняться. Затем его друг Венцеслас Линк (Wenceslas Linck) получил от него письмо: «Неожиданно, среди занятий совершенно другими делами, Господь вверг меня в брак». Возможно, это произошло неожиданно, но очевидно, что «другие дела» не вытеснили эту мысль из его разума полностью, потому что другому своему другу он писал: «Если смогу себе позволить, то возьму Кати в жены, чтобы досадить дьяволу перед своей смертью. Я верю, что им не удастся лишить меня радости и отваги!» Катарина фон Бор была одной из девяти монашек, бежавших из Мариентронского (of Marienthron) монастыря под влиянием трудов Лютера и прибывших в Виттенберг в поисках убежища. Она обладала живым характером и в некоторой степени аристократическими манерами. Свадьба состоялась вечером 13 июня 1525 года в Черном монастыре. Невесте двадцать шесть, а жениху сорок два года. Много лет спустя Лютер пошутил в одной из Застольных бесед: «Слава Богу, что со мной обошлось благополучно, ведь у меня благочестивая, верная жена, с которой мужчина может безопасно успокоить свое сердце». Мартин и Кати Лютер родили шестерых детей за два десятилетия своей супружеской жизни, и Лютер провел много счастливых часов в семейном кругу. Он любил музыку, играл на лютне и флейте, руководил распеванием песен фламандских и германских авторов, а иногда и своих собственных. Лютер составил книгу для семейного назидания (Hauspostille)[i.bo.1], а также Малый катехизис и Большой катехизис (1529) для наставления детей и церковного применения, писал гимны для общецерковного поклонения. Наиболее известной стала «песня марш» Реформации — «Опора наша — вечный Бог». Дом был всегда полон бедных студентов, друзей и посетителей со всех уголков Европы, и потому только мудрое хозяйствование Кати хранило семью от разорения. Лютер также познал и отцовское горе при смерти ребенка. Его дочь Елизавета умерла младенцем, а когда на отцовских руках отошла тринадцатилетняя Магдалена, он отвернулся в сторону, чтобы скрыть слезы, и сказал: «Живем или умираем, — всегда Господни». Его вера прошла проверку испытаниями. Древние спартанцы говорили о Филиппе Македонском после падения Фив: «Разрушить город он способен, но построить новый — уже выше его сил». Строительство реформированной церкви по принципам евангелического церковного порядка поглощало много сил Лютера в последние десятилетия его жизни. Он составил новый порядок служения на немецком языке (1526) для церкви в Виттенберге, сохранивший традиционное участие хора в поклонении. Центральное место в богослужении уделялось проповеди на родном языке с последующим Причастием в обоих видах. Крещение сохранялось как еще одно Таинство Христово, посредством которого младенцы возрождаются и прививаются к Церкви. Ради восстановления новозаветного образца церковной жизни Лютер применял в разумных пределах идею священства всех верующих. Членам церкви было предоставлено производить суд в вопросах учения, призывать пасторов и учителей, распоряжаться деньгами, заботиться о нуждающихся и отправлять «служение ключей», т.е. увещевание и отлучение. Община назначала пастора и доверяла ему право проповедовать и преподавать Таинства. Практически этот идеал удалось реализовать лишь отчасти, поскольку традиционный контроль над материальным имуществом и внешними делами церкви со стороны князей и городских советов настолько глубоко укоренился, что во многих землях Лютер был вынужден зависеть от них в вопросах организации и церковного руководства. Однако он не мирился с подобной практикой и обращался к ним как к «христианам, наделенным властью» и «временным епископам», пока не были готовы образованные люди, перенявшие контроль и руководство в качестве евангелических епископов, свободных от светского контроля. В Саксонии курфюрст Фридрих назначил контрольную комиссию в составе двух советников курфюрста и двух теологов — Лютера и Юстуса Йонаса для надзора за духовным состоянием приходов. Монастырские владения и пожертвования на мессы были употреблены на образование и благотворительность. В следующем году Меланхтон составил для курфюрста Наставление для пасторских визитаций, которое содержало тезисы евангельского учения и предназначалось для надзора суперинтендента за духовенством в четырех отдельных районах, требуя от пасторов и мирян лучшего образования. В предисловии к этому Наставлению Лютер вновь подчеркнул, что «Его Курфюршеской Милости» надлежит действовать «в христианской любви, потому он не несет на себе ответственность мирского феодала, но поступает так ради Бога и для пользы Евангелия, а также во благо и процветание бедных христиан». По его словам, визитации призваны послужить великой нужде церкви, должны совершаться из братской христианской любви и являются временным явлением до улучшения ситуации или возникновения более совершенной системы. Лютер мужественно выступал за сохранение разделения между духовной и светской властями. Он оказался перед выбором между двумя моделями церкви: небольшой группы исповедующих верующих — и национальной церкви, включающей всех членов общества, даже формальных христиан. В 1539 году курфюрст Фридрих Мудрый учредил консисторию, или мирской суд для разбора дел, касающихся морального состояния духовенства. Пока был жив Лютер, духовные вопросы по-прежнему регулярно направлялись на его суд, но после его смерти в территориальном управлении все большую роль играла консистория, состоявшая из четырех членов. На протяжении десятилетия после Вормского рейхстага лютеранство набирало силу, охватывая новые города и земли. В 1526 году император Карл решил привести Вормский эдикт в действие, однако не смог присутствовать на рейхстаге в Шпейере в том же году. Евангелическим провинциям удалось при поддержке некоторых католических князей отложить решение до созыва через полтора года общенационального, или экуменического совета, который возьмет на себя разрешение вопроса. До этого времени каждой области надлежало поступать согласно собственному пониманию долга перед Богом и императором. Императору воспрепятствовала свободно выступить против Лютера его постоянная занятость войнами против Франции, папы и турок. Но когда в 1529 году в Шпейере он потребовал аннулирования решения 1526 года, оставлявшего лютеранский вопрос в ведении земель, то евангелические земли Курфюршество Саксония, Бранденбург, Гессен, Ангальт и четырнадцать свободных императорских городов во главе со Страсбургом стали «протестующими землями», откуда и произошло название «протестант». Император решил присутствовать на следующем рейхстаге 1530 года в Аугсбурге. Лютер не мог на нем присутствовать по причине отлучения, и даже Нюрнберг не осмелился предоставить ему убежище. По этой причине он остановился в крепости Кобург, ближайшем к Аугсбургу замке в Курфюршеской Саксонии, с нетерпением ожидая известий с рейхстага о том, будет ли приведен в исполнение эдикт против него. На стене своей комнаты, расположенной высоко над крепостным валом, он написал для собственного утешения слова псалмопевца: «Не умру, но буду жить и возвещать дела Господни!» Постоянным потоком от него шли письма к Меланхтону и евангелическим братьям, призывавшие стоять твердо и мужественно. Меланхтон желал воздержаться от любых действий, чтобы не провоцировать развитие раскола и с радостью бы ограничил протестантские утверждения до критики нарушений, но оппоненты Лютера вынудили его сформулировать тезисы евангелического учения. 25 июня 1530 года его Аугсбургское исповедание было зачитано рейхстагу и императору, став классическим лютеранским Вероисповеданием. Речь шла не об основании новой церкви, но лишь о попытке реформировать Церковь Христову повсюду. Прочтя слова Меланхтона, Лютер восторженно сказал: «Я не умею ходить так мягко и тихо». По-прежнему надеясь на единство, Меланхтон опустил в Исповедании такие спорные вопросы как почитание святых, существование чистилища [, торговля индульгенциями], пресуществление и священство всех верующих. Лютер разделял чувства Меланхтона, но уже не верил в возможность единства, пока папа стоит во главе иерархии. Император и католическое большинство отвергли Вероисповедание и даже не приняли во внимание подготовленную Меланхтоном Апологию Аугсбургского вероисповедания. 2 октября 1530 года, за два дня до отъезда из Кобурга, Лютер произнес в часовне свою прощальную проповедь о событиях в Аугсбурге: «Если они решат обойтись с нами милостиво, то поступят во имя Господне. Если нет, то пусть поступают, как хотят, — заботит ли это нас? Небеса превосходят землю, и невозможно, чтобы земля правила небом. Если они что замышляют, то должны прежде спросить нашего Господа и Бога, угодны ли ему эти намерения. Если Ему они не угодны, то пусть совещаются и решат, как им поступать. Написано: «Живущий на небесах посмеется, Господь поругается им». В Вормсе Лютер стоял один; в Аугсбурге его представляло евангелическое сообщество, а Вероисповедание было подписано наиболее влиятельными и могущественными князьями Империи. Последние годы Лютера отмечены кипучей деятельностью и великими трудами. Он продолжал читать лекции, начал в 1535 году свои последние обширные Комментарии на Бытие, служил деканом теологического факультета, совершал визитации церквей и подготовил для собрания в Шмалькальдене союза протестантских князей в 1537 году Шмалькальденские артикулы, свое богословское завещание. На той встрече у него случился приступ каменной болезни в почках и желчном пузыре, и он вернулся в Виттенберг очень больным человеком. Тем не менее, у него оставалось еще девять лет жизни, значительную часть которых он посвятил написанию почти 165 трактатов и до десяти писем в день. Он экзаменовал кандидатов на докторскую степень и устраивал для преуспевших кандидатов «докторские пиры» с пивом и олениной. Больной и постоянно озабоченный военной опасностью, он стал вспыльчив и даже груб, не только в делах, но и в личной жизни. В ответ на упреки Кати: «Дорогой муж, ты слишком груб», он отвечал: «Они научили меня быть грубым». Его жизнь прервалась там же, где и началась — в городе Эйслебен. Будучи деятельным до последней минуты, он отправился туда в середине зимы для разрешения судебного спора между графами Мансфельдами. По прибытии с ним случился сердечный приступ, но он оправился и на протяжении трех недель руководил переговорами. 17 февраля дело было разрешено, но Лютер был изможден и пережил череду новых приступов. Когда один из друзей спросил его у смертного ложа: «Дорогой отец, исповедуешь ли ты Христа, Сына Божия, нашим Спасителем и Искупителем?» — он отчетливо ответил: «Да!». Так 18 февраля 1546 года около половины третьего утра отошел в вечность человек, о котором было написано больше, чем о ком-либо другом, кроме Иисуса. Был ли он сам вершителем событий, или просто человеком, прожившим насыщенную событиями жизнь? Его собственные последние слова, записанные на клочке бумаги за два дня до смерти свидетельствуют о его уважении к величию и одновременно ограниченности человеческого бытия: «Никто не сможет понять Bucolica и Georgica Вергилия, если не был пастухом или крестьянином на протяжении пяти лет. Я утверждаю, что никто не поймет писем Цицерона, если не занимался важными государственными делами на протяжении двадцати лет. Пусть никто не думает, что глубоко вкусил Святого Писания, если не руководил праведно церквями на протяжении ста лет. По этой причине, впечатляет пример (1) Иоанна Крестителя, (2) Христа, (3) Апостолов. Не пытайся объять эту божественную Энеиду, а смиренно поклонись ее следам. Мы нищие. Это правда. [Wir sein Pettler. Hoc est verum.]»[8] Возможно, Лютер имел собственные интересные представления о чудесных людях и великих исторических героях, но себя он видел как смиренное орудие в руках Божиих, а не как просто сплавляемое бревно, выброшенное на песок времени безразличными волнами истории.
|
|
|
|