2. Синтез Оригена – метафизические основания системыПорфирий-неоплатоник, цитату из которого приводит в своей Церковной Истории Евсевий Кесарийский, указывает следующих мыслителей, которых читал Ориген и которые, нужно полагать, оказали на него немалое влияние по мнению Порфирия. Он жил всегда с Платоном, читал Нумения (из Апамеи. II век. Сирийский философ-неопифагореец, тяготевший к философии Платона, поэтому его часто называют платоником), Крония (II век комментатор Гомера, друг Нумения), Аполлофана (III век, стоик из Антиохии), Лонгина (Кассий 213-273, афинский ритор, филолог и философ-неоплатоник. По хронологии видно, что если Ориген и читал к концу жизни этого философа, то о его влиянии на него говорить несерьёзно), Модерата (из Гадеса I век до Р.Х. - I век по Р.Х. Философ-пифагореец. Известен по сочинению Порфирия "Жизнь Пифагора"), Никомаха (философ-неопифагореец, II век) и писателей известных в пифагорейских кругах. Пользовался книгами Херемона-стоика и Корнута (философ-стоик)43. Из этого видно, что особенное влияние на Оригена оказали Платон, Стоицизм и Неопифагореизм. Но последний в исследуемую эпоху сливался с платонизмом (иногда со стоицизмом). Поэтому стоит рассмотреть только первые два направления. При этом рассматривать нужно именно то, что могло пересечься со сферой интересов христианской мысли, а следовательно и учением Оригена: отношение к Богу, гносеологические построения, вопросы о душе, вечность мира, свобода воли… Стоицизм Задача философии, по воззрениям стоиков, заключается в научно-обоснованной, разумно-нравственной деятельности человека. Вместе с киниками, стоики видели в человеческом знании лишь средство к добродетельному поведению и достижению блага, а главное назначение философии полагали в руководстве к добродетели, к правильным действиям, через упражнения в них. Поэтому они определяли философию просто как "упражнение в добродетели", как άσκησις άρετής т.е. упражнение в разумной деятельности. Но разумное поведение – такое поведение, которое соответствует природе человека и всех вещей, а для этого нужно познать законы природы и человека. Поэтому философия, определяемая как упражнение в добродетели, есть вместе с тем познание божественного и человеческого, т. е. необходимы две науки – физика и этика, кроме того, логика, которой приписывается методологическое значение. Теория познания стоиков носит сенсуалистический характер: стоики - эмпирики. Все наши представления (φαντάσιαι) возникают от воздействия предмета (собственно представляемого, φαντάστον на душу, которая, будучи от рождения чистой доской, только через восприятие обретает содержание. Таким образом, восприятия являются единственным источником наших представлений. От восприятий остаются воспоминания, из многих однообразных воспоминаний образуется опыт, через заключения из опыта выводятся понятия. На понятиях, образованных натурально зиждутся общие понятия, как несомненно истинные положения, не нуждающиеся в научном исследовании. Эти понятия высшие (благо, божество). На пути же методического искусственного образования понятий возникает наука как система подобных понятий. Стоики, вместе с Платоном, определяют действительное как нечто такое, что имеет силу действовать или страдать, но это свойство они находят только в телах, следовательно, кроме тел не может быть никакой действительности. Под понятие "тело" они подводят и душу, и добродетель, и другие подобные субстанции, хотя понятие тела они отнюдь не расширяют, ибо приписывают ему пространственное протяжение и все свойства телесности в собственном смысле слова. Телами стоики считают также и качества вещей. Благо есть тело, ибо благо есть добродетель, а добродетель – определенное состояние души – тело. Первопричина также телесна, ибо она реальность. Между божеством и первоматерией никакого реального различия нет. Всё развивается из божества и в него возвращается. Система стоиков, следовательно, строго пантеистична. Всякое существо, каждый предмет ранее своего появления в мире мыслились в мировом разуме как понятия и желались как определенные цели развития божества. Все эти идеи мирового разума, которые во времени непременно должны реализоваться, носят название – λόγοι σπερματικόι как своего рода зародыши мира. Всеобщий разум как мирообразующая сила носит имя λόγος σπερματικός. Относительно человека – это творческая потенция души, как та часть души ήγεμονικόν, которую нужно мыслить так же в отношении души человека как вышеназванные λόγοι σπερματικόι к мировой душе λόγος σπερματικός. Как мировой дух – ни что иное, как огненное дыхание, так и человеческая душа должна быть мыслима как огонь, как дыхание, или точнее как тёплое дыхание, которая подобным же образом должна распространяться по телу и сообщать ему единство, целостность, как мировая душа распространяется в мире и обнимает его. В мире господствует έιμαρμένη – судьба, т.е. всё в мире происходит в силу естественной и неизбежной связи причин и следствий как этого требует природа и закон целого, а человек часть целого и не изъят из этого закона, а принадлежит общему мировому процессу. Человеческая воля вплетена в неразрывную цепь натуральных причин. Вся разница в том, что мы можем знать или не знать основания, которые определяют нашу волю. Наша воля определяется не извне, но под воздействием внутренних состояний, через свою собственную природу. Наша душа не может ни развивать деятельность, независимую от целого, ни избежать судьбы целого. Все отдельные виды и формы материи развиваются из божества, или первоогня, только в течение времени, но при конце мирового периода все они возвратятся в него. Входящие в содержание понятия телесного два принципа – действующий и страдательный – соответствуют силе и материи. Чтобы примерить философское сознание с обычным, так чтобы первое познало родственные ему идеи в образах последнего, – необходимо было научное посредство. Это посредство лежало теперь для стоиков как позже на этом же пути для иудеев и христиан в аллегорическом изъяснении. Чтобы перекинуть мост между древнею религией и новой философией, стоики очень широко пользовались аллегорией мифа, извращая при этом содержание народных верований почти до неузнаваемости. Стоики пытаются слить эллинскую философию с универсальной религией. В позднем платонизирующем стоицизме, весьма существенно повлиявшем на Оригена, всё более уясняются внемирность и непостижимость Божества, что приводит к отрицанию чувственно-материального, к жажде спасения и посредничества. Заключение. Космология стоиков, собравшая в себя все основные черты эллинистической философии в своих принципах заимствована Оригеном в полном объёме. Идея цикличности времени и миров стоиков несомненно оказала большое влияние на Оригена. Он воспримет её как самоочевидную; до такой степени она вошла в мировоззрение эпохи. Финал по стоикам идентичен началу. Воспримет он и ту идею, что светила являются живыми существами. Стоики вместе с тем представляли традицию тех, кто учил о неумолимости судьбы, что было совершенно неприемлемо для христианства, особенно восточного. Стоицизм поставил в центре нравственный идеал и полагал, что решение жизненных моральных проблем следует искать в самой сущности бытия, т.е. в Боге. Отцы Церкви не только дадут высокую оценку писаниям стоиков, но и во многом усвоят их стиль и понятия44. Однако в целом нужно сказать, что стоики повлияли на Оригена, скорее, "отрицательно". Ориген будет много полемизировать с ними. Платонизм II-III века (Мезоплатонизм) Порфирий говорит, что некоторые из современников упрекали Плотина за то, что он слепо копирует Нумения45. Дошедшие до нас в сочинениях разных философов отрывки из произведений Нумения подтверждают это46. Некоторые ученики (по книгам) Нумения плавно переходили к Плотину47, на занятиях которого читались в частности отрывки из этого философа. Он же говорит о том, что его любил читать Ориген. Из неоплатоников – неопифагорейцев Нумений Апамейский был наиболее почитаемым предшественником неоплатонизма. Всё это сказано для того, чтобы понять, что нет необходимости объяснять происхождение взглядов Оригена влиянием Плотина, который хотя и был однозначно оригинальнейшим мыслителем, но и сам жил не вне своей эпохи. Таким образом, аналогии в идеях Плотина и Оригена нам однозначно видятся в общем для них основании - платонизме в его мезоформе. Понять Платона без трактовки невозможно, таков уж его стиль, предполагающий истолкование заключённых в него мифологем, поскольку "миф" в философском смысле слова является неизбежной формой для выражения сверхрассудочных истин. Поэтому очень важно посмотреть на то, каким образом трактовали Платона до Оригена и в его время. В каком обличье явился его духовному взору этот Философ. Мезоплатонизм и его роль в формировании западной мысли редко представляют в истинном свете. Однако без него сложно понять и глубину христианской мысли, и патристику, и попытку философского обоснования веры48. Так пишут Дарио Антисери и Джованни Реале в своей западной философии до наших дней. И это совершенно верно. 1. Медиоплатонизм восстановил понятия сверхчувственного, нематериального, трансцендентного, разрушив мост, связывавший их с материализмом, доминировавшим достаточно долгое время. Тело всё более рассматривается в первоначальном платоновском смысле, как темница души. 2. Такая логика привела к новой постановке теории идей. Некоторые из медиоплатоников в процессе переосмысления учения пытались интегрировать позицию Платона с Аристотелевской. Альбин и его кружок, к примеру, трактовали идеи в трансцендентном аспекте: как мысли Бога и как имманентные формы вещей. Это вело к параллельной трансформации всей структуры бестелесного мира, что стало прелюдией к неоплатонизму. 3. Большое значение обрели пифагорейские элементы (см. ниже). Но теория Монады и Диады остаются фоном. 4. Центральное положение занимала этика, но выстроенная на новом основании. "Следуй своей природе" заменено на "следуй Богу", "подражай Богу". Среди представителей медиоплатонизма было немало талантливых людей, но не нашлось гениального синтезатора. Он был именно фоном эпохи. Сам неспособный занять лидирующее положение, медиоплатонизм был материалом для творчества как ранних христианских философов, так и гениальных завершителей эллинской цивилизации. Неопифагорейцы параллельно с медиоплатониками пришли к новому открытию бестелесного и нематериального, т.е. того, что было утрачено в эпоху эллинизма. Бестелесное понималось пифагорейцами иначе, чем медиоплатониками, не с извлечениями из Аристотеля, но, скорее, на основе теории Монады и Диады, а так же на основе ненаписанных теорий Платона и собственных доводов. Числа же представляли собой уже нечто метанумерическое, т.е. отсылали к чему-то более глубокому и простому. В своей первоначальной формулировке Монада и Диада представляли собой высшую пару противоположностей, где Монада занимала абсолютно привилегированное положение, – из неё с помощью Диады выводилась вся реальность. Отсюда и космогонии как Оригена, так и Плотина. Доктрину идей дополняла теория чисел, которые понимались теологическим, более того, теософским образом. Настаивают на тезисе о духовности души и её бессмертии. Цель человека они видят в преодолении чувственного и в единстве с Богом. Этика обретает ярко выраженные мистические черты. Философия – это откровение, идеальный философ - существо, близкое к Демону или к Богу, или же он пророк. Нумений Апамейский. Что есть бытие? Оно не материя, ибо она неопределённа, беспорядочна и, следовательно, непознаваема. Оно не тело, ибо оно постоянно изменяется и обусловлено соединяющим фактором. Значит, оно бестелесно (интеллигибельно); только этот принцип гарантирует стабильность и постоянство. Нумений так же убеждён, что учение Платона о неизменном и неуничтожимом бытии соотносится с посланием Моисея, с библейским "тем, кто есмь". Платон – это Моисей аттический. Какова структура бестелесного? Согласно медиоплатонизму II-III вв. нематериальную реальность нужно понимать как иерархическую. Нумений, ещё до Плотина, довёл эту тенденцию до предела. Первый Бог имеет связь исключительно с чистыми сущностями, т.е. с идеями. Он совпадает с идеей Блага о самом себе. Второй Бог - Демиург занят образованием космоса; он благ, но не само Благо. Первый Бог производит, от него зависит стабильность и спасение всех существ. Второй Бог двойственен. Он созерцает бестелесное и воздействует на материю. Третий Бог – Душа мира. В принципе не так уж и далеко от этого и Филон, что говорит об этих идеях как присущих этой эпохе. Нумений предвосхищает теорию происхождения ипостасей, согласно которой, совсем как позднее у Плотина, даруя, Бог не обедняет себя отданным даром. "Свет, зажжённый от другого света, не гасит его, но напротив, озарённая его светом материя тем самым стала ближе к огню". "Необходимо, чтобы человек, сначала удалившись от чувственных вещей, вошёл бы в сокровенное единение с Благом, один на один, там, где нет ни человека, ни любого другого существа, но где есть завораживающая сладость неописуемого одиночества". Характерно для того времени, что Нумений был синкретистом. Он не только воспринял платонизм и пифагореизм, но не имеет ничего против соотнесения своих идей с библейским Моисеем. Очевидный библейский реализм привлекает не только Нумения, но многих философов этого периода. Вполне возможно, что Ориген симпатизировал доброжелательному отношению Нумения к Моисею и основам его Писания. Для Моисея Бог не нечто абстрактное, туманное, пантеистическое, но конкретная единая личность, открывающая себя в опыте человека. Гностические нагромождения больше не привлекает глубоких философов, желающих чего-то конкретного. И вряд ли можно сравнивать эонологию гностиков с иерархией бытия Нумения. Бестелесность Бога у Оригена несомненно связана с философией Нумения. Абсолютно тождественны у них обоих понятия Первого и Второго Бога. Критерием заимствования может служить наличие подобных идей в Библии. Ничего об отношениях Первого и Второго Бога в Библии не говорится. Поэтому логично предположить, что чисто философские идеи действительно позаимствованы Оригеном. Расхождения начинаются в рассуждениях о третьем Боге, третьей ипостаси. Для эллинской философии это душа мира, для Оригена же душа Христа. Нумений – предтеча апофатизма. Он как бы восходит от низшего к высшему, постоянно отказываясь приписывать последующему шагу предикаты предыдущего. Поэтому, если второй Бог - Благо, то Первый выше Блага, и т.д. Эту логику Ориген воспринимает полностью. Слабо выраженная у Нумения, но идущая ещё от Платона и стоиков, у Плотина займёт центральное место идея, что для познавания, нужно быть подобным познаваемому объекту, т.е. быть способным обнаруживать в себе самом некоторый образ познаваемого объекта. Этот платоновский принцип очевиден для здравого смысла и станет стержнем мистического познания Оригена, а в значительной мере через него станет достоянием христианской культуры. Заключение. Посмотрев на ситуацию с мировоззренческими исканиями того века, можно сказать, что Ориген органично вплетается в общий ход рассуждений, свойственным людям той эпохи. Это сознательнй выбор Оригена, для которого античная культура представляет собой подлинное богатство мысли, которой Бог приуготавливал человечество к восприятию новой культуры. б. Платоновские темы христианской культуры и Ориген В первую очередь именно ряд доктрин Платона легли в основание онтологии христианской культуры. Падение тварных духов и последствия этого. Платон один из столпов античной культуры. Мера приятия его учения многое может сказать о влиянии античности на христианство. Происхождение души Ориген в этом пункте своей системы вошёл в историю христианской мысли с прочной репутацией сторонника предсуществования души. Но следует отметить, что в этом вопросе он говорит гипотетически, указывая на то, что не существует ещё бесспорного церковного учения. Бог сотворил в начале чисто духовные существа, т.к. от Бога-Духа только духовное могло иметь своё происхождение. Первоначальное состояние этих духов Ориген представляет совершенно равным. Они все совершенны, ибо этого "требует мудрость и правда Божия". Только личные заслуги или грехи могут быть причиной последующей разной судьбы, т.е. неравенства. Ведь Бог нелицеприятен. Всё это говорится Оригеном для того, чтобы понять, в чём причина разделения людей. Падение духов происходит от охлаждения их любви к Богу. Но это охлаждение разное и поэтому степень падения разная. История мира началась с падения. В греческом слове katabolh/49, которым воспользовался Христос 50, чтобы обозначить творение, вместо обычного poie/w, Ориген любит подчёркивать именно момент отпадения, низриновения. Это один из его филологических аргументов. Коренная порча духовной природы человека окрасила всё миропонимание великого александрийца. Создав определённое число духов, Бог создаёт и определённое количество материи для обитания в ней этих духов. Эта материя, которая по существу своему тоже была совершенна, падает соответственно с тем падшим духом, оболочкою которого она служит, и принимает более или менее грубую телесную форму. Душа, облечённая в тело, направляется для исправления на землю. В связи с учением о вселении души в тело и об их взаимной связи, он развивает мысль и о том, что тела, в которые души должны были снизойти по своём падении, представляют вид и свойства душ, принятых ими, и служат вполне соответствующим им сосудом. Душа приобретает соответствующую своему состоянию форму и особую индивидуальную печать, по которой душа от души отличается. Во всём этом Ориген сильно повлиял на Григория Нисского. Учение о свободе и разуме В учении о человеке тема свободы занимает первое место. Ни один из писателей не только первых веков, но и дохалкиноских писателей не обратил такого внимания на тему свободы человеческой воли. Она потому интересна, что касается самой сути человека, того, что вечно в нём. В учении о свободном падении духов ещё прежде бытия этого мира Ориген, как и всегда, очень вольно поступил с библейским текстом. От буквы Писания он на лёгких крыльях аллегорий унёсся ввысь, из своих предпосылок сделал логические выводы, и удалился от традиционного понимания шестоднева. Этого нельзя не заметить. Но нельзя не признать того, что Ориген ощутил всю остроту и важность проблемы свободы в учении о человеке. Дух не столько против материи и против тела, сколько до них, независим от них. Он правильно понял примат человеческого ума, а с этим связан примат свободы во всём миробытии. Кроме свободы человека вообще Ориген говорит и о свободе воли в более узком смысле. Исходя в целом из стоиков, Ориген различает следующее. Существа делятся, прежде всего, на движущиеся по внешней или по внутренней причине. По внешней причине двигаются те, которые переносятся с места на место и потеряли способность роста, – одним словом, всякая материя, принципом единства которой являются свойства, способности. В себе имеют движущую причину животные и растения, т.е. те существа, соединяющее начало которых находится в природе, в естестве или в душе. Но одни двигаются из себя потому, что они не имеют души, но лишь простое естество. Другие двигаются не из себя, но от себя и являются существами одушевлёнными, и им присуще воображение. К этим трём разделам стоической психологии (буквально, учение о душе) Ориген добавляет ещё и четвёртый раздел, а именно движение существ разумных двигающихся через себя. Деятельность разума (здесь Ориген употребляет даже стоический термин ήγεμονικόν состоит в том именно, что он судит предстающие перед существом образы или влечения и выбирает между ними. Эта свобода и есть свобода выбора мотивов. Таким образом, по примеру всех древних философов, Ориген не проводил различия между волею и разумом. Именно свобода послужила причиной различения духов и их падения. Грехопадение Этот вопрос очень сложен для Оригена, т.к. решить его без изменения уже устоявшегося понимания грехопадения он не может. Поэтому иногда он трактует его как исторический факт, а иногда аллегорически трактуя падение духов. А иногда совмещает оба взгляда. Но в целом нужно сказать, что историческую реальность он у этого события отнимает. Однако Ориген отмечает наследственность греха Адама и Евы. Но под этим, видимо, нужно понимать всеобщность падения. Таким образом, Ориген не способен привнести должный вклад в формирование христианской культуры там, где собственно философское понимание некоторого явления становится самоцелью, переставая быть средством объяснения, интеграции в античное миропонимание понятий христианской религиозности. Заключение. Греческие теории (особенно Платона в интерпретации мезоплатоников и стоиков) использованы им как концептуальные элементы рациональной интерпретации Священного Писания. Иерархичность его концепции – результат как влияния мезоплатонизма, так и предшествовавшей традиции. В то время как Отец есть абсолютное единство, Сын, будучи сам един, включает в себя множество активностей, а потому в Писании назван различными именами, в соответствии с той или иной активностью. Типичное представление греков, воспринятое Оригеном, состоит в том, чтобы понимать мир как серию миров. Этот взгляд подразумевает, что всё духовное в конце концов очистится. Не будет более врагов. Финал по Оригену должен быть таким, каким было начало. Субординационизм Оригена, в соответствии с общим духом эпохи, нужно понимать в смысле попытки осознать процесс образования реальности как последовательное раскрытие и дифференциацию единого бытия, стремящегося познать само себя. Когда Ориген говорит о душе, её происхождении, падении, в этом, конечно, нельзя не заметить Платона. Когда Ориген говорит, что человек, живя здесь на земле, вспоминает прежнюю, лучшую жизнь 51, то он повторяет мысль ученика Сократа: "знание не есть ничто иное, как воспоминание". Тот же Платон, рассуждая об истинном значении имён, утверждает, что слово sw@ma (тело) произошло от sh@ma (темница), т.к. тело есть темница души. Гностики сильно развивали эту мысль, ставшую печатью того времени. Таким образом, Ориген не только по содержанию мнений близок к Платону, но и по методам, особенно это метод этимологических аналогий. Та мысль Оригена, что различие между душами и вообще между живыми существами происходит не от Бога, у которого нет этого различия, а исключительно от свободы самих существ, ранее была высказана и Платоном, например в "Законах", но скорее всего имеет у Оригена библейское происхождение. При этом Ориген отвергает сенсуализм стоиков. Признавая роль чувств и их органов в познавательном процессе, он не считает возможным ограничивать познание только ими. Человек может познавать Бога, ибо существует сродство между Богом и человеком. Но только очищенный от страстей ум способен возвыситься до богопознания. Это платоновский принцип. Он же главный гносеологический принцип Оригена. Но у стоиков Ориген полностью берёт всю структуру свободы воли. Его различение движения от себя, через себя, из себя и по внешней причине. Он даже в этом вопросе пользуется стоической терминологией, которую он в этом случае предпочитает своей. Это уже достаточный критерий, чтобы заявить, что Ориген действительно заимствует у эпохи, присущие ей идеи. в.Роль ересей в генезисе христианской культуры в лоне античности Несомненно, что полемика с ересями заставляла лучше проработать ту или иную сторону своих собственных взглядов и что-то даже позаимствовать у противника, сделать особый акцент на какой-либо части своего учения. Поэтому есть смысл посмотреть на содержание тех основных учений, против которых было направлено перо исследуемого богослова. Гностицизм Гностицизм II-III вв. представлял собой не просто христианскую ересь, а целое сложное движение тогдашнего мира. В сущности, он был явлением религиозного характера, его даже прямо можно назвать религией. Он выражал собою самую сокровенную думу всего языческого мира последних столетий перед рождеством Христовым – как избавить человека от бедствий и спасти его 52. Поскольку гностицизм смотрел на этот мир не как на творение благого Бога, а как на произведение злых демонов, державших в своей власти и человеческую душу, то основным настроением гностицизма является глубинный пессимизм. Он не был просто христианскою ересью, а антихристианством. "Он не отрицал ни одной догмы, а в общем все" (Ф. Буонанти). Владея сокровищами знания древнего мира и нередко имея среди своих последователей очень талантливых, богато одарённых и стоявших на высоте научного образования своего времени людей, гностицизм развил широкую и весьма успешную пропаганду среди христиан, у которых наоборот не было сформулировано основное учение, не была организована жизнь, а научная работа едва-едва начиналась. Успех гностической пропаганды при таких условиях был вполне понятен, и он действительно был очень значителен. Лучшие представители гностицизма применили свое научное образование и познание к раскрытию христианского учения в тенденциозном направлении. Обнаружилась тенденция к большой вольности при изучении источников христианства – Св. Предания и Св. Писания, а также в истолковании их. В Гностицизме особое влияние приобрела идея спасения, что собственно-то и позволяло сближать его с христианством. Гностики со всей остротой ощущали, что мир – непреодолимое несовершенство, необоримое зло, гнетущая необходимость, которой управляет непреклонное движение небесных светил. Тем болезненнее переживали они потребность в "освобождении" и в единстве с "Непостижимым Богом". В гностическом опыте печаль и тревога выступают основополагающими состояниями, поскольку вскрывают подноготную сознания, его связь с негативным, обнажая радикальный разрыв добра и зла, обозначая тем самым нашу подлинную природу, принадлежность к изначальному благу: ведь если человек страдает от зла, то это означает его причастность к добру. А значит, человек происходит из другого мира и должен туда вернуться. Мир же этот создан злым Демиургом, Богом Ветхого Завета. Ясно, что такой ветхозаветный Бог, творец мира в его порочности, противостоит евангельскому благому Богу, Христу Спасителю. Важнейшим моментом, на который должно было ответить христианство, явилось эонология гностиков, поскольку она сводила на нет трансцендентность Бога, а следовательно, утверждала идею спасения человека через себя самого. Христос в такой системе выступал не как необходимая для спасения благодать, а лишь как образный помощник и пример (позже эту идею будут продвигать пелагиане). Как уже было сказано, систему Оригена можно определить как исправленный, почти воцерковленный гнозис. Он идёт по тому же пути, по которому шли и гностики. При чтении трактата "О Началах" бросается в глаза, что Маркион, Валентин, Васелид и др. – главные противники, с которыми считается Ориген, и что все частные темы его рассуждений продиктованы ему гностицизмом. В отличие от Иринея и Тертуллиана, Ориген в критике гностических построений не всегда становится на позицию прямо противоположную; отклоняя пункты, совершенно не согласуемые с христианством, он пытается найти средний путь, делает уступки, удерживает иногда с гностиками общий язык. Но на центральный вопрос, ставший страшным орудием гностиков, которым они опустошали души – Откуда зло? – Ориген дал совершенно иной ответ. Причина его в свободе. Монархианство – конец второго и начало третьего века Всеми исследователями признается, что при построении формальной стороны своей богословской системы, т.е. космологии, космогонии, теогонии, психогонии – одним словом трансцендентного богословия, где опираясь только на свой разум (даже если иногда и пытаясь подтвердить его ссылками на Св. Писание) можно выдумывать любые построения, Ориген имел в виду монархианские идеи, отталкиваясь от которых и полемизируя с которыми, раскрывал своё учение. Борьба с гностицизмом, напрягшая все силы Церкви, уже заканчивалась и наиболее блестящие гностические учителя, увлекшие собой толпы христиан, сходили со сцены; гностические школы перестали сливаться с Церковью, выделялись из неё и составляли особые общества, которые по своей обособленности уже не были опасными для Церкви. Между тем энергия богословской мысли, вызванная полемикой с гностицизмом, не могла ослабнуть вместе с его падением. Не отвлекаемая внешними задачами, христианская мысль в эту мирную эпоху обращается к своему собственному содержанию и стремится его понять независимо от апологетических и полемических целей. Именно в эту эпоху перед христианским сознанием со всей силою появляется тот вопрос, который и лежал в основе всех догматических движений древней Церкви, вопрос о том, в каком отношении стоит к Богу-Отцу Христос – Сын Божий. Теория о воплотившемся Логосе не отвечала научным интересам тогдашних богословов, потому что, принимая ипостасного Логоса рядом с Богом в то время, когда слово Ипостась равнялось по значению слову сущность, она не сохраняла строгого единства Божественного существа, на чём настаивала тогдашняя философия. Не отвечала она и интересам веры, потому что, понимая Логоса, как орудие в деле творения и искупления, она этим самым ставила его ниже Отца и через это умаляла Божественное достоинство Христа. Занявшаяся своим собственным содержанием, богословская мысль ясно чувствовала эту обоюдную недостаточность апологетической Христологии. Чтобы пополнить или исправить апологетическую формулу богословской мысли тогдашнего времени, естественнее всего было пойти двумя путями: или в интересах науки отвергнуть ипостасное бытие Логоса и во Христе признать человека, в котором не воплотился, а только действовал Бог, или в интересах веры утвердить божественность Христа, признавши Его воплощением единого Бога Отца. Ответом и полным выражением этих вновь возникших потребностей и были, так называемые, монархианские учения, широким потоком разлившиеся в Церкви в конце второго и начале третьего века. Монархианство, явившееся логическим следствием развития предшествующего богословия, сразу же распадается на два направления: одни, модалисты-динамисты утверждают, что Христос простой человек, в котором действовала особая Божественная сила; другие, монарнархиане-модалисты, учат, что Христос – это сам Бог Отец, принявший плоть ради нашего спасения. Отсюда ясно, что сущность монархианского движения лежала не столько в тринитологии, сколько в христологии, и что под условным термином монархианства или антитринитаризма разумеются два диаметрально противоположные направления, совпадавшие только в одном из своих конечных выводов – в отрицании идеи Богочеловека. Ориген писал: "Многих любящих Бога и Ему искренно предавшихся смущает, что учение об Иисусе Христе, как слове Божием, как бы принуждает их верить в двух Богов". Эти люди доходили до того, что отвергали четвёртое Евангелие, лишь бы избежать постановки такой проблемы. В их учении не находилось места Христу, таким образом, как и в борьбе с гностицизмом речь теперь шла о самом существовании христианства. Всё основание онтологии Оригена вытекает из попытки решить эту проблему соотношения Отца и Сына, которую в столь нехристианском духе решали монархиане, полемика с которыми (особенно сектой феодотиан) занимает существенное место в произведениях Оригена. Из сказанного о монархианах видно, что философия того времени очень жестко задавала границы и принципы богословских построений, практически делая невозможным представление о христианcтве как самобытном течении. Поэтому задача Оригена была очевидной: сделать философию инструментом интеграции богословия, орудием его утверждения. Как видно большинство ересей так или иначе отрицали полноту человеческой свободы. Осмысление свободной воли человека было запросом эпохи; отвечая на него, Ориген очень подробно раскрывает эту сторону своего учения. Некоторые исследователи даже полагают, что О началах было написано именно с целью оправдать идею свободы человеческой воли вопреки гностикам 53. Это, конечно, маловероятно, но в полемике с этими учениями уяснялась позиция Церкви и создавалась традиция, представители которой в четвертом веке в борьбе с Арианством окончательно сформулируют учение Восточной Церкви. Заключение. Итак, была предпринята попытка показать укоренённость христианства в лице Оригена в почву античной культуры. То, что христианство восприняло от античности, стало метафизической составляющей христианской культуры. К началу третьего века ситуация в области философии была следующая. Философские системы тяготели к реализму и чувствуется желание философов найти место в своих системах библейскому откровению. Философия постепенно сама приобретает самостоятельное значение после долгого периода, когда она увязывалась с религиозными элементами, вследствие чего стала неправдоподобной и отпугивающей. Всё более и более философия подходит к такому состоянию, которое перестанет отпугивать христианских мыслителей. Элементы философии, лишённые религиозного оттенка, стали пригодными для использования в христианских целях. Основные элементы можно выделить следующие: монотеизация и конкретизация Бога, усматривается необходимость посредника между Богом и миром, который таит в себе его множественность. Большее внимание к себе привлекает человек, который каким-то образом отражает в себе Бога и поэтому-то способен его познавать. Порождая этого Посредника, Бог как бы раздваивается, полагая этим актом множественность в самом этом Посреднике. Появляется божественная Диада. Устремлённость к Единому и самоуничижение как множественных (не единых) существ, понимание скромности своего бытия приводит к узкому пониманию свободы человека. Если это и не покорность судьбе стоиков, то, по крайней мере, необходимость отстраниться от самих себя мезоплатоников. Цикличность миров и времён перенесена в этот век. Вообще, при всех прозрениях, критерием правильности учений был принцип соответствия любых построений старине. Это время строгого традиционализма. Новшества были подозрительны. Поэтому главным методом философии становится интерпретация уже давно известных учений, в первую очередь Платона и Пифагора. Развивается неправдоподобная аллегория. Основной ересью был гностицизм, так же отличавшийся пренебрежением к человеку. Ценность человека определяется не самой его человечностью, но степенью познания им Бога. В гностицизме сильны были желания спасения, понимаемого как отстранение от мира через интеллектуальный аскетизм, т.е. такой аскетизм, с помощью которого обеспечивалась бы свобода познания человеком высших сфер. В противовес гностикам, адопцианам и модалистам Ориген утверждает, что Сын Божий порождён от века Отцом, но не так как всё остальное, а как воля от разума. Сын вечен по своей природе. Радикально его отделяет от неоплатонизма и прочих философских систем творение из ничего. Тело не негативно, хотя и появилось после греха. Оно орудие искупления и очищения, а не наказания. Душа предсуществует, но не в платоновском смысле, ибо сотворена из ничего. В догматической системе Оригена Сын имел то же значение, как эоны и плирома в лучших, наиболее развитых гностических системах. Это раскрывшаяся в разнообразии, реально осуществившаяся в живом личном Духе совокупность божественных предикатов, предполагаемых в Отце, но ещё в безразличном единстве. Посредством восприятия ряда положений античности Ориген сохраняет преемственность основ новой культуры с предшествовавшей традицией, подчинив их воспринятым им основаниям христианства. Отчетливо видно, что относительно времени формирования христианства возможно вести речь лишь о культурологическом исследовании взаимовлияния таких феноменов культуры как религия и философия, поскольку оба эти феномена не присутствуют в равной мере в античной культуре и зарождающейся христианской, но сами по себе требуя восполнения со стороны другого феномена культуры обусловливают взаимовлияние античности и христианства. Примечания:
43 Церковная история Евсевия Кесарийского VI, 19, 8. |
|
|
|