|
Как правило, у переводчиков не возникает сомнений в том, что при переводе надлежит трансформировать грамматические структуры исходного языка, приспосабливая их к нормам грамматики целевого языка; однако зачастую при этом упускается из виду, что подобные же трансформации необходимы и в области лексики. Многие думают, что (за вычетом небольшого числа исключений) вся работа над лексикой заключается в том, чтобы правильно поставить в соответствие лексически эквивалентные слова. Однако в действительности различия в структуре лексики между разными языками не менее значительны, чем их различия в области грамматики или фонетики. Основное заблуждение, лежащее в основе недооценки различий между лексическими структурами, заключается в том, что эквивалентными считаются наборы понятий, выражаемых соответствующей лексикой в разных языках. Однако, хотя и существует определенное понятийное ядро, общее для всех языков, полного соответствия здесь быть не может. Например, у племенных групп существует немало понятий, нам совершенно неизвестных, либо утерянных нами в процессе исторического развития. Племена, живущие вдали от рек и морей, как правило, не имеют слов для обозначения "плавания" или "рыбной ловли". У других племен (в частности, некоторых бразильских и колумбийских) нет никаких терминов для понятий, связанных с судом, законами и т. п. Ацтеки и майя, несомненно, обладали развитой системой терминов для астрономических наблюдений, служивших основой для их замечательно точных календарей, но их ныне живущие потомки сохранили из этого словаря очень немногое. Географическое положение, опыт исторического развития, современные условия жизни --- все это варьируется у разных народов в очень широких пределах, что не может не влиять на систему понятий и, соответственно, лексическую структуру языка. Другое встречающееся заблуждение состоит в том, что общие понятия отражаются в лексике разных языков одинаково. В действительности же все обстоит гораздо сложнее. Любое понятие может быть отражено в лексике множеством различных способов, с разных "семантических точек зрения" или, иначе, посредством различных "семантических перспектив". Об одном и том же событии можно сказать прямо или фигурально ("он работает плохо" или "он работает спустя рукава"), в утвердительной либо отрицательной форме ("он ушел" или "он не остался"), с разными участниками события в роли подлежащего ("я получил это от него" или "он дал это мне") или даже просто употребив разные синонимы ("он очень умен" или "он весьма умен"). Различные семантические подходы позволяют разнообразно варьировать стиль письменной или устной речи. Но не для всех понятий допустима такая гибкость средств выражения, что особенно сильно чувствуется при попытке выразить это понятие на другом языке. В каком-то языке может быть лишь один способ выразить то, о чем на другом языке можно сказать десятью разными способами. Например, в некоторых языках нельзя сказать "это плохо", так как допустима лишь отрицательная форма --- "это не (есть) хорошо". В области синонимов также зачастую отсутствует какое-либо соответствие. Так, греческий имеет два синонима, mestos и pleres которым в русском языке соответствует одно прилагательное "полный". В библейском иврите есть по меньшей мере три термина (ayin в Быт 16:7, 24:29; gullah в Иис. Нав 15:19; и mabbua в Ис 35:7, 49:10), которые в русском Синодальном переводе переданы одним и тем же словосочетанием "источники вод". То же самое можно сказать и об антонимии; например, по-русски "старый" является антонимом и для "новый", и для "молодой", тогда как в других языках два последних понятия (которые при этом вполне могут обозначаться одним словом) будут, вероятно, иметь разные антонимы или даже вовсе их не иметь. Наконец, неверно было бы полагать, что слова разных языков, даже обладая эквивалентным лексическим значением, охватывают в точности равные наборы понятий. Как правило, любое слово имеет целый "пучок" связанных значений, вводя таким образом сразу несколько понятий. Скажем, глагол "нырять", хотя и может быть во многих контекстах переведен просто как "бросаться в воду вниз головой", на самом деле обладает гораздо более сложным, многокомпонентным значением. Количество и разнообразие понятий, "упакованных" в одно слово, зависят от конкретного языка и лишь случайно могут оказаться одинаковыми для разных языков. Поэтому для адекватной передачи понятия, выраженного в оригинале одним словом, в целевом языке может понадобиться целое предложение. Например, во вьетнамском языке есть слово giong, смысл которого приблизительно таков: "Если кто-то пошел куда-то, а в это время у него дома случилось что-то, из-за чего ему теперь не нужно туда идти, то кто-нибудь из дома догоняет его, чтобы сообщить ему об этом --- то есть сделать giong". Очевидно, что без тщательного исследования невозможно выяснить, из каких компонентов складывается значение того или иного слова, как и заранее узнать, какой объем текста (слово, словосочетание или целая фраза) потребуется для передачи того или иного понятия. Далее мы увидим, что изучение вопросов лексической структуры базируется на двух основных концепциях, приложимых ко всем языкам, но реализующихся в каждом из них по-своему. Эти концепции, которые уже были упомянуты выше как набор семантических компонентов и "семантическая перспектива", можно определить более строго как (1) набор разных компонентов значения одного слова и (2) семантические отношения между различными словами. В разных языках лексика может очень сильно отличаться по этим параметрам; поэтому переводчику непозволительно считать что бы то ни было "само собой разумеющимся" и в особенности применять к целевому языку свойства лексической структуры языка оригинала, так как неизбежные различия лексических структур определяют и различия в способах выражении понятий.
Когда переводчик склонен пренебрегать различиями лексических структур, он обычно стремится отыскивать для перевода буквальные, однозначные соответствия. Под "однозначными" мы здесь понимаем такие соответствия, которые не влекут за собой изменения лексической структуры переводимого текста: каждое слово переводится одним словом, фразеологизм --- фразеологизмом, синоним --- синонимом и т. д. Соответственно, "неоднозначные соответствия" подразумевают, что для передачи смысла лексическая структура изменяется --- слово, например, переводится фразеологической единицей, вместо утвердительной формы используется отрицательная и т. д. (иначе говоря, "буквальность" лексической формы приносится в жертву "буквальности" значения). Читатели, знакомые с индоевропейскими языками, вероятно, полагают, что однозначность является нормой перевода и что к неоднозначным соответствиям приходится прибегать лишь изредка. Поэтому свободные варианты перевода зачастую воспринимаются с подозрением, а переводчика могут даже обвинить в искажении смысла текста. Цель настоящей главы --- показать, что несовпадение лексических структур языков делает невозможным адекватный перевод Божественных откровений с помощью лишь однозначных соответствий. К примеру, в 1 Петр 1:18 мы читаем: "...Искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов", где четыре выделенных курсивом слова являются переводом одной греческой лексемы patroparadotou, для которой в русском языке не имеется однословного эквивалента. Этот вариант перевода, конечно, не является "искажением смысла", и в современных переводах подобное перефразирование ничуть не менее допустимо, чем в цитированном Синодальном переводе. Более того, перевод со структурно близкого языка (каковым является греческий для русского) гораздо реже требует привлечения неоднозначных соответствий, чем перевод на языки, не имеющие с языком оригинала почти ничего общего. Поэтому хороший перевод должен использовать оба вида лексических соответствий в зависимости от структуры лексики ЦЯ, которая имеет как черты сходства, так и различия со структурой лексики языка оригинала. В таблице 1 представлены некоторые из структурных черт лексики исходного языка и различные способы их отражения с использованием однозначных либо неоднозначных лексических соответствий. Таблица 1
Мы не пытались в этой таблице отразить тот очевидный факт, что один и тот же вариант перевода может быть "буквальным" по отношению к одним чертам лексики и "свободным" по отношению к другим. Однако здесь ясно видно, почему любой переводчик склонен по возможности отдавать предпочтение однозначным лексическим соответствиям, --- ведь при этом как-бы сохраняется не только содержание, но и форма оригинала. Использование однозначных соответствий обычно не представляет трудностей, в то время как отыскание правильного неоднозначного соответствия становится для многих серьезной проблемой. Учитывая трудности, связанные с неоднозначностью, далее мы рассмотрим различные типы неоднозначных лексических соответствий, а также приведем некоторые рекомендации по нахождению таких соответствий в случаях, когда дословный перевод невозможен или нежелателен.
Прежде чем переходить к рассмотрению различных видов неоднозначных лексических соответствий, необходимо указать два принципа, на которых будет основано наше рассмотрение. Во-первых, мы будем предполагать, что как исходный, так и целевой языки могут выразить одно и то же понятие, пусть и структурно разными лексическими средствами.
Вопросам семантической сложности слов уже было уделено значительное внимание в гл. 4, где мы показали, что слово может иметь много различных значений, каждое из которых, в свою очередь, распадается на отдельные компоненты, сближающие эти значения или противопоставляющие их. Для слов, имеющих сложную семантическую структуру, часто бывает необходимо сначала выяснить, из каких элементов состоит их значение, и затем искать для перевода не отдельное слово, а словосочетание или предложение. Рассмотрим несколько примеров подобного "раскрытия значений" с помощью толкований, содержащих как родовой компонент, так и некоторые (или все) видовые компоненты значения.
Как видно из этих примеров, многие слова имеют в качестве элемента своего значения речь, поэтому в некоторых языках для их перевода может оказаться необходимой конструкция с прямой речью. Многие семантически сложные понятия лучше всего передаются путем соотнесения с некоторой системой единиц либо указанием другого понятия, имеющего порядковое отношение к данному. Так, денежные единицы оригинала, оставленные без перевода (динарии, мины, таланты, шекели и т. п.), без соответствующих комментариев ничего не скажут читателю, поэтому иногда желательно привести их эквивалент в единицах, употребляющихся в стране целевого языка, хотя такой способ и имеет очевидный недостаток, связанный с постоянным обесцениванием этих единиц вследствие инфляции. Такой перевод денежных единиц можно порекомендовать в тех случаях, когда переводимый отрывок имеет явно нравоучительную направленность или же монета, о которой идет речь, служит синонимом просто для "крайне незначительной суммы". В эти две категории попадают все случаи упоминания в НЗ таких единиц, как talanton (талант), mna (мина), assarion (ассарий), kodrantes (кодрант) и lepton (лепта). В некоторых отрывках достоинство упоминаемой монеты вообще не имеет значения. Например, в Мк 12:15 и Лк 20:24 Иисус просит показать ему динарий лишь потому, что на нем есть изображение кесаря. Во всех остальных случаях денежные суммы в НЗ измеряются в динариях, которые (на основании Мф 20:2) принято считать равными среднему дневному заработку в те времена. Это дает хорошую возможность переводить, скажем, "200 динариев" как "200 дневных заработков", что вполне допустимо как в дидактическом, так и в историческом контексте. Порядковые соотношения между понятиями также могут помочь в отыскании подходящего эквивалента. Так, в Мк 16:9 мы читаем, что Иисус воскрес "рано в первый день недели"; однако в некоторых языках отсутствуют порядковые числительные, а в других --- это выражение существует, но относится к понедельнику. Вариант "день после дня отдыха" также может означать "понедельник". В таких случаях наилучшим переводом будет просто "воскресенье". Интересно, что в одном языке испанское слово, обозначающее "воскресенье" (domingo) звучало похоже на одно из неприличных слов и потому не могло быть использовано. Переводчик вышел из положения, написав "день после субботы". Другие элементы словаря также могут найти себе соответствие с помощью порядково соотнесенных понятий. Так, "третье жилье" (т. е. третий этаж) в Деян 20:9 было переведено на язык кузал (Гана) как "комната над вторым этажом". Такой процесс "раскрытия" значения слов иногда становится своей противоположностью, когда какое-либо развернутое словосочетание оригинала можно перевести одним словом целевого языка. Один пример такой "свертки" был приведен выше (вьетнамское слово giong); в качестве другого примера укажем языки квише (Гватемала) и отоми (Мексика), на которых выражение из Лк 2:8 ("...содержали ночную стражу у стада своего") оказалось возможным передать с помощью одного слова.
При переводе нередко выясняется, что некое понятие, которое на языке оригинала можно выразить с помощью нескольких синонимов, в целевом языке соответствует лишь одному слову. Такие термины, как "зло", "неправедность", "лукавство" могут быть в определенных контекстах синонимичны понятию "грех". Поэтому если в целевом языке есть только одно слово для обозначения "греха", его придется употреблять на месте каждого из перечисленных слов (хотя, разумеется, если в каком-то контексте "зло" не является синонимом "греха", его можно перевести и иначе). Понятие, противоположное "греху", часто вызывает при переводе схожие затруднения. Из языков, на которые в наши дни переводится Библия, очень немногие обладают широким набором слов для выражения понятий "святость", "праведность", "добродетель" и т. п. --- как правило, один или два, редко три-четыре синонима. Опять-таки, следует учитывать, что эти понятия являются синонимичными лишь в определенных контекстах. Два греческих слова naos и hieron близки по значению и почти всегда переводятся на русский язык одним словом "храм". Еще одно слово --- oikos --- обычно соответствует понятию "дом", и хотя оно может относиться также и к "храму",
Встретившись в оригинале с синонимами или близкими по значению словами, переводчик должен прежде всего исследовать структуру их значения и решить, какие из ее компонентов значимы в данном контексте. Лишь после этого можно судить, являются ли данные слова в данном контексте синонимами. При этом следует применять основные принципы, изложенные в гл. 4, а также информацию из работ, указанных в списке литературы (см. стр. 433). Один специфический прием использования синонимов в НЗ представляет особенную трудность для перевода. Речь идет о так называемых "дублетах", или "риторических параллелизмах", когда два (а иногда и более) синонима ставятся рядом для усиления выразительности. При этом нет никакого противопоставления разных компонентов значения, так как оба синонима в данном контексте почти неразличимы. Целью такого "дублета" может быть незначительная трансформация значения, хотя чаще это делается для стилистического выделения, подчеркивания какой-то мысли. Обобщая, можно сказать, что семантические отношения между членами такого дублета сводятся к двум основным типам: синонимические либо родо-видовые.
Приведем несколько примеров на каждый из этих типов. Синонимические отношения: Мф 2:10 "...возрадовались радостью весьма великою..." Еф 2:19 "Итак вы уже не чужие и не пришельцы..." Евр 12:28 "...с благоговением и страхом..." 2 Пет 2:13 "...срамники и осквернители..." Родо-видовые отношения: Мф 3:15 "...сказал ему в ответ..." (букв.: "сказал, отвечая"; "сказал" --- родовое понятие, "отвечал" --- видовое) Мк 2:25 "...имел нужду и взалкал сам и бывшие с ним..." ("имел нужду" --- обобщенно, "взалкал" --- конкретнее). Необходимо отметить, что не всякая пара, кажущаяся на первый взгляд синонимичной, является таковой в действительности. Переводчик должен внимательно изучить всю имеющуюся в словарях и комментариях информацию, прежде чем считать такую пару синонимическим дублетом. В качестве примера Мур приводит 1 Кор 6:8 ("обижаете и отнимаете"), где в греческом оригинале использованы глаголы adikeite и apostereite. В словаре Бауэра/Аланда дается следующее толкование этим словам: "делать плохое кому-л., относиться к кому-л. несправедливо" [Bauer/Aland 1988, col. 31] и "отбирать силой, красть" [Bauer/Aland 1988, col. 199]. Таким образом, данный пример можно считать родо-видовым дублетом, но, по мнению Мура, оба компонента имеют здесь самостоятельное значение, т. е. Коринфяне не только обманывают друг друга, но и делают другие неправедные дела, как пример которых и упомянут обман. Как следует поступать с такими дублетами при переводе? Руководящий принцип в данном случае остается тем же (мы обсуждали его еще в гл. 1): прежде всего необходимо верно передавать смысл, а уж затем, по возможности, --- форму. Вообще говоря, дублетную форму следует употреблять в переводе только в тех случаях, где она является естественной для целевого языка. На практике это означает, что в синонимических дублетах часто переводится лишь один из компонентов; так, "возрадовались радостью" можно перевести просто как "обрадовались" либо, учитывая усилительную функцию данного дублета, "весьма обрадовались". В случае родо-видовых дублетов, если это возможно, лучше перевести оба компонента; иначе следует выбрать тот из них, который полнее передает смысл отрывка (как правило, это видовой компонент). Например, значение родо-видового дублета "сказал, отвечая" в Мф 3:15 сконцентрировано в более узком понятии "отвечать", так как Иисус в этом стихе отвечает на вопрос Иоанна Крестителя; поэтому при переводе родовой компонент можно опустить: "Иисус ответил". Наконец, следует отметить, что в некоторых языках стилистически лучше использовать разные синонимы, говоря об одном и том же понятии. В подобных (впрочем, встречающихся довольно редко) обстоятельствах вполне допустимо употреблять несколько синонимов целевого языка даже там, где в оригинале стоит одно и то же слово.
Антонимы существуют во всех языках. Как правило, они принадлежат к семантическому классу абстрактных понятий; слова типа "большой", "толстый", "мокрый" или "горячий" почти всегда имеют пары с противоположным значением. Антонимы есть также в семантических классах объектов и действий, но и в этом случае противоположные компоненты их значения принадлежат к классу абстракций. Так, слово "мальчик", принадлежащее к классу объектов, имеет антоним "девочка", если противопоставление проводится по абстрактному понятию "пола", либо "мужчина", если рассматривается "возрастной" компонент значения. Аналогично, такие члены класса действий, как "приходить" --- "уходить" или "подниматься" --- "спускаться" являются антонимами вследствие противоположности абстрактного компонента своего значения, а именно "направления". Абстрактные понятия --- члены антонимических пар могут иметь разные диапазоны сочетаемости. Так, в языке колорадо (Эквадор) слово "хороший", обладающее широкими возможностями сочетаемости, может, в частности, образовывать сочетание "хорошее здоровье". В то же время его антоним уже не может сочетаться со словом "здоровье", т. е. имеет более узкий диапазон сочетаемости. Очевидно, что для перевода понятия, отсутствующего в целевом языке, вполне можно порекомендовать употребление антонима этого понятия с отрицанием. Очень часто переводчики безуспешно пытаются найти эквивалент какого-либо понятия, не видя хорошей возможности негативного использования антонима этого понятия. Иногда в целевом языке такое "двойное отрицание" является нормой для определенных выражений с утвердительным значением. Например, в языке билаан (Филиппины) для того, чтобы сказать "мы должны сделать это", нужно употребить конструкцию "невозможно, чтобы мы не сделали этого". Отрицание антонима не только является полезным для перевода приемом, позволяющим передавать многие места оригинала с положительным значением, но и употребляется нередко в самом оригинале. В греческом, как и во многих других языках, отрицание антонима часто подчеркивает "положительный" смысл высказывания. Этот риторический прием, называемый литота,
Мк 9:41 "...не потеряет награды своей": обязательно получит награду Лк 1:37 "...не останется бессильным никакое слово": исполнится каждое слово Ин 6:37 "...и приходящего ко Мне не изгоню вон": приму каждого приходящего ко Мне Деян 20:12 "...и немало утешились": и сильно утешились
Деян 21:39 "...гражданин небезызвестного Киликийского города": Рим 1:16 "...не стыжусь благовествования Христова": горжусь
Рим 4:19 "...не изнемогши в вере": будучи силен в вере Гал 4:12 "...ничем не обидели меня": хорошо отнеслись ко мне Цитата из пророка Исайи в Мф 12:20 также может служить примером литоты: "трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит", хотя в данном случае мнения комментаторов различны. Как бы то ни было, в большинстве переводов, сохранивших само сравнение человека с "тростью" и "льном", оказалось необходимым заменить глаголы с отрицанием на их антонимы (типа "сохранит"). Интересный пример "утвердительного" перевода конструкции с отрицанием антонима можно найти в языке балангао (Филиппины), где 1 Тим 4:12 ("никто да не пренебрегает юностью твоею...") было передано так: "Пусть все уважают тебя, хоть ты и молод".
В этом разделе мы рассмотрим такие эквиваленты, в которых изменениям подвергаются субъектные отношения между участниками описываемой ситуации: то, что в оригинале было подлежащим, в переводе становится другим членом предложения, а его место занимает какой-либо из распространителей исходного предложения. Глагол-сказуемое при этом также меняется, чтобы общий смысл фразы остался тем же. Подобная трансформация позволяет описать одну и ту же ситуацию с другой точки зрения. Например, для предложения "Иван сказал это мне" эквивалентом такого рода будет "я услышал это от Ивана"; очевидно, что смысловой акцент здесь переместился в соответствии с заменой субъекта действия. Рассматриваемый вид эквивалентности не следует смешивать с эквивалентностью, при которой меняется залог глагола-предиката, хотя им обоим присуще перемещение смыслового акцента. Рассмотрим следующие примеры:
В первых двух предложениях использован один и тот же глагол, но в разных залогах. В первом предложении ситуация описывается с точки зрения субъекта действия, "Ивана", а во втором в фокус внимания помещается "книга". Во второй паре предложений, однако, употреблен другой глагол --- "получать" вместо "давать". При этом в третьем предложении оказывается акцентированным "я", но в четвертом, так же как и во втором, --- "книга". Переводчик должен учитывать неизбежный сдвиг смыслового акцента, возникающий при таком преобразовании, и проверять допустимость этого сдвига в каждом конкретном случае. И все же, довольно часто такой эквивалент является единственно возможным, а переводчику остается лишь попытаться как-то скомпенсировать смещение акцента. Не следует, однако, очень уж бояться эффекта смещения акцента, так как зачастую разница в значении почти неощутима. Керк и Тэлбот [Kirk, Talbot 1966] в своей статье "Искажение информации" ("The Distortion of Information") описывают три разновидности искажений при передаче информации, один из которых называется "искажение растяжения" ("stretch distortion"). Приводимый ими пример использует антонимическую пару "высокий --- низкий": "Искажение растяжения" можно заметить, например, рассмотрев пару предложений: "Том выше Билла" и "Билл ниже Тома", где в качестве "правила преобразования" ("rule of recoding") использовано простое логическое соотношение. Очевидно, степень искажения здесь весьма невелика; с точки зрения большинства эти две фразы несут одну и ту же информацию, выраженную аналогичными средствами, и выбор между ними, скорее всего, будет случайным. Однако хороший стилист знает, что для некоторых из читателей "эмоциональное содержание" ("emotional freight") этих фраз будет все же различным. Если автор хочет вызвать у читателя симпатии к Тому, он должен употребить первый вариант, так как второй в этом случае слегка исказит его намерение. И наоборот, для выражения хорошего отношения к Биллу правильным будет второй вариант, тогда как первый может иметь обратный эффект. В числе мест, для перевода которых пришлось прибегнуть к изменению субъектных отношений, можно назвать 1 Кор 11:23 и Мф 1:20. Первый из этих отрывков ("ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал") был переведен как "то, что Господь дал мне, я также дал и вам", а второй ("Ангел Господень явился ему во сне...") для перевода на язык уицтеко цоциль (Мексика) потребовал такой субъектной трансформации: "Он увидел ангела от Господа Бога".
В гл. 4 мы уже обсуждали некоторые аспекты родо-видовой классификации лексики, в частности, относительность такой классификации (одно и то же понятие "стул", например, является видовым по отношению к "мебели", но родовым для разных типов стульев), возможность пересечения различных родо-видовых классификаций (например, русский глагол "лгать" относится одновременно и к классу "говорить что-л.", и к классу "делать что-л. плохое") и т. п. Конкретное распределение лексики по родо-видовым группам, конечно, зависит от языка. В русском языке есть одно слово "банан", которое обозначает все разновидности бананов, тогда как в языках многих центральноамериканских стран помимо общего родового термина существуют десятки слов для разных сортов бананов. В языке чоль нет родового понятия, соответствующего глаголу "нести", но есть несколько видовых терминов, означающих "нести на спине", "нести на плечах", "нести в руках" и т. п. В одном из филиппинских языков "муравьи", "крокодилы", "лисы" и "кобры" объединены в одно родовое понятие по признаку "способности укусить" (соответственно, "питон" в этот род не включается). Последний пример особенно наглядно показывает, что объединение слов в родовые классы в каждом языке имеет основой те черты сходства между соответствующими объектами, которые кажутся наиболее важными носителям этого языка. Таким образом, набор родовых терминов определяется понятийной системой языка и поэтому широко варьируется у разных народов, имеющих различный опыт развития. Несомненно, различие родо-видовых систем разных языков создает определенные трудности при переводе. Эти трудности можно разделить на три группы. Во-первых, целевой язык может не иметь подходящего родового термина, который использован в оригинале, но лишь несколько слов с более узким значением. Во-вторых, может случиться и обратное: для некоторого видового термина оригинала целевой язык может иметь лишь обобщающий родовой термин. И, наконец, иногда случается, что родовое понятие целевого языка в данном контексте по каким-то причинам принимает более узкое, видовое значение.
В качестве примера родового понятия в оригинале рассмотрим слово himation. В словаре Бауэраkern .1em/Аланда его значение определяется как `одежда, одеяние'. Это слово употребляется в родовом значении, в частности, в Мф 9:16 (а также в параллельных местах --- Мк 2:21 и Лк 5:36): "...Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани..." и в Евр 1:11: "...Все обветшают, как риза". В некоторых мексиканских языках, где аналогичного родового понятия нет, было использовано слово "рубашка". Другое родовое понятие --- skeuos --- имеет основное значение `вещь, принадлежность, используемая с какой-либо целью' и более специфичное значение `сосуд' [Bauer/Aland 1988, col. 1507]. Поэтому в Деян 10:11 Петр видит "сходящий к нему некоторый сосуд", а именно "как бы большое полотно, привязанное за четыре угла". В этом контексте переводчик должен подыскать максимально общее понятие. Однако, например, в Лк 8:16 ("никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом"), хотя и имеется в виду скорее общее понятие, применимое к любому сосуду в домашнем хозяйстве, тем не менее в переводе, при отсутствии родового эквивалента, вполне можно использовать и слово с более узким значением.
В то же время в Мк 11:16 ("не позволял, чтобы кто пронес через храм какую-либо вещь"), где "вещь" (тот же skeuos) означает вообще любой сосуд, употреблявшийся для переноса товаров, ситуация совсем другая. Смысл здесь достаточно общий, и для перевода следует использовать какой-нибудь обобщающий термин. Если же такового найти не удается, можно поступить так: упомянуть какой-либо конкретный сосуд с добавлением такой, например, фразы: "и прочее, в чем носили товары". "Чудо" является родовым понятием по отношению к своим разновидностям --- исцелениям, изгнаниям духов и т. п. В двух мексиканских языках, мазахуа и трике, имелись слова только для отдельных видов чудес, поэтому иногда приходилось прибегать к таким, например, конструкциям: "Он исцелял больных и делал другие подобные дела". В Рим 6:13 слово "члены" ("не предавайте членов ваших греху") употреблено как родовое понятие для частей тела. Но во многих языках такое общее понятие отсутствует; поэтому, например, на языке мазахуа пришлось дать перечисление нескольких видовых понятий ("ни глаз ваших, ни языка, ни рук" и т. д.). В языке омие (Новая Гвинея) не существует обобщающего понятия "весь мир", так что для перевода Мк 8:36 ("какая польза человеку, если он приобретет весь мир...") также пришлось прибегнуть к перечислению: "ценности, землю, воду" и т. д. Греческое слово echidna, переведенное в Деян 28:3 как "ехидна" ("...ехидна, выйдя от жара, повисла на руке его"), возможно, было родовым понятием для ядовитых змей. Если в целевом языке такого родового понятия нет, видимо, придется назвать какой-либо конкретный вид змей. В подобных случаях, чтобы хоть как-то выразить смысл родового термина, можно использовать выражение "нечто, похожее на ..." Из приведенных примеров видно, что родовое понятие в оригинале может служить для обозначения как всего класса объектов, так и какого-то конкретного представителя этого класса. В обоих случаях соответствующий оттенок значения должен быть различим в переводе.
Случай, когда целевой язык имеет лишь обобщающий родовой термин для понятия, выраженного в оригинале словом с более узким значением, обычно не представляет большой трудности для перевода. Родовой термин можно употреблять либо отдельно, либо в сочетании с другими словами, призванными "сузить" его значение. Последнее особенно полезно в тех случаях, когда соответствующее видовое понятие неизвестно в целевом языке (подробнее это рассматривается в следующей главе). В Мф 6:28 Иисус называет конкретный вид цветов, "лилии",
Другой пример --- слово {gr kerаtion , keration, которое в греческом тексте НЗ обозначало, скорее всего, какой-то конкретный вид стручков определенного дерева. В Лк 15:16 это слово переведено просто как "рожки" ("рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи").Иногда слово или выражение с обобщающим значением лучше всего передает термин, указывающий на конкретную профессию или роль человека. В Мф 4:18 Симон и Андрей названы "рыболовами". На языке халанг (Вьетнам) было использовано выражение "они возделывали свое поле рыбой", т. е. зарабатывали свой хлеб рыболовством. Но можно было поступить иначе, заметив, что в этом стихе уже упомянуто, что братья "закидывали сети в море", поэтому контекст позволяет использовать более общее указание: "Так они возделывали свое поле". Аналогично, в греческом языке есть слово, означающее "сеятель", но в Лк 13:3 ("вышел сеятель сеять") его можно опустить, сказав просто "человек" или "некто", так как последующий глагол вполне определяет вид деятельности. Именно так этот стих был переведен на языки отоми и уицтеко цоциль (Мексика).
Довольно часто один из родовых представителей объектов служит также для обозначения всего класса, т. е. несет двойную функцию. В подобных случаях для верной передачи смысла в переводе необходимо обеспечить достаточный контекст (возможно, прибегнув к иллюстрациям). Например, язык чамулас (Мексика) имеет конкретные названия для разных видов овощей --- капусты, моркови, свеклы и т. д., но при этом слово "капуста" служит также для обозначения всех подобных растений как класса. Оно и было использовано для передачи слова "злак" в Мк 4:32, где говорится о горчичном зерне, которое, "когда посеяно, всходит и становится больше всех злаков". Слово "злак" здесь имеет явно выраженный обобщающий смысл, но сочетание его с определителем "все" предотвращает двусмысленность и явно указывает на родовое значение употребленного слова. В некоторых языках Вьетнама выражение "есть рис" означает вообще любую трапезу вне зависимости от того, включает она рис или нет, хотя в других контекстах "рис" означает конкретный вид зерна. Но когда носителям языка показывают изображения, скажем, пшеничных полей, они чаще всего также называют это растение "рисом". Поэтому слово "рис" можно употреблять почти везде, где в Св. Писании упоминаются какие-либо зерновые культуры, но при этом желательно использовать иллюстрации для пояснения, какой именно вид "риса" имеется в виду. В языке муйув (Новая Гвинея) слово "каноэ" может обозначать не только лодку или судно любого размера, но и любой наземный и даже воздушный вид транспорта. Обобщающее значение слова в данном случае стало основным. В некоторых языках Новой Гвинее слово "свинья" употребляется не только в узком значении, но и для обозначения всех больших четвероногих животных. Если из контекста ясно, что речь идет не о свинье, то двусмысленности не возникает; но если контекст не содержит достаточно четких указаний, читатель скорее всего воспримет это слово в его узком значении, которое в данном случае остается основным. В таких обстоятельствах иллюстрации также могут послужить хорошим средством избежать неясности или двусмысленности. Впрочем, в некоторых случаях смысл текста не будет существенно искажен, если при первом чтении читатель воспримет родовое понятие в видовом значении или наоборот. Так, в одном из эквадорских языков одно и то же слово означает и "рыбу вообще", и один из видов рыбы. Однако для большинства мест в НЗ, где упоминается "рыба", не особенно важно, каким словом будет передано это понятие --- обобщающим родовым или узким видовым, так что можно обойтись без дополнительного поясняющего контекста. В то же время в языках Новой Гвинеи, упомянутых в предыдущем примере, часто необходимо явно указать, что в данном случае речь идет не о свинье, так как подобная интерпретация может быть несовместима с определенными иудейскими традициями.
Несомненно, переводчик должен использовать идиомы и фразеологизмы целевого языка там, где это уместно, чтобы сделать свой перевод более живым и естественным. Обычно это не вызывает затруднений; однако не столь прост перевод тех мест, где идиомы употреблены в оригинале. Прежде всего надлежит выяснить, каково значение данной идиомы в языке оригинала, после чего встает непростая проблема точной передачи этого значения в переводе. Идиомы и фразеологизмы, о которых здесь идет речь, опираются на образы, которые не всегда могут быть актуальными для современных культур и языков, поэтому во многих случаях образные выражения следует переводить на целевой язык посредством обычных выражений, не имеющих образности. Мы приведем несколько примеров, показывающих разные способы такой передачи. Все они взяты из различных мексиканских языков (за исключением последнего, заимствованного из одного из языков Перу).
В том случае, когда слово оригинала имеет в целевом языке эквивалент, обладающий той же структурой значения и аналогичной семантической перспективой, переводчику нет нужды искать неоднозначные типы соответствий. Если же такого эквивалента нет, то можно указать два основных способа преодоления этой трудности (которые можно использовать как по отдельности, так и одновременно): 1. В целевом языке можно использовать особые конструкции, словосочетания или даже предложения, чтобы отразить все контекстуально важные компоненты значения конкретного слова оригинала. 2. При переводе можно попытаться изменить семантическую перспективу для наиболее полного отражения исходного значения оригинала. При этом могут использоваться различные виды семантических перспектив, некоторые из которых были нами перечислены в настоящей главе (синонимическая, антонимическая, родо-видовая, субъектная и идиоматическая). | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|