1. Сирийский вклад в корпус христианских апокрифов

Среди комплекса проблем, которые встают перед исследователями апокрифических памятников, как правило, наиболее важной является проблема установления оригинального языка, времени и места письменной фиксации апокрифа. Эта проблема тесно связана с выяснением социально-культурной принадлежности создателя апокрифа и социально-культурной среды бытования текста.

Общепринятым считается мнение, что в формировании единого для всех восточнохристианских народов литературного фонда и жанров литературы центральную организующую роль играла византийская литература на греческом языке. Поэтому в основу всей работы исследователи апокрифических сочинений кладут греческие их версии. Восточные же версии вызывают интерес в том случае, если они являются переводами с греческого, или тогда, когда они дают несохранившуюся на греческом редакцию текста, позволяя восстановить утраченный греческий оригинал.

Сирийская словесность представляет в ряду восточнохристианских литератур исключение в том отношении, что целый ряд апокрифических сюжетов, ставших позднее через переводы достоянием многих народов, свое первоначальное литературное оформление и письменную фиксацию получил на сирийском языке. Такое положение обусловлено несколькими причинами историко-культурного характера.

Во-первых, небольшое сирийское эллинистическое государство Осроэна, в котором правила династия Авгаров, стало первым, где христианство в конце Π в. н.э. было провозглашено государственной религией. Тем самым новые идеологические условия вынудили сирийцев не только переводить на сирийский необходимую религиозную литературу, но и создавать христианские сочинения на родном языке. При этом столь раннее освоение христианских памятников в период, когда официальная церковная и догматическая практика еще не сформировались и не ограничивались, как позже, соборными постановлениями, привело к тому, что сирийская христианская литература развивалась в условиях свободы и была открыта фольклорному влиянию.

Во-вторых, в столице Осроэны — Эдессе (Урхе) очень рано сформировалась система христианского образования. В знаменитой Эдесской школе, которая являлась школой семитского типа, подобной еврейской, основным предметом на протяжении нескольких веков оставалось изучение Священного Писания, чтение и толкование Ветхого и Нового Завета. О системе преподавания в IV в. мы можем судить по комментариям Ефрема Сирина на библейские книги. Для составления объяснений и толкований к этим текстам Ефрему Сирину приходилось обращаться к раввинистическому преданию. Несомненно, что бытовавшие в устной среде апокрифические легенды привлекали к себе внимание толкователей и записывались в тех случаях, когда какое-то лицо или событие лишь кратко упоминалось в Библии и любознательность требовала ликвидации лакун в том предании, которое передавалось ученикам из поколения в поколение и усваивалось ими.

Третьей причиной, способствовавшей оригинальному творчеству сирийцев в литературной области, была их широкая миссионерская деятельность, тесно связанная с их постоянным на протяжении нескольких веков посредническим участием в международной торговле в пределах от Франции до Китая и от Средиземного моря до Индийского океана. Традиционное, вынужденное многоязычие и коммуникабельность позволяли им с большим успехом распространять христианство и христианскую литературу среди тех народов, с которыми они вступали в торговые отношения. Посредническая роль сирийцев в распространении христианства и привела к тому, что многие памятники христианской литературы, в том числе и апокрифы, зафиксированы на сирийском языке.

О литературной деятельности сирийских писателей наглядное представление можно получить при анализе сочинений жанра апокрифических апостольских хождений, таких как "Учение Аддая апостола", "Деяния Иуды Фомы апостола", "История Иоханнана апостола, сына Зеведеева", "Учение Симона Кифы в Риме городе", "История Филиппа, апостола и благовестника". Именно эти произведения служили вдохновляющим идейным образцом для миссионерской деятельности сирийских проповедников христианства, а также для сирийских историков, например для Иоанна Эфесского (VI в.), описывающих активность современных им распространителей христианской веры. И хотя все эти сочинения возникли в кругу книжников-сирийцев и были впервые зафиксированы на сирийском языке, каждое из них отличается своеобразием той литературной традиции, приверженцами которой были их создатели.

"Учение Аддая апостола" — памятник, в котором нашло отражение несколько легенд, связанных с именем эдесского царя Авгара. Сочинение дошло до нас на сирийском языке в рукописях, датируемых V—VI вв. Однако к какому бы времени ни относить произведение в его нынешнем виде (а мнения ученых расходятся), следует признать, что основное композиционное зерно сочинения — легенда о переписке царя Авгара с Иисусом Христом — получило литературное оформление с утверждением в сирийской Осроэне христианства, став здесь идеологическим обоснованием процесса христианизации. Именно в этом качестве легенда положила начало серии аналогичных сказаний, наличествующих в различных христианских литературах и посвященных теме обращения монарха и подвластного ему народа в новую веру.

Возможной средой, в которой появился и распространялся устный вариант сказания, могли быть иудео-христианские общины, способствующие знакомству жителей Месопотамии с христианским учением в его древней арамейской традиции.

Первичное письменное оформление легенды относится к числу документов "Архива царей", своеобразного летописного свода, составлявшегося при дворе правящей осроэнской династии Авгаров бар Ману, и восходит ко времени 202—214 гг. н.э. Однако легенда в такой форме архивной записи на сирийском языке до нас не дошла, и ее содержание восстанавливается лишь предположительно. Хронологически первым из всех сохранившихся до настоящего времени ее вариантов является рассказ в "Церковной истории" Евсевия Кесарийского. Он может быть датирован (даже без глубоких изысканий по данному вопросу) во всяком случае до 325 г. н э., времени составления труда греческого историка. Евсевий сам признавался в том, что он заимствовал свое повествование из письменного сирийского документа, найденного им в архиве Эдессы, и дословно перевел его. Такое сообщение подтверждается некоторыми языковыми особенностями этого отрывка "Церковной истории" Евсевия Кесарийского, которые указывают на семитский оригинал.

Легенда о переписке Авгара с Иисусом Христом стала композиционным ядром пространного сочинения "Учение Аддая апостола", которое относится к разряду апокрифических апостольских деяний. В этом сочинении рассказ об обращении в христианство Авгара разбит на несколько частей и связывает повествование единой сюжетной цепью, начиная и завершая его. В середину же вставлено еще несколько легенд авгаровского цикла — история о цесарице Протонике, рассказ об обмене письмами между Авгаром и ассирийским царем Нарсаем, переписке эдесского владетеля с римским императором Тиберием. В идейном отношении "Учение Аддая апостола" выражает точку зрения ортодоксального христианства и полемически направлено даже не столько против язычества, сколько против различных еретических движений, прежде всего против арианства и гностических сект, имевших силу и влияние в Эдессе.

"Учение Аддая апостола" в целом — памятник оригинальной сирийской литературы. Исходя из возможного времени возникновения его отдельных композиционных частей, а также идеологической направленности, присущей произведению, его создание можно датировать концом IV — началом V в.

"Деяния Иуды Фомы" дошли до нас на нескольких языках христианского круга, но из всего этого многообразия на приоритет в качестве языка оригинала претендуют два: греческий, на котором этот памятник и стал впервые известен, и сирийский,

сохранивший его наиболее полную версию. Вопрос о том, на каком языке первоначально были написаны "Деяния", долгое время не решался исследователями со всей определенностью. В. Райт, первый издатель сирийского текста, высказывался за греческий оригинал, но при этом констатировал большую древность сирийского текста. Р.-А. Липсиус считал оригинальным греческий текст, однако сделал исключение для одного из поэтических фрагментов "Деяний" — "Песни о жемчужине", в сирийском происхождении которой трудно усомниться. При этом он думал, что сирийский перевод сопровождался идеологической переделкой в духе ортодоксального христианства.

Однако в дальнейшем трудами Т. Нельдеке, Ф. Беркитта, П. Дево, путем сравнения греческой и сирийских версий сочинения, было выявлено множество примеров, свидетельствующих в пользу сирийского оригинала. Это были неправильно переведенные в греческом сирийские термины и идиоматические выражения, смысл которых ясен лишь по-сирийски, кроме того, обнаружились "темные" места и ошибки, основанные на палеографической испорченности или неверном прочтении греческим переводчиком сирийского текста.

Одним из доказательств того, что сирийский язык "Деяний" был оригинальным, служат особенности сирийского синтаксиса при передаче прямой речи, чуждые греческому языку, но отразившиеся в нем. Отметим, что такое стилистическое калькирование характерно лишь для пространной редакции греческого текста "Деяний", в краткой минейной редакции синтаксическая и смысловая неловкость в греческом отсутствует.

О языке оригинала и времени создания сочинений могут свидетельствовать и заимствованные слова, имеющиеся в сирийском тексте. Их более сорока, причем выделяется небольшая группа бытовой лексики, вошедшей в сирийский из латинского языка, а также довольно большое количество греческих заимствований: названий предметов культуры и быта и лексика философско-религиозная. Все эти слова греческого происхождения встречаются и в других произведениях на сирийском языке, как оригинальных, так и переводных. Около двадцати таких слов — грецизмов отмечено в сирийском переводе Евангелий. Сочетание в тексте "Деяний Иуды Фомы" латинских и греческих заимствований на уровне бытовой лексики может свидетельствовать о том, что памятник был создан тогда, когда все три языка — сирийский, латинский, греческий — находились в тесном контакте друг с другом. Именно такая ситуация имела место в Месопотамии в первые века н.э.

Весомым доказательством раннего сирийского происхождения "Деяний" может считаться наблюдение, говорящее об использовании автором древнесирийской версии "отдельных" Евангелий, которые бытовали в сирийской среде до официально введенного в V в. текста Нового Завета — Пешитто. Это чтение сирийского текста в известной молитве "Отче наш" слов "хлеб истинный" вместо "хлеб насущный", причем греческая версия "Деяний" данное выражение просто опускает, не заменяя общепринятым греческим. Выражение "хлеб истинный" засвидетельствовано двумя древними сирийскими версиями Евангелий — сирийской синайской и сирийской кьюртоновской. Такое чтение отличается от чтения Пешитто, принятого со временем всеми толками сирийского христианства: "подай нам хлеб нужды нашей ежедневно". Сирийское прилагательное myri имеет значения "истинный" и "вечный", "постоянный, присносущный". Но мы выбрали для перевода первый смысл. Обоснованием тому является, на наш взгляд, несомненная соотнесенность данного сочетания "хлеб истинный" с тем эпизодом Евангелия от Иоанна, который содержит проповедь Иисуса Христа в синагоге Капернаума. Эта проповедь — приуготовление последователей нового учения к пониманию таинства Евхаристии, и она построена как постепенное объяснение символа "хлеб — плоть Христова" (Ин. 6:32—51).

Определению языка оригинала "Деяний Иуды Фомы" послужили и экстралингвистические данные, позволившие выяснить, какие исторические условия и предпосылки вызвали написание этого сочинения. История христианских литератур дает множество примеров, подтверждающих тот факт, что создание сочинений, относящихся к жанру "житий" или "деяний", как правило, бывает связано с установлением культа святого. В свое время Т. Нельдеке высказал предположение о том, что возникновение "Деяний" можно соотнести с событиями 232 г., когда римский император Александр Север преподнес эдессянам, которые недавно стали подданными империи, отвоеванные им у персов мощи апостола Фомы. Рядом ученых этот факт рассматривался как легендарный.

Однако победа императора Александра Севера над Ардаширом — историческое событие, отраженное в источниках (Евтропий VII. 23), поэтому заслуживающее доверия. К тому же сам текст "Деяний" свидетельствует о том, что сочинение писалось после того, как останки апостола были увезены из места их первоначального захоронения.

"Деяния" завершаются рассказом об исцелении одного из сыновей Маздая, одержимого бесом. Царь Маздай, зная о чудотворениях Иуды Фомы, решил воспользоваться для этого его мощами. "И он не нашел костей его, ибо выкрал их один из братьев и увез на Запад". Сын Маздая был излечен прахом, взятым с того места, где лежали останки Иуды Фомы, а сам царь Маздай стал после этого христианином.

Бесспорным следует признать то, что почитание апостола Иуды Фомы не связано с ранним периодом эдесского христианства, а является вторичным. Принятие и распространение новой для месопотамского региона религии восходит к иной традиции, которая связана с культом другого апостола — Аддая и зафиксирована в сирийском памятнике, о котором речь шла выше, — "Учении Аддая апостола".

Первоначальная письменная фиксация легенды об Авгаре была осуществлена в Эдессе на рубеже II—Ш вв. О том, что текст ее принадлежал к числу документов "Архива царей", своеобразного летописного свода, ведшегося при дворе правящей осроэнской династии Авгаров бар Ману, свидетельствует его формуляр — датировочная запись и заключение.

Письменная фиксация легенды об Авгаре в документах "Архива царей" не только в доступной форме излагала основы нового религиозного учения, но и устанавливала апостольское происхождение эдесской церкви, основанной апостолом Аддаем, одним из семидесяти двух. Однако история легенды об Авгаре показывает, что текст ее с течением времени видоизменялся. К числу таких существенных изменений может быть отнесена интерполяция, вводившая в текст имя Иуды Фомы: "После того как Христос вознесся на небо, послал Иуда Фома к Авгару Аддая, апостола, который был одним из семидесяти двух апостолов". Это дополнение позволяло связать христианизацию Эдессы с деятельностью одного из двенадцати апостолов, укрепляя авторитетность церковной традиции. Дополнение в тексте легенды было сделано явно после того, как в Эдессе появились в качестве святыни останки Фомы. Оно стремилось узаконить культ обоих апостолов, отдавая должное и тому и другому. С таким, уже интерполированным, текстом имел дело Евсевий Кесарийский. Причем в изложении греческого историка роль Фомы подчеркнута дважды. Поскольку первые книги труда Евсевия, включающие и рассказ об Авгаре, писались до 313 г., сирийский текст с интерполяцией, легший в основу его повествования, должен датироваться временем еще более ранним. Таким образом, именно III в. являлся тем временем, когда в Эдессе столкнулись две апостольские традиции.

Вряд ли это столкновение объясняется случайным стечением обстоятельств. Совершенно очевидно, что оно явилось результатом и продолжением той политики, которую Римская империя проводила в пограничных с Парфией районах, стремясь подчинить их своему влиянию.

Уже в 216 г. при императоре Каракалле Осроэна лишилась независимости и умножила собою число римских провинций. Вероятно, лишив Осроэну независимости и уничтожив эдесскую правящую династию, римские власти постарались затушевать и установленные ею местные обычаи, напоминавшие о былой независимости. Император Александр Север был веротерпим, он не счел нужным бороться с христианством, пустившим уже глубокие корни в Осроэне. Одно из его нововведений было связано с установлением культа апостола Иуды Фомы. Упрочению культа нового апостола и должно было способствовать составление сочинения, описывающего совершенные им чудеса и его мученическую кончину.

С конца IV в. Эдесса, как один из центров христианства, была знаменита именно тем, что там находились останки апостола Иуды Фомы. Об этом свидетельствует "Паломничество" галльской пилигримки, которая в 384 г. посетила город. Причем паломница допускает в своем описании одно существенное расхождение как с текстом "Учения Аддая апостола", так и с текстом Евсевия Кесарийского, говоря о том, что письмо Иисуса Христа Авгару принес именно Фома. Это дает подтверждение тому, что культ Аддая в Эдессе постепенно вытеснялся новым культом Иуды Фомы. Галльская паломница побывала в Эдессе в церкви и мартирии Фомы.

Под 394 г. "Эдесская хроника" содержит сообщение о том, что "привезли ларец апостола мар Фомы в его большой храм, в дни эпископа мар Кира". О строительстве каких-либо культовых сооружений, связанных с именем Аддая, нам ничего не известно, хотя в "Учении Аддая" и рассказывается о том, что он после своей кончины в Эдессе был погребен в царском мавзолее.

О том, к чему привела борьба двух апостольских традиций, свидетельствует текст апотропеической греческой надписи, обнаруженной неподалеку от Эдессы. В основу ее положен отрывок из легенды об Авгаре. Эдесский апотропеический текст дает совершенно новое толкование соотношению двух имен апостолов, которым в разное время и разными традициями приписывалась миссия христианизации Осроэны. В надписи автор идентифицирует Аддая и Фому, считая, что это одно и то же лицо.

Таким образом, видно, что "Деяния", написанные в связи с появлением в Эдессе останков Фомы и установлением его культа, блестяще сыграли свою роль в качестве утвердителя и распространителя новой традиции.

К доказательствам сирийского происхождения "Деяний Иуды Фомы" относятся особенности обряда Крещения, характерные для сирийской богослужебной практики. Эти особенности связывают "Деяния" с другим сочинением изучаемого нами жанра: "Историей Иоханнана апостола, сына Зеведеева". Впервые этот сирийский текст был издан В. Райтом в конце XIX в. Сам издатель, а затем и Р.-А. Липсиус, предположивший зависимость "Истории" от греческих "Деяний Иоанна", возводили сирийский текст к утраченному или неизвестному пока греческому оригиналу.

Существенно изменили мнение об "Истории Иоханнана" статьи Р. Коннолли, который привел множество примеров выражений и оборотов, типичных для сирийских сочинений IV в., и отметил смысловую связь текста с трудами Ефрема Сирина (IV в.). Кроме того, он высказал предположение, что автор сочинения пользовался "Диатессароном" — Гармонией, составленной на основе четырех канонических и некоторых апокрифических евангелий и принятой в сирийской богослужебной практике вплоть до 30-х гг. V в.

Мы вводим в научный оборот еще две сирийские рукописи, содержащие текст "Истории Иоханнана", которые находятся в собрании Парижской национальной библиотеки (№ 235 и № 236).

Если первая из названных рукописей не играет важной роли в изучении текста "Истории", поскольку содержит лишь заключительную часть произведения на 2,5 лл., которые, к несчастью, еще и наполовину оборваны, то вторая рукопись дает нам интересный новый материал.

Она включает три дополнительных отрывка, отсутствующих в других рукописях: это рассказ об исцелении Иоханнаном сына владельца бани, сообщение о пребывании апостола на о. Патмос и рассказ о раскаявшемся разбойнике. Источником последнего, как оказалось, является "Церковная история" Евсевия Кесарийского.

При работе с текстами было установлено, что составитель сирийской "Истории Иоханнана" пользовался не оригинальным текстом Евсевия, а его переводом на сирийский язык, который обычно датируют временем не позднее конца IV в. Рассказ о разбойнике, несомненно, был включен позднее в уже сложившийся текст, т. к. он искусственно разбивает строго логичное повествование о путешествии к Иоханнану в Эфес Петра и Павла и о написании апостолом евангелия. Эта интерполяция вносит некоторую ясность в вопрос об авторстве Евсевия Кесарийского по отношению к тексту сирийской "Истории Иоханнана". Оно обозначено в заглавии сочинения в двух рукописях — ГНБ (VI в.) и Парижской национальной библиотеки (XII в.), но отсутствует в рукописи Британского музея (IX в.). Можно высказать предположение, что внесение в титул имени знаменитого христианского историка было связано с включением в сам текст рассказа о разбойнике. Такая интерполяция могла появиться в период с IV по VI в.

Наши исследования текста "История Иоханнана" подтверждают точку зрения Р. Коннолли о сирийском происхождении сочинения в целом. Это, конечно, не исключает возможности того, что отдельные части, к примеру рассказ о Менелае, ведут свое происхождение от иноязычного оригинала, переведенного на сирийский и умело инкорпорированного сирийским автором в повествование.

Об этом, на наш взгляд, свидетельствует следующее.

Сухопутное путешествие Иоханнана из Иерусалима в Эфес. В греческой традиции этот путь был морским. Для сирийского же автора, обитавшего в Северной Месопотамии и знавшего караванные пути, которые соединяли месопотамские города Эдессу, Нисибин и другие как с морскими воротами во Внутреннюю Азию — Эфесом, так и с Иерусалимом, сухопутное передвижение между этими географическими пунктами было привычным и естественным.

К наблюдениям, приведенным Р. Коннолли относительно использования Диатессарона, мы можем присовокупить вывод о том, что автор "Истории Иоханнана" не только не упоминает ни одного евангельского эпизода, не включенного вовсе в Диатессарон, но в тех случаях, когда автор рядом цитирует стихи, восходящие к разным Евангелиям, они в таком же соседстве оказываются в Диатессароне.

Обряд Крещения, неоднократно описанный в "Истории Иоханнана", соответствует древнему сирийскому чинопоследованию, подтвержденному и другими сирийскими сочинениями.

Отдельные интересные апокрифические детали текста, например способ воплощения Иисуса Христа через ухо Девы Марии, имеют параллели и получают идейную интерпретацию в контексте сочинений Ефрема Сирина и его школы.

Противоречивая фраза текста: "...первенствовал Эфес, град Твой, в благовествовании Твоем перед всеми городами. И стал сестрой второй для Урхи парфянской" — выдает в авторе сирийца, который, отдавая должное заслугам эфесской церкви, вместе с тем дипломатично сообщает свое мнение, согласно которому впервые христианство было признано государственной религией в Эдессе (Урхе), столице сирийской Осроэны.

В издании В. Райта к "Истории Иоханнана апостола, сына Зеведеева" присоединен текст "Успения Иоханнана" по рукописи XII в. Он представляет собой сокращенный перевод части известного греческого сочинения "Деяния Иоанна".

К апостольским деяниям сирийского происхождения относится текст "Учение Симона Кифы в Риме городе". Он был издан по двум дефектным рукописям Британского музея В. Кьюртоном, однако наличие более хорошего списка позволяет заняться его переизданием и подробным исследованием. По своей догматической направленности сочинение принадлежит к тем, что могли возникнуть в посленикейский период, но ученые пока расходятся в его датировке. А. Баумштарк, исходя из филологического анализа текста, считал, что он был написан на рубеже IV— V вв. Р. Пеетерс полагал возможным рассматривать его как еще более древний. Один из ранних сирийских текстов, повествующих об апостоле Петре и восходящий к греческим версиям, — "Мученичество Петра" — был опубликован Ф. Но.

Сирийская литература сохранила в виде компиляций из ранних переводов так называемые "Псевдо-Климентины", цикл сочинений, приписываемых перу Климента, епископа Римского. Компилятор сирийского произведения соединил два текста: греческий роман из 22 гомилий и латинскую версию "Воспоминаний", которая была переведена с греческого Руфином в IV в. В этом повествовании автор выступает спутником апостола Петра в его путешествиях. Во время странствий благодаря апостолу он находит своих утраченных ранее родителей и братьев. Описываются прения Петра с Симоном Волхвом, в которых апостол выступает сторонником иудео-христианского учения, близкого эбионитам, а Симон ВоЛхв — защитником Павла, апостола язычников.

Вторичная несторианская обработка повествований об апостолах Петре и Павле представлена текстом, известным по копии с рукописи из Кой-Керкука и напечатанным П. Беджаном. В эту "Историю святых Петра и Павла" сирийский автор собрал сведения из разных источников (канонические данные, выдержки из "Псевдо-Климентин", "Учения Симона Кифы в Риме городе" и других), переработав их.

В сирийских рукописях сохранился текст "История Феклы, ученицы Павла апостола", который является переводом греческих "Деяний Павла и Феклы". Только в сирийской словесности "История Феклы" вошла составной частью в так называемую "Книгу женщин" — антологию, подобранную сирийским автором, куда помимо "Истории" включены повествования о ветхозаветных героинях: Руфи, Эсфири, Юдифи и Сусанне.

На сирийском языке дошло до нас также "Мученичество апостола Павла", восходящее к греческому оригиналу.

Различные версии сочинений, связанные с апостолами Петром и Павлом и сохранившиеся на сирийском языке, их зависимость друг от друга, их источники подробно исследованы в книге А. Баумштарка "Деяния Петра и Павла". Рассмотрев все имеющиеся в сирийской письменности тексты, автор пришел к выводу о том, что у сирийцев никогда не существовало полного перевода известных на других языках апокрифических деяний этих апостолов. Сирийские авторы лишь компилировали источники на различных языках, выбирая эпизоды и переводя отрывки по своему усмотрению, создавая, по сути дела, таким способом новые произведения из мозаики текстов.

Благодаря греческой версии на сирийском языке в переводе-переработке существуют апокрифические "Деяния Андрея и Матфея апостолов". Они были изданы по рукописи X в. Сравнение опубликованного текста с греческим оригиналом дает представление о том, что сирийская версия значительно сокращена, особенно начиная с 7-й главы. Наличие большого числа сирийских рукописей, не использованных первым издателем, позволяет продолжить текстологическую и исследовательскую работу над сирийским вариантом этого интересного памятника.

В сирийской литературной традиции наличествует сочинение, связанное с апостолом Филиппом, — "История Филиппа, апостола и благовестника", которое имеет весьма мало общего с греческими "Деяниями Филиппа" и другими древними апокрифическими деяниями на греческом языке. Вероятно, это оригинальное сирийское произведение. В нем повествуется об обращении Филиппом в христианство еврея Ханнания во время морского путешествия из Палестины в Карфаген, о победе апостола над сатанинскими силами и язычеством в этом городе. Наличие не вовлеченных пока в научный оборот сирийских рукописей с текстами "Истории Филиппа апостола" дает возможность вести дальнейшие разыскания и подготовить новую публикацию, которая тем более необходима потому, что издатель В. Райт, вероятно, напечатал лишь часть текста.

Обзор апокрифической апостольской темы в сирийской письменности завершим указанием на наличие в ней "Мученичества Луки апостола". Известно, что кроме сирийской версии существуют еще коптская и эфиопская. Однако сирийский вариант текста позволяет думать об утраченном греческом оригинале данного сочинения.

Назад   Вперед