Глава 10. Православное богословие поздневизантийского периода.
Николай Кавасила

Одной из крупнейших фигур XIV века помимо святителя Григория Паламы был Николай Кавасила. Он родился в 1332 году в знатной семье - его дядя Нил был архиепископом Фессалоник. Точных сведений о жизни Кавасилы имеется мало. Известно, что он был секретарем при императоре Иоанне Кантакузине и одновременно подвизался на дипломатическом поприще. Известно также, что впоследствии он удалился в монастырь, где посвятил себя духовным писаниям. В священном сане он не состоял, принадлежа к славной восточной традиции богословов-мирян. В трудах Кавасилы мы находим толкование всей традиции Григория Паламы, хотя он и пользуется иной терминологией.

Кавасила оставил нам два основных труда: "Жизнь во Христе" и "Объяснение божественной Литургии". В первой книге содержится объяснение смысла таинств : Крещения, Миропомазания и Евхаристии. Название второй говорит само за себя. В ней автор, следуя устоявшейся традиции, объясняет Литургию как символическое воспроизведение жизни Христа. До Кавасилы такие комментаторы, как патриарх Герман (VIII век), объясняли символически любую литургическую деталь. На этом пути достаточно простора для человеческого воображения: одна и та же деталь может толковаться несколькими различными способами и можно приписать чему угодно какое угодно значение. Кавасила существенно отличается от своих предшественников тем, что он не настаивает на детальном символическом объяснении Литургии. Вместе с Паламой Кавасила принадлежит к другой школе толкователей, для которых смысл Литургии выходит далеко за рамки символического.

Помимо двух упомянутых книг перу Кавасилы принадлежат несколько "Слов" или проповедей, посвященных различным святым и Богоматери. Его "гомилии" -свидетельство того, что в те времена мирянам разрешалось читать проповеди.

Писания Кавасилы были известны на Западе. Они были переведены на латынь и даже имели некоторое влияние. На Тридентском соборе цитаты из Кавасилы приводились в качестве доводов в пользу догмата реального присутствия Христа в Евхаристии. В XVII веке Кавасилу цитирует Боссюэ, на него ссылались также янсенисты, в частности Арно.

Систематический подход к идеям Кавасилы - дело практически невозможное. Его догматические взгляды излагаются в контексте его мыслей о духовной жизни во Христе, где мы немедленно обнаруживаем его сходство с Григорием Паламой: "Жизнь во Христе начинается в этой жизни и проистекает из нее", - такими словами открывается книга "Жизнь во Христе". Как и Палама, Кавасила настаивает на том, что благодаря Воплощению общение, знание и опыт Бога - все, что составляет духовную жизнь человека, - возможны и должны осуществляться в этой жизни:

...но если будущая жизнь и приняла бы тех, у кого отсутствуют необходимые для нее способности и чувства, это не составило бы их счастья и они все равно были бы мертвы и несчастны даже в том блаженном и бессмертном мире.

("Жизнь во Христе", 1, 1)

Будущая жизнь не есть нечто, совершенно отличное от нашей жизни в этом мире. Между ними существует преемственность на уровне нашего духовного опыта. Совершенство жизни во Христе достигается лишь в будущей жизни, но начинается она уже сейчас. Связь между этой и будущей жизнью представляет собой общую черту учений Кавасилы и Паламы и есть не что иное, как своеобразный антиплатоновский манифест, отрицание платоновского противопоставления духа и материи.

В "Жизни во Христе" Кавасила размышляет о библейских представлениях о браке, сравнивая его с союзом между Христом и Его Телом - Церковью. В ветхозаветном мире брак считался идеалом совершенного союза, однако после Воплощения уже не брак, а союз со Христом достоин подражания и восхищения:

...члены Христа объединены с Ним теснее, чем со своей собственной головой, и они живут в большей степени Им Самим, нежели своим союзом с Ним.

("Жизнь во Христе", 3,1)

Отправным пунктом для обсуждения таинств Кава-силе служит текст из речи апостола Павла в Деян. 17, 28: "Ибо мы Им живем и движемся и существуем". Мы получаем жизнь, начинаем ее в крещении; мы движемся, продолжаем жить в таинстве миропомазания; мы существуем, ибо содержание нашей жизни составляет

Евхаристия. Таинство Крещения для Кавасилы знаменует начало новой жизни. В крещальной купели тонет, умирает ветхий человек, получивший весь свет, всю радость и все счастье, для которых был создан и которые потерял ветхий Адам. Такое толкование Крещения вполне здраво, мы не находим в нем ни символизма, ни Дионисиевых иерархий. Основной чертой толкования является все та же идея: решение начать новую жизнь во Христе должно быть принято в "этой" жизни, в "этом" мире, сейчас.

Обсуждение таинства Миропомазания содержится в третьей части. Эта часть неизбежно короче, чем толкование Крещения, что свидетельствует о трудностях, связанных с истолкованием смысла Миропомазания. Это можно объяснить тем, что Святой Дух не воплощался. Его Царство принадлежит будущему веку. Он обнаруживает Христа, а не Себя.

Основная цель в комментарии Кавасилы - показать динамизм таинства. Миропомазание есть движение, и движение это связано с Крещением и зависит от него. Кавасила подчеркивает связь миропомазания с ветхозаветным помазанием священников, усвоенным, кстати сказать, западной традицией. На Востоке рукоположение священников не включает миропомазания, ибо считается, что все верующие христиане помазаны на священство. Миропомазание при Крещении делает нас всех соучастниками во Христе, ибо Он - Помазанник, Он стал Христом, потому что Он помазан на царство, о чем свидетельствует Его имя. Таинство Миропомазания также соответствует помазанию тела Христова, посредством которого весь человек включаете* в тело Христово как священник. На символическом примере ветхозаветного Иакова Кавасила показывает, что приношение совершается посредством помазания. В этом примере раскрывается его понимание священства. В Евхаристии приношение совершается не одним лишь священником от имени всего собрания (как в Ветхом Завете), а всеми собравшимися, всею Церковью как целым. Ибо Христос - единственный священник, принесший Себя в жертву раз и навсегда, а потому Евхаристия есть приношение, предлагаемое всем Телом Христовым. Этим объясняется, почему в Православной Церкви нет особого обряда помазания для священников, а есть лишь рукоположение.

Евхаристия составляет сердце мистического учения Кавасилы, и ей посвящена самая длинная часть "Жизни во Христе". Основная ее идея состоит в том, что Евхаристия - это Таинство Таинств, исполнение и венец всего в Церкви. Евхаристия всегда завершает, всегда следует после других служб. Это окончательное действо, реальное участие в Царстве Божием. После Евхаристии никакие другие службы духовно невозможны. Добавление молитв после Евхаристии есть свидетельство литургического упадка.

В контексте толкования Литургии становится очевидной связь учения Кавасилы с исихазмом. Он пользуется образом сердца, применяя его к Христу как своего рода "сердцу Церкви". Этот образ не следует понимать в смысле Святого Сердца Христова в западном мистицизме. Христос - сердце и центр Церкви в макариевском смысле, как средоточие жизни всего организма.

В "Объяснении божественной Литургии" мы обнаруживаем такой же христоцентризм. Интересно, что, говоря о святости Церкви, Кавасила пользуется круговым аргументом: причащаясь Святым Дарам, Церковь становится святою; но, с другой стороны, лишь достойные, то есть святые, могут причащаться таинств. Круговое доказательство, возможно, преднамеренно: Кавасила хочет сказать, что святость не достигается, что она есть благодать и дар Божий. Лишь смертный грех автоматически исключает человека из Тела Христова.

Взгляд Кавасилы на Церковь отличается чрезвычайным здравомыслием, динамизмом и реалистичностью. Церковь присутствует в священных таинствах не только фигурально, но так же, как органы нашего тела присутствуют в сердце, как ветви - в корнях и, как говорил наш Господь, как побеги в лозе. Здесь - не просто одно и то же имя, не аналогия по сходству, но тождественная актуальность.

Ибо священные Таинства - Тело и Кровь Христовы, составляющие истинную пищу и питье Церкви. Когда она причащается Даров, она не преобразует их в человеческое тело, как происходит с обычной пищей человека, но сама изменяется в них, так как высшая и божественная стихия преодолевает земную... так что, если возможно было бы видеть Церковь Христову постольку, поскольку она объединена с Ним и участвует в Его святом Теле, то взору бы открылось не что иное, как Тело Господне... Если он (Апостол Павел) назвал Христа главой, а нас членами, то не с тем, чтобы выразить Его нежную заботу о нас, Его учение или назидание, или же наше полное подчинение Ему, подобно тому, как мы, преувеличивая, иногда описываем себя как часть наших родственников или друзей, но чтобы продемонстрировать факт - а именно, что отныне через Кровь Христову верные будут жить во Христе, действительно завися от Его Главы и действительно облекшись Его Телом.

("Объяснение", 38)

Таким образом, Евхаристия для Кавасилы разделяет пространственно-временное существование Церкви: она не существует отдельно от Церкви как нечто внешнее по отношению к ней.

Несмотря на такой здравый подход, в толковании Кавасилы все же присутствует элемент символизма. Так, объясняя, почему приношение помещается на алтарь не сразу, иными словами - зачем нужна проскомидия, он пользуется своего рода "педагогическим" символизмом: жертвоприношению всегда должно предшествовать посвящение жертвы. Посвящение имело место как в жизни Самого Христа, так и во время Тайной Вечери, когда Спаситель сначала благословил хлеб и вино, а лишь потом освятил их. Церковь, совершая проскомидию, следует приказу: "Сие творите".

Также и объяснение, почему не весь хлеб освящается, но лишь часть его, зиждится на символизме жизни Спасителя. Хлеб символизирует нас всех, но Христос, став одним из нас, принес Себя в жертву один. Церковь хочет соединиться с Ним, поэтому после причастия все частицы хлеба складываются в одну чашу.

В "Объяснении" мы также находим умеренную полемику с латинянами по поводу эпиклезы (§ 29). По-видимому, это был первый в истории случай письменной полемики на эту тему. Западное богословие оправдывало свое понимание установительных слов ("Примите, ядите..." и "Пиите от нея вси...") как самодостаточной формулы, благодаря которой совершается "пре-существление" даров. Основное возражение Кавасилы против западного понимания состояло в том, что таинства совершаются не с помощью изолированной от контекста "магической" формулы, а молитвой всей Церкви. Известно, что Бог иногда отвечает на наши молитвы, а иногда нет. Однако существуют особые молитвы, которые не могут не быть услышаны. Согласно обещанию Спасителя, такой молитвой является молитва о даровании Святого Духа. Эта молитва есть завершение молитвы всей Церкви, которая постоянно молится, жертвует и принимает жертву. Поэтому во всех восточных чинах Литургии (и в древних западных) евхаристическая молитва всегда завершается "эпикле-зой", то есть призыванием Святого Духа на дары: Святой Дух и есть Совершитель Таинства.

Замечательно, что тон полемики Кавасилы довольно мирный. Кавасила ссылается и на латинскую мессу, действительность которой он несомненно признает. Он старается сгладить разногласия между восточной и западной традициями, утверждая, что католики делают то же самое, что и мы, сами того не зная. В молитве "Supplices te rogamus" (призывание ангела, который должен понести освященные дары к престолу Божию) он усматривает тот же смысл, что и в эпиклезе: без молитвы освящение не закончено, окончательное превращение даров еще не произошло, они ждут этой последней молитвы, которая завершит их превращение в Тело и Кровь Христа.

Назад