1. Хозяйственные занятия и социальные отношенияДля суждения о хозяйственной жизни кумранской общины мы не располагаем прямыми свидетельствами типа хозяйственных документов или других письменных памятников, которые позволили бы нарисовать сколько-нибудь полную картину. В нашем распоряжении имеются некоторые объективные данные о природных условиях и тем самым о хозяйственных возможностях района Кумрана; материалы археологических раскопок общинного центра кумранской общины — Хирбет-Кумрана, а также кумранских поселений у Айн-Фешхи и Айн-эль-Хувейра; косвенные данные, которые сохранились главным образом в Уставе. Как мы сможем убедиться, Дамасский Документ составлен не для условий суровой кумранской пустыни. Дополнительные сведения можно извлечь из античных свидетельств о ессеях, которые, согласно Плинию Старшему и Солину, проживали в этом же районе (см. ниже, гл. V). Если принять во внимание суровые природные и климатические Условия выжженной солнцем Иудейской пустыни, где с июня по сентябрь не выпадает ни одной капли дождя (среднегодовые осадки в Районе Иерихона составляют 118 мм, в то время как в соседнем Иерусалиме — 638 мм), а температура достигает свыше +50°; если учесть, Далее, бесплодность Мертвого моря, в котором нет никакой органической жизни, чтобы помочь человеку в борьбе за существование, то неизбежно возникает вопрос: как обитатели кумранской общины добывали себе пищу, одежду, кухонную утварь и посуду, писчий материал, все необходимое для существования, для общественной и религиозной деятельности? При более близком рассмотрении природных условий и географического местоположения Кумрана оказывается, что условия добывания средств к существованию в этом районе в древности были более благоприятными, чем в настоящее время. Как показали данные подводной археологической экспедиции Ральфа Бани (1960 г.), уровень Мертвого моря в римское время был значительно ниже нынешнего, и, как отмечает Олбрайт, орошаемый ареал оазиса между Кумраном и Айн-Фешхой был в несколько раз обширнее, чем в настоящее время (Albright—Mann, 1969, с. 13). Примерно в 3 км к югу от Хирбет-Кумрана находится обильпьн никогда не иссякающий источник свежей воды — Айн-Фешха — с ое зисом вокруг него. В этом районе имеются и другие источники с плс дородными оазисами. Как выше было отмечено, в 1969 г. П. Baj Адон раскопал еще одно кумранское поселение в Айп-эль-Хувейре -с источником Эйн-ат-Тураба (Bar-Adon, 1971b). В этих оазисах, воа можно было занятие земледелием, огородничеством, скотоводствоь насаждением пальм. В расположенных вблизи от Кумрана городах населенных пунктах (в 12—13 км к северу от Кумрана находился бс гатый продовольствием Иерихон, в 7—8 часах верховой езды от Аш Фешхи — Иерусалим) можно было не только закупать продовольст вие и другие необходимые предметы, но также продавать изделия своего производства и в случае необходимости работать по найму Хозяйственная жизнь кумранской общины могла, таким образом, протекать в нескольких сферах: работа в оазисах Айн-Фешха и Айн-эль-Хувейр; работа внутри общинного центра Хирбет-Кумрана; эксплуатация минеральных богатств Мертвого моря; занятия отхожим промыслом и работа по найму в ближайших окрестностях Кумрана. Оазис Айн-Фешха еще в древности был известен своими фиников выми насаждениями (свидетельства Плиния и Солина). Использование в хозяйстве кумранской общины фиников подтверждается и археологическими данными, если справедливо предположение Р. де Во о хозяйственном назначении одного из помещений в развалинах Айн-Фешхи — сушка фиников (Vaux, 1961, с. 59). В районе оазиса имеются заросли высокого тростника, травянистые растения, кусты тамариска и другая мелкая растительность. В безводных же районах Кумрана растет лишь колючий кустарник — типичная растительность пустыни. Молодые побеги обильно растущего в районе Айн-Фешхи тростника и некоторые травы могли служить удовлетворительным кормом для скота. Действительно, как показывают обследования, местность у источника и водоема возле него сильно утоптана козами, овцами и другими животными. В этом районе и сейчас пасут1 свои стада бедуины племени таамире. Воды источника Айн-Фешхи стекают в пруд — около 20 м в поперечнике,— в котором были и свои источники. Такие водоемы имели неоценимое значение для всей жизни общины. В этом пруду еще и в XIX в. ловили рыбу. Что касается фауны, то в этой местности водятся газели, горные козлы, кролики, дикие кабаны, различные птицы (куропатки, ласточки, воробьи). Неподалеку от Айн-Фешхи, в Вади-Семаке, имеется пещера, как полагают, частично углубленная людьми, пол которой покрыт толстым и давним слоем пепла. Полагают, что здесь изготовляли поташ, сжигая произраставшие в этом районе растения. Из тростника бедуины и сейчас плетут корзины и циновки. Весьма вероятно, что члены кумранской общины также пользовались тростником и другими растениями для обеспечения своих нужд в корзинах, циновках и поташе. Как справедливо заметил Р. де Во, большой знаток этого района, в течение многих лет возглавлявший все археологические исследования Кумрана, "ресурсы этого района были весьма бедными, но они все же были, и жизнь была возможной" (Vaux, 1961, с. 69). Природные условия Айн-Фешхи позволяли заниматься различными видами труда: скотоводством, обеспечивавшим продуктами питания, а также шерстью, кожей и писчим материалом; возделыванием финиковой пальмы2, рыболовством, земледелием и огородничеством — все это, разумеется, в весьма ограниченных размерах. Что касается земледелия, то выращивание хлебных злаков непосредственно на побережье Мертвого моря было невозможно, но такая возможность была в соседней долине Букейа (Buqe'ah), связанной с районом Кумрана древней дорогой. Как указывает Р. де Во, наличие в центральном строении мельничной установки свидетельствует в пользу того, что люди Кумрана культивировали хлебные злаки, ибо "было значительно легче купить муку, чем зерно, которое надлежало затем молоть" (Vaux, 1961, с. 22, ср. с. 68). Наличие запасов воды и налаженной системы водоснабжения — акведуков — говорит о возможности занятий в непосредственной близости от центрального строения поливным огородничеством для повседневных нужд общины. Кроме того, нетрудно представить себе и другие отрасли хозяйственных занятий обитателей Хирбет-Кумрана, как, например, изготовление циновок, корзин и других плетеных изделий; заготовка тростника, служившего топливом для приготовления поташа, употреблявшегося для отбелки полотна и, может быть, также для изготовления мыла; промывка в водоемах Айн-Фешхи овечьей шерсти, шедшей на изготовление одежды. В оазисах, видимо, было возможно и бортничество — сбор дикого меда. Косвенными свидетельствами в пользу этого являются сообщения Флавия (BJ IV, 8,3) о развитии пчеловодства в соседнем с Кумраном районе Иерихона и Филона vPraep. evang. VIII, 8) о том, что ессеи "заботятся об ульях пчел" (Амусин, 1971, с. 346). В самом Мертвом море, в древности называвшемся Соленым, онтатели его берегов добывали необходимую для собственных Укд а, возможно, также для продажи соль. Если не считать трудных климатических условий (сильный зной), сама по себе добыча соли не представляет там особых трудностей, так как Мертвое море является наиболее богатым из морей по концентрации соли — 260 мг в 1 г воды (в Черном море — 18 мг, в Средиземном море — 40 мг). Согласно кн. Иисуса Навина (15 : 62), в этой местности, вероятно в районе Кумрана, некогда находился "Соляной город" ('ir hammelah). Помимо соли обитатели Кумрана могли добывать в Мертвом море также и асфальт (так называемый bitumen judaicum). По сообщению Р. де Во, несколько кусков асфальта было найдено в Хирбет-Кумране, а один наиболее значительный блок обнаружен в Фешхе (Vaux, 1961, с. 69). Асфальт имел большое значение для медицинских целей и для нужд тогдашнего судостроения. Из асфальта изготовляли смолу и различные примеси для лекарственных трав. По словам Флавия, называвшего, как и Плиний, Мертвое море Асфальтовым озером, добывавшийся здесь асфальт "примешивается ко многим лекарствам" (BJ IV, 8, 4). По свидетельству того же Флавия, ессеи "для лечения болезней изучают корни как защитные средства и свойства камней*" (BJ II, 8, 6, § 136). Не случайно само название "ессеи" некоторые исследователи возводят к арамейскому слову 'sy' 'врач'. Промысловую добычу асфальта описывают древние авторы — Иосиф Флавий, Плиний Старший, Страбон, Диодор Сицилийский (см.: Hammond, 1959, ср.: Шифман, 1976, с. 38-39). * В тексте: kai lithon idiotetes anereunontai. Надо полагать, что речь идет о целебных минералах. Рассмотрение природных условий показывает, что некоторые необходимые для жизни продукты жители Кумрана могли добывать сами. Недостававшее или же отсутствующее можно было приобретать в близлежащих городах — Иерусалиме и Иерихоне. О существовании общинной кассы и выборного казначея у ессеев нам известно из Филона'. В общине Дамасского документа также существовал специальный казначей, которому сдавались ежемесячные отчисления на благотворительные цели (CD XIV, 12—13, ср. XIV, 20: [mb]qr bmrnwn c[ надзирающий над казной). В Кумране роль казначея, по-видимому, выполняло должностное лицо, известное под названием mbqr cl mPkt hrbym Надзирающий над работой (возможно, и над доходами) раббим', т. е. полнонравных членов общины (1Q S VI, 19—20), а существование централизованной кассы можно считать фактом несомненным, о котором свидетельствуют археологические данные (см. выше, с. 24—25) и Устав (1Q S VI, 2—3). Пополнялась эта касса, по-видимому, из различных источников: от денежных взносов и продажи имущества вступающих в общину членов; возможно, также от реализации собственных продуктов и изделий и от заработков членов общины отхожим промыслом на стороне. О возможности работы по найму свидетельствует также практика ессеев (ср. QOPL XII, § 86; Амусин, 1971, с. 343). Известные нам данные археологических исследований общинного центра — Хирбет-Кумрана — и поселений Айн-Фешхи и Айн-эль-Хувейра частично подтверждают, а также дополняют априорно установленную выше картину хозяйственной жизни кумранской общины. Для рассматриваемого нами вопроса наибольший интерес представляют обнаруженные в Хирбет-Кумране следующие хозяйственные комплексы: ямы-зернохранилища, мельничные установки, хлебопекарня из двух помещений с хлебопекарными печами, обширная кухня с , несколькими очагами, трапезная с примыкавшей к ней посудной, стойла для вьючных животных, скопления костей домашних животных, гончарные мастерские с двумя печами для обжига и бассейном для приготовления и хранения глиняной смеси, а также многочисленные остатки керамики местного, кум-ранского происхождения, остатки ремесленных мастерских и различных подсобных помещений в западном комплексе центрального строения4, железные серпы, клады медных и серебряных монет, сушилка для плодов финиковых пальм и загон для скота (Айн-Фешха). Таким образом, совокупность археологических материалов указывает на такие хозяйственные занятия членов кумранской общины, как земледелие, плодоводство, скотоводство и различные ремесла. Вся картина "пищеблока" свидетельствует о централизованном хранении запасов пищевых продуктов, централизованном приготовлении пищи и коллективных трапезах. То, что сравнительно большие денежные суммы в виде монетных кладов найдены только в центральном строении и ни одной монеты в местах обитания общинников — в пещерах, также указывает на наличие общей кассы. Мнения о предполагаемом количестве проживавших здесь членов кумранской общины расходятся. Учитывая продолжительность существования кумранского поселения, количество захоронений и средний возраст общинников (между 30 и 50), определяемый на основании уже исследованных скелетов, Р. де Во считает, что в наиболее цветущий период население кумранской общины не превышало 200 человек (Vaux, 1961, с. 69—70). Близко к этой цифре подходит Милик (Milik, 1959, с. 97: "между 150 и 200"), в то время как Фармер, например, определяет это количество в несколько сотен, Ласор — между 200 и 400 человек (Farmer, 1955, с. 304; LaSor, 1972, с. 41). По детализованным расчетам Лаперуза, количество населения в Кумране и Айн-Фешхе колебалось в различные археологические периоды от 300 до 400 человек (Laperrousaz, 1976, с 99-109). Такова предполагаемая картина хозяйственной жизни кумранской общины, выявленная по археологическим данным, а также на основании априорных посылок и литературных свидетельств о ессеях. В какой мере хозяйственные занятия, а также имущественные и социальные отношения отражены в уже опубликованных кум-ранских рукописях? Для ответа на этот вопрос следует обратиться к двум нашим основным источникам — Уставу и Дамасскому документу. Внимательное их изучение приводит к выводу, часто не учитываемому, что при большой степени идеологической близости оба эти документа отражают различный социальный строй общин. Начнем рассмотрение имущественных и социальных отношений с Устава. Такой порядок помимо хронологической соотнесенности Устава и Дамасского документа оправдан также и тем, что после ознакомления с данными Устава отчетливее выступают черты различия между ним и Дамасским документом. В Уставе нет не только специального раздела, регламентирующего хозяйственную жизнь, но и прямых свидетельств на этот счет. В этом обширном документе встречается только одно случайное и весьма абстрактное упоминание о времени посева и жатвы (1Q S X, 7—8). Найденные в центральном строении серпы свидетельствуют, что его обитатели в какой-то мере могли заниматься земледелием. Что касается виноградарства, то и об этом можно говорить в весьма гипотетическом плане. Согласно Уставу (1Q S VI, 4—6) и тексту "Двух колонок" (1Q Sa II, 17—18, 20), сакральные трапезы сопровождались питьем молодого вина или сусла (tiros). Учитывая пищевые строгости кумранитов, можно предполагать, что они предпочитали вино собственного производства. Но мог ли в этом районе произрастать виноград? Опираясь на исследования Мастермана, большого знатока этого района (многочисленные исследования Мастермана публиковались в 1901—1913 гг.), Фармер указывает, что в нескольких километрах от Хирбет-Кумрана, в Абу-Табаке, имеются следы виноградников. Так как описанное Мастерманом захоронение на кладбище в Абу-Табаке совпадает со спецификой захоронений на центральном кладбище в Хирбет-Кумране, Фармер высказал предположение, что кладбище в Абу-Табаке принадлежало родственной Кумрану общине (Farmer, 1955). Следует, однако, отметить, что Р. де Во считал воззрения Фармера об экономических возможностях этого района "несколько оптимистическими" ("un peu optimistes"; Vaux, 1961, с. 68, примеч. 2). Гораздо отчетливее в Уставе выступают черты социального строя и социальных отношений, т. е. те именно драгоценные сведения, которые трудно с уверенностью извлечь из одних только археологических памятников. Если по археологическим данным перед нами все основания для констатации бесспорного факта коллективного потребления, то Устав подтверждает закономерное предположение о коллективном характере также и производства. Действительно, как и для ессеев, описанных Флавием и Филоном" для членов кумранской общины труд был обязательным занятием. Вступление в общину сопровождалось передачей в ее полное распоряжение "всего знания, труда (букв, „силы их/') и имущества" новициев (1Q S I, 11—12). Выше говорилось о наличии специального должностного лица mebaqqer cal mele'k'et ha-rabbim 'надзирающего над работой раббим> (1Q S VI, 20) — полноправных членов общины. Через весь Устав проходят указания об их совместном труде и общности имущества. Целью вступления в общину объявляется решительный разрыв, полное отделение от "людей тьмы", от "людей погибели", от "царства Велиала", создание крепкого и замкнутого религиозного, трудового и имущественного коллектива. "Вот Устав для людей единства resp. общины ('anse hayyahad), добровольно выражающих готовность отвратиться от всякого зла и придерживаться всего, что Бог приказал по воле своей: отделиться от общества людей кривды, чтобы быть единством (leyahad) в отношении Учения и в отношении имущества" (1Q S V, 1—2). "Все те, кто добровольно изъявляет готовность (придерживаться) Его истины, должны принести в общину Бога (byhd '1) все свое знание, всю свою силу (т. е. труд) и все свое имущество" (1Q S I, 11—12). Эта трехчленная формула — знание (или: умение), труд, имущество — применяется и в отрицательном плане, к тем, кто не допускается в общину: "Всякий, кто отказывается войти [в союз Бо]га, чтобы шествовать в закоснелости сердца своего, не [вступит в об]щину истины Его... а знание его, труд его и имущество его не внесут в Совет общины" (10 S II, 25-Ш, 2) . Специальные положения Устава регламентируют порядок обобществления имущества новичков (их принято называть латинским термином "новиции"), вступающих в общину. В первые два года испытательного срока имущество новиция не обобществляется и не входит в состав общинного имущества или, говоря словами Устава, "пусть не смешивается" (Ч yfrb) с имуществом полноправных членов общины (1Q S VI, 17). Лишь по истечении второго года испытания имущество новиция в случае положительного решения общего собрания ("жребия") присоединяется к общинному имуществу: "А когда исполнится для него второй год, то проверят его по велению раббим и, если выйдет ему жребий, с тем чтобы приблизить его к общине, то его запишут в устав его очереди среди собратьев его в отношении того, что касается Учения, Закона и чистоты и чтобы смешать его имущество (lcrb Ч hwnw)" sc. с имуществом общины (1Q S VI, 21—22). При описании секты ессеев Иосиф Флавий отмечает аналогичный порядок: "Имущество каждого смешивается с имуществом Других, и, словно у братьев, у всех одно общее имущество" (BJ II, °А § 122). Характерно также, что избранный Флавием глагол апаgnymi смешивать является калькой с употребленного в Уставе глагола <rb (1Q S VI, 17, 22, VII, 24, VIII, 23, IX, 8). Уставом предусматривается строгая субординация во всем, что касается труда и денежных средств: "Пусть младший слушается старшего относительно труда и денег" (1Q S VI, 2) '. Выше было отмечено, что должностное лицо, ведавшее трудом членов общины, названо в тексте "надзирающим над работой раббим" (1Q S VI, 19—20). Из контекста ясно, что это лицо ведало также имуществом, принадлежавшим общине, и ее доходами. За всякий обман в имущественных делах Устав предусматривает Наказания. Так, мы читаем: "Если среди них (т. е. принятых в общину) найдется человек, который совершит обман в отношении имущества, и надзиратель узнает, пусть Он отделит его от чистоты раббим (tohorat rabbim) 6 на один год и пусть накажут его (т. е. виновного) лишением четверти его рациона (букв, „хлеба")" (1Q S VI, 24—25). Как сообщает Милик, в одном еще не опубликованном фрагменте, относящемся по палеографическим данным к более позднему, иродианскому времени, наказание за нарушение общинных правил предусматривает лишение уже половины рациона (Milik, 1957a, с. 111). Не менее строго относились к различным преступлениям в отношении общинного имущества и в раннехристианских общинах. Приведем известный новозаветный рассказ о проступке Анании и о страшной каре, его постигшей: "Некоторый же муж, именем Анания, с женою Сапфирою, продав имение, утаил из цены с ведома и жены своей, а некоторую часть принес ж положил к ногам апостолов. Но Петр сказал: Анания для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солг|ать духу святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твое ли было и приобретенное продажею не в твой ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех слышавших это" (Деяния 5: 1—5). Наряду с общностью имущества и совместным трудом в Уставе говорится тдкже о совместных трапезах: "Пусть вместе едят, вместе благословляют, вместе совещаются" (1Q S VI, 2—3, ср. 4—5). Дважды совместная трапеза названа в Уставе masqe ha-rabbim (1Q S VI, 20— 21, VII, 20) 7 — букв, "питье (или: пиршество) раббим" и означает, по-видимому, наиболее строгую в ритуальном отношении трапезу, на которую новиции допускались в последнюю очередь, только после окончания всего испытательного срока. О совместных трапезах, носивших регулярный характер, свидетельствует также и археологический материал: общие кладовые, зернохранилища, пекарня, кухня, посудная. Сведения о распорядке трудового дня членов общины в дошедших документах не сохранились. Судя по предписанию Устава посвящать учению "треть всех ночей" в течение года (1Q S VI, 7), дневное время отдавалось трудовой деятельности, чередовавшейся с трапезами и ритуальными омовениями. Отчетливое представление об этом, вплоть до деталей, мы можем составить себе по распорядку дня ессе-ев, описанному Флавием (BJ II, 8, 5, § 128-433): с восхода и до полудня — трудовые занятия; после ритуального омовения — совместная трапеза; за нею следует продолжение работы до вечера и вторая, последняя трапеза. Интересную деталь мы можем извлечь из текста "Двух колонок", согласно которому для пожилых людей предусматривается посильное выполнение общинных обязанностей и повинностей (1Q Sa I, 19: "А когда человек вступит в пожилой возраст, пусть по его силам ему дадут его задание (resp. повинность) в [рабо]те общины")8. Перед нами весьма отчетливая картина организации жизни на коллективистских началах: совместное владение имуществом, совместный труд и коллективное потребление. Однако этой высокой степени коллективизма как будто противоречат некоторые положения Устава, и в первую очередь установления из 1Q S VII, 5—8. В этом сложном для понимания тексте говорится: "(5) Если кто-либо (6) проявит небрежность (? yitrammeh)9 по отношению к своему товарищу, то будет наказан на три месяца; а если проявит небрежность (? yitrammeh) в отношении общинного имущества, причинив ему (тем самым) ущерб (или: обусловив порчу или гибель этого имущества; Pbdw), пусть возместит (этот ущерб) (7) полностью10. (8) Если же рука его не достанет, чтобы возместить ущерб, то будет наказан на шестьдесят дней11. Текст дошел до нас в явно неисправном виде. В рукописи в конце стк. 6, после слова yslmw 'возместит', стерты по меньшей мере два слова. В стк. 7, в самом начале строки, написано только одно слово — brwsw 'полностью'; между этим словом в начале стк. 7 и первым словом в стк. 8— незаполненное пространство, вполне достаточное для двух строк, не считая стк. 7. Допустимо поэтому предположение, что два писца, работавшие над текстом, не разобрались в списке, который они копировали, и создали, таким образом, новый, или "сводный", текст. В тексте в том виде, в котором он предстает перед нами, обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, "пренебрежение", проявляемое к сотоварищу по общине, влечет за собой более строгое административное наказание, чем "пренебрежение", проявленное к общинному имуществу. Во-вторых, обязанность возмещения ущерба, причиненного общинному имуществу, свидетельствует на первый взгляд о том, что члены общины обладали каким-то личным имуществом или средствами, оставшимися необобществленными, или, говоря языком Устава, "несмешанными" с имуществом общины. Если исходить из дошедшего до нас текста, то возникает вопрос об источнике и происхождении этого имущества, поскольку, как нам известно, при вступлении в общину и приобретении полноправия все имущество новиция сдается в общину и "смешивается" с общинным имуществом. В литературе были сделаны попытки объяснить эту странную и противоречивую ситуацию. Так, высказывалось мнение, что под возмещением ущерба общинному имуществу в данном случае предполагается возмещение с помощью дополнительного труда (Dupont-Sommer, 1964, с. 104, примеч. 1; ср.: Старкова, 1958, с. 202). Однако трудовой день кумранитов по более чем вероятной аналогии с распорядком рабочего дня ессеев, согласно Филону и Флавию, длился от зари и до зари. Как известно, на "учение" отводилось не менее трети каждой ночи (1Q S VI, 7). При такой уплотненности суток провинившийся вряд ли мог изыскать дополнительное время для отработки и возмещения нанесенного ущерба, во всяком случае, если ущерб был значительным и требовалось длительное время для отработки. По мнению Милика, находка в Хирбет-Кумране в значительном количестве бронзовых монет предполагает наличие у членов общины "карманных денег" (Milik, 1959, с. 102: "pocket-money"). Известно, однако, что все монетные клады были найдены тщательно укрытыми только в помещениях центрального строения. Ни в одной из 25 пещер, в которых найдены следы обитания общинников, не было обнаружено ни одной, даже мелкой бронзовой монеты (Vaux, 1959a, с. 104). По предположению Блэка, коллективизм ("коммунизм") распространялся только на священников, входивших в общину, но не на рядовых ее членов (Black, 1961, с. 35, 165). Согласно более правдоподобному предположению Лихта, обязанность возмещать ущерб возлагалась только на новициев, еще не обретших полноправия (Licht, 1965, с. 11—12, примеч. 9). Все эти предположения и догадки, как бы остроумны они порой ни были, не могут быть доказаны материалами источников. В связи с имущественными отношениями существуют трудности в истолковании и других текстов Устава. Так, неясным является предписание не брать из рук нарушителя и отступника какие-либо предметы, "кроме как за плату": "Пусть ничего не ест от их добра, пусть ничего не пьет и пусть ничего не берет из их рук, кроме как за плату" (bmnyr; 1Q S V, 16—17). И снова тот же вопрос: если все имущество членов общины включалось в общий фонд, на какой почве оказывались возможными их индивидуальные имущественные отношения с отступниками и людьми кривды? Все это свидетельствует о том, что имущественные отношения в кумранской общине, отраженные в Уставе, были более сложными, чем это может показаться на первый взгляд на основании уже опубликованных текстов. Вместе с тем нельзя согласиться с Рабином, что предписание возмещать ущерб, причиненный общинному имуществу, свидетельствует против существования коллективных форм собственности и быта в Кумране (Rabin, 1957, с. 22-36; Rabin, 1957а, с. 116-117,. 122). На этом основании Рабин не считает возможным говорить о ессейском характере кумранской общины и относит ее к фарисейскому движению. О возможности отождествления кумранской общины с ессеями речь будет ниже (гл. V). А сейчас отметим, что приведенные выше тексты Устава не оставляют и тени сомнения в существовании в кумранской общине именно коллективной собственности, хотя, быть может, с некоторыми ограничениями и исключениями, в настоящее время еще недостаточно ясными. В Уставе лишь дважды осуждается стяжательство (XI, 2) и накопление имущества бесчестным путем (X, 19), тогда как Дамасский документ изобилует такими сентенциями. По-видимому, для составителей Устава этот вопрос был менее актуальным. Для социальной характеристики кумранской общины показательно место из Гимнов (1Q Н X, 23—25), в котором автор славит Господа за то, что не добыча стала его опорой и не богатство — страстью его души, что он не жаждет чувственных удовольствий, в то время как оплотом "могущественных" (т. е. врагов общины) является именно богатство. Напомним, наконец, что в тексте Устава в отличие от текста Дамасского документа нет никаких указаний и намеков на характер жилищ членов общины, а также на их семейную жизнь. Перейдем к рассмотрению социальных отношений, отраженных в Дамасском документе. Здесь перед нами развертывается совершенно иная картина. Основной ячейкой общества является семья (CD VII, 6—7), а брак характеризуется как "основа творения" (CD IV, 20—21; ср. 6Q DI, 3; 1Q Sa I, 9—10). Местопребыванием членов общины является лагерь, или стан resp. станы (mahane — malianot12) — термин, многократно встречающийся в Дамасском документе 13 и свитке Войны, один раз в тексте "Двух колонок" и ни разу в Уставе, а также "города" или селения 14. Согласно описанию Филона, ессеи "живут во многих городах (poleis) Иудеи, во многих деревнях, (komas) и в больших и многолюдных станах (polyanthropous homilous)" 15. Внутри станов или поселений члены общины Дамасского документа жили в домах (CD XI, 7, 8, 10, XII, 18). Слово "дом" в смысле "жилище" в Уставе отсутствует. В Дамасском документе, как и в Уставе, нет не только специального раздела, регламентирующего хозяйственную жизнь, яо и прямых свидетельств на этот счет. Однако из ряда косвенных свидетельств можно воссоздать более или менее отчетливую картину хозяйственных и экономических занятий членов общины. В Дамасском документе встречаются указания на следующие отрасли хозяйственной деятельности: 1) земледелие и виноградарство — об этом свидетельствуют упоминания тока и давильни (gwrn wgt; CD XII, 9—10) 16, поля (X, 20-23) 17; 2) скотоводство (XI, 5-6; 13-14, XII, 8) 18; птицеводство (XII, 9) 19; 3) рыболовство (XII, 13—14); 4) пчеловодство (XII, 12); 5) торговля (XII, 8 — 11, XIII, 15). Прямых указаний на занятия ремеслом нет (сохранились лишь отдельные упоминания различных инструментов и утвари; см. XI, 17 и XII, 17—18), но это, по-видимому, следует объяснить случайными обстоятельствами — отсутствием подходящих контекстов для упоминания ремесла. Как свидетельствуют археологические памятники, в Хирбет-Кумране ремесло было одним из основных занятий. Дамасский документ отличается от Устава не только большей полнотой и разнообразием отраженных в нем сфер хозяйственных занятий. Он указывает также на иной характер социального строя. В Дамасском документе в отличие °т Устава отчетливо выступают черты индивидуального хозяйства и частной собственности, торговли и даже рабовладения и ростовщиества. Приведем наиболее характерные факты. Члены общины, нашедшей свое отражение в Дамасском документе, владели собственными средствами сельскохозяйственного производства. Это вытекает из того, что запрещалось продавать иноземцам или иноплеменникам что-либо от своего тока и своей давильни (wmgwrnw wmgtw; CD XII, 9-10). Далее мы читаем: "Пусть никто не продает язычникам скот чистый и птицу чистую (bhmh w<wp thwrym), чтобы те не приносили их в жертву" (CD XII, 8—9). Отсюда вытекает, что "нечистую" скотину и птицу продавать, видимо, разрешалось. В одном разрушенном месте встречается одиноко сохранившееся выражение 'hztw- 'ahuzzato его (собственный) участок (CD XVI, 16). Обычно это выражение обозначает собственность на землю и вообще личную собственность20. Однако ввиду сильной поврежден-ности этого места и полного отсутствия контекста на основании одного этого, хотя и весьма важного и знаменательного слова нельзя делать широких и категорических выводов. О частной собственности на недвижимость — ток и точило resp. давильня — говорилось выше. О частной же собственности на движимое имущество помимо приведенных выше текстов свидетельствует также регламентация случаев утраты вещей, находки имущества, не имеющего (или неустановленного) владельца, и воровства (CD IX, 10—16). Еще более показательным является существование и допущение рабства и работорговли: "Пусть никто не принуждает раба своего, рабыню свою и наемника (батрака) своего работать в субботу" (CD XI, 12). И далее: "Раба своего и рабыню свою, которые вошли с ним в Завет Авраама, пусть не продают язычникам" (CD XII, 10—11). Как было сказано, упоминаются также наемный труд (CD XI, 12) и кредитные операции — займы: "В субботу... пусть не дает взаймы ближнему своему" (или: не взыскивает с ближнего своего; 'al yasse21 bere<ehu kol; CD X, 18) 22. Даже если допустить, что эти займы были беспроцентными, то и в этом случае факт кредитных операций свидетельствует о самостоятельной деловой активности членов этой общины. Характеризуя кумранскую общину, А. Донини пишет: "Перед нами полное погружение в религиозную иллюзию, абсолютное отрешение от действительности, как это в дальнейшем произойдет в общинах раннего христианства" (Донини, 1958, с. 124). Как нам представляется, к общине Дамасского документа эта характеристика, во всяком случае, не может быть применена, В Дамасском документе нет никаких упоминаний о коллективных трапезах. Нет также сколько-нибудь ясных и определенных указаний на совместный труд и общность имущества. Только в одном месте, где речь идет о провинившемся и временно удаленном из общины члене (CD XX, 1—8), говорится, что, "когда будут раскрыты его деяния (wbhwpc mcs'yw) в соответствии с истолкованием Учения, по которому шествуют люди святого совершенства, пусть никто не водится с ним по делам имущества и работы ('1 y'wt 'ys cmw bhwn wb cbwdb)i ибо прокляли его все святые Всевышнего" (CD XX, 6—8) 23. Здесь разрыв имущественных и трудовых связей отнюдь не предполагает предшествующую данной исключительной ситуации общность имущества и совместную трудовую деятельность. Тем не менее при вступлении в общину новиция и проверке его производился учет и его имущества. В гл. 13, посвященной функциям "надзирателя стана", мы читаем: "И каждого, кто присоединяется (hannosaf) к его общине, пусть он проверит его деяния (lema'as'aw) 24, разумение, силу, мужество и имущество и пусть его запишут на место, соответствующее его пребыванию в жребии све[та]" (CD XIII, 11—12). Однако при этом ничего не говорится о "смешении" его имущества, что столь характерно для общины, отраженной в Уставе. Весьма показательно также, что в Дамасском документе не упоминается фигурирующий в Уставе "надзирающий над работой раббим". В качестве основы социальной этики предписывается любить брата своего, как самого себя 25, и "поддерживать руку бедного, нищего и пришельца" (CD VI, 20—21). Практическим выражением этого предписания является обязательная благотворительность. Поддержка эта осуществляется созданием специального фонда, состоящего из отчислений в размере двухдневного заработка. Приведем этот интересный, во многом неясный и не полностью сохранившийся текст гл. 14: "Вот Устав раббим, чтобы удовлетворить (букв, „приготовить") все их потребности. Заработок по меньшей мере (lm[m]ct) [дв]ух дней ежемесячно отдадут в руки надзирателя и судей; из этого дадут для [си]рот и из этого же будут поддерживать бедного, и нищего, и старика, находящегося на смертном одре (?) 2в, и для бездомного человека, и для находящегося в плену у чужого народа, и для девицы, у которой [нет] родственника27, и для [...] 28, (брака с) которой никто не домогается..." (CD XIV, 12—16). Факт организованной благотворительности бесспорен (ср. CD VI, 21). Однако не вполне ясно, находятся ли все эти социально деградировавшие лица внутри общины или вне ее, как в случае с взятыми в плен. Интересно в этой связи отметить, что у ессеев, описанных Филоном, больных и стариков содержали за счет общего фонда, не создавая для этого специально благотворительного. По словам Филона, "больные не остаются у ник в небрежении, без забот из-за того, что они не могут ничего заработать. Для ухода за больными имеется наготове общее достояние, которое без всякого опасения и не ограничивая себя можно тратить. Старикам они оказывают почет и заботятся о них, подобно тому как законные дети оказывают услуги своим родителям на старости лет и окружают их бесчисленными заботами" (QOPL, § 87; Амусин, 1971, с 343). К сожалению, неясно, что имеется в виду под двухдневным заработком и как он определяется или исчисляется. Несомненно, что и в этом тексте, как и в других, приведенных выше, перед нами вырисовывается картина социальной дифференциации внутри общины, в которой имеются имущие и бедные рабы и другие социально деградированные и материально не обеспеченные прослойки. Этому, однако, никак не противоречит наличие в Дамасском документе резких выпадов против богатства (CD VI, 15-17, VIII, 5,7), относимого к одной из трех западней дьявола (CD IV, 15-17). Если заклинание не грабить бедняков, вдов и сирот может рассматриваться как общее место, часто встречающееся в библейской литературе (ср.: Fensham, 1962), то в целом выступления против нечестием добытого богатства являются выражением социального протеста, который привел к возникновению таких общин в острые и напряженные периоды истории II—I вв. до н. э., когда переплетались воедино народно-освободительная и социальная борьба. На основании всего сказанного выше мы вправе, кажется, констатировать резкое различие между Уставом и Дамасским документом в отображении социального строя общины. К данным Дамасского документа примыкает картина социального строя, отраженная в 4Q Ordinances = 4Q 159 29. Все эти данные весьма настораживают и под-водят к вопросу: действительно ли такие произведения, как Дамасский документ и 4Q Ordinances, составлялись применительно к условиям кумранской пустыни? Как мне представляется, эти документы ни при каких обстоятельствах не могли быть созданы общиной, жившей в условиях Хирбет-Кум-рана. Хозяйственным и социальным conditio sine qua поп жизни в пустынной местности Кумрана были строго коллективистские начала, о которых в полном и безусловном согласии с требованиями Устава говорят археологические данные: совокупность строений Хирбет-Кумрана, Айн-Фешхи и Айн-эль-Хувейра с их помещениями производственно-хозяйственного и бытового назначения. Структура этих строений свидетельствует об их общественном характере как центра общинной собственности, совместного труда и коллективных трапез членов общины. Об этом говорят также сосредоточение монет в центральном строении и отсутствие их вне его, в пещерах, где обитали члены кумранской общины. Напротив, Дамасский документ, как это было показано, исходит из мелкого частного хозяйства (собственный ток и собственная давильня, свой участок, собственный скот, свой раб и т. д.); члены общины Дамасского документа применяли наемный труд, занимались торговлей и денежно-кредитными операциями, жили в своих домах. Все это представляется невероятным для условий Кумрана. И те исследователи, кто считает "Дамаск" условным, символическим обозначением Кумрана, игнорируют как хозяйственные и социальные отличия, нашедшие отражение в Дамасском документе и Уставе, так и природные условия и данные кумранской археологии. Трудно указать в обширной кумрановедческой литературе на исследование, в котором предпринята серьезная попытка согласовать данные Дамасского ДО" кумента с данными кумрапскоп археологии. Обращает на себя внимание еще одно обстоятельство. В Дамасском документе нет никаких следов обитания общины в пустыне, никаких даже косвенных указаний на это. Единственное упоминание слова "пустыня" в CD III, 7: wayyikkaret zek'uram bammidbar "Их мужчины были искоренены в пустыне" — находится в исторической части этого произведения, где сообщается о пребывании иудеев в пустыне после исхода. Между тем в Уставе само создание общины связывается с отделением от общества кривды и уходом в пустыню. В 1Q S VIII, 13—14 сказано: "И когда они будут существовать как община (yahad) в Израиле, в соответствии с этими установлениями пусть они отделятся от поселения людей кривды, чтобы идти в пустыню, дабы проложить там дорогу Йахве, как написано: „В пустыне проложите путь [Йахве] 30, выровняйте в степи стезю Богу нашему (Ис. 40:3)"" (ср.также 1Q S IX, 19—20).Как известно,кумранская община выполнила это предписание, основанное на тексте Исайи (40 : 3), не только символически, но и фактически. Указания на пребывание общины в пустыне имеются также в свитке Войны (1Q М I, 1—3, II, 12, X, 13) и в Комментарии на Псалом 37 31. Отсутствие в Дамасском документе даже намека на пребывание в пустыне можно считать само по себе красноречивым свидетельством. Чем же в таком случае объясняются как многочисленные черты сходства, так и существенные отличия между обоими этими документами? В настоящее время, когда, несмотря на многие тысячи работ, посвященных кумранской общине, ее возникновение и история еще достоверно не установлены, ответы на поставленный вопрос могут по-прежнему быть лишь гипотетическими. Главное затруднение заключается в отсутствии точного критерия для датировки обоих документов и установления их соотношения во времени, хотя, как было уже сказано, имеется много оснований в пользу того, чтобы считать Устав первичным, более ранним по времени создания, а Дамасский документ вторичным, более поздним по сравнению с Уставом. Кроме того, нет окончательной ясности также относительно понятия "страна Дамаск". Но независимо от этого более или менее ясным представляется, что оба документа отражают существование двух родственных общин в недрах того общественно-религиозного движения в Иудее II в. до н. э. — I в. н. э., которое условно можно назвать "ессейством" или "эссенизмом". Устав и Дамасский документ отражают различные сосуществующие локальные группы, отличающиеся по своему социальному строю, но близкие друг другу в идеологическом отношении. Устав отражает особую организацию полностью отрешившихся °т "светской" жизни "отшельников", в то время как Дамасский документ — организацию мирян. При этом кумранскую обитель можно Рассматривать как некий духовный и организационный центр ряда Родственных общин. Примечания
1 R. Baney. Search for Sodom and Gomorrah. Kansas City, Mo., 1962. Данные об этой работе заимствованы из статьи: Albright — Mann, 1969, с. 107, примеч. 3.
|
|
|
|