Павел Орозий и его "История против язычников"

"Историю против язычников" Павла Орозия без преувеличения можно назвать ключевым произведением раннехристианской и всей средневековой европейской историографии. Об этом свидетельствует не только огромное количество (более трехсот) рукописей этого сочинения, но и сложившаяся под его влиянием хроникальная традиция. Именно Орозию было суждено заложить те основы латинской христианской хронистики, которые были успешно развиты в V-VI веках Проспером Аквитанским, Идацием, Кассиодором и др.

На протяжении всего средневековья Орозия активно цитировали, ему подражали, в его труде черпали необходимую информацию. Не только авторы мировых хроник [6] отталкивались от схемы, предложенной испанским пресвитером, доводя "всеобщую историю" до современных им событий, но и историки варварских королевств, обращавшиеся к прошлому своих королей, не упускали шанса сослаться на авторитетное мнение Орозия. Уже в VI в. Иордан, поставивший перед собой в "Гетике" цель донести до читателя историю королевского рода Амалов, вслед за Кассиодором ¹ обращался за некоторыми подробностями отдаленного прошлого готов к "Истории" Орозия (Get. 4, 44, 58). На достижения Орозия в мировом летоисчислении указывал Григорий Турский в "Истории франков" (Greg. I. praef.). В VIII в. труд Орозия использовал для своей "Истории римлян" Павел Диакон, к нему обращался Беда Досточтимый. Перевод "Истории против язычников", выполненный для англосаксонского короля Альфреда Великого в IX в., открыл Орозия британской средневековой культуре. В X столетии по заказу халифа Кордовы "История против язычников" была переведена даже на арабский язык.

Наконец, уже в классическое средневековье в XII веке Оттон Фрейзингенский (ок. 1110-1158 гг.) для защиты своей идеи о преемственности между германцами и древними римлянами использовал концепцию Орозия о смене мировых держав. ²

Нам мало что известно о жизни создателя "Истории против язычников". ³ Незначительные автобиографические [7] указания самого Орозия, дополняемые несколькими свидетельствами Августина и других его современников — вот то единственное, что позволяет создать хотя бы некоторое представление о жизни нашего автора. При этом приходится признать, что все эти немногочисленные крупицы информации освещают довольно короткий отрезок его жизненного пути: период с конца 414 по начало 418 г.

Желая заполнить лакуны в биографии Орозия, исследователи, используя для достижения своей цели самые различные методы и источники, с одной стороны, пролили некоторый свет на "неизвестные годы" жизни автора "Истории против язычников", с другой же, поставили перед собой и перед своими читателями большое количество дополнительных вопросов. ⁴

Первый из них касается уже имени Орозия. Начнем с того, что личное имя (praenomen), "Павел", традиционно приписываемое Орозию, отсутствует в большинстве рукописей, ⁵ особенно интересно, что его нет в наиболее [8] ранних списках его "Истории". ⁶ Павлом Орозия не называет ни Августин, ни какой другой его современник. Впервые мы встречаем имя "Павел Орозий" в "Гетике" Иордана: "Orosio Paulo dicente" (Get. 58). В связи с этим в науке появилась версия о том, что имя "Павел", возможно, является неверным толкованием поздними авторами встречающегося во многих рукописных списках "Истории против язычников" сокращения "P. Orosius", прочитываемого ими как "Paulus Orosius", в то время как оно могло обозначать "Presbyter Orosius". Что касается второй части имени, то она свидетельствует о том, что вряд ли Орозий был римлянином, по крайней мере, имя его не латинского происхождения. Судя по всему, корни имени греческие, и восходит оно, как считается, к греческому oros (гора) или oros (граница, межевой камень). ⁷ Добавление к греческой основе латинского окончания "ius" сделало имя нашего автора похожим на большинство латинских имен. ⁸

Нам известно, что Орозий в конце 414 года, покинув Испанию, прибыл в Северную Африку, в Гиппон, где находилась епископская кафедра Августина Блаженного, с тем, чтобы в беседе со знаменитым отцом Церкви укрепить себя в борьбе с присциллианами. Также известно, что до своей поездки в Гиппон Орозий возглавлял епископскую кафедру в Браге, о чем свидетельствует Авит из Браги в своем послании к Палхонию. ⁹ Однако мы можем только догадываться, когда и где родился знаменитый историк. [9] Известно, что Орозий был достаточно молод, когда он прибыл к Августину; в своих посланиях, в частности к Иерониму, гиппонский епископ называл Орозия молодым человеком, ¹⁰ скорее всего тому было около тридцати лет. ¹¹

Еще более неясен вопрос о родине Орозия. Попытку решить эту проблему предпринял М.-П. Арно-Линде, не согласившийся с традиционным суждением о галликийском происхождении автора "Истории против язычников". ¹² Принято было считать, что Орозий, служивший епископом в Браге, не смог пережить разрушительного вандальского вторжения в Испанию и бросился в "благополучную" Африку, где мы его и встречаем в 414 г. ¹³ В качестве подтверждения этой гипотезы приводился пассаж из "Истории" Орозия, обычно считавшийся автобиографическим замечанием автора, пассаж, использованный М.-П. Арно-Линде в качестве одного из оснований своей [10] оригинальной версии. В III книге "Истории против язычников" Орозий, рассуждая об особенностях человеческого отношения к чужому и собственному несчастью, вдруг оговорился: "если бы я когда-нибудь стал рассказывать о самом себе, что встретил-де я сначала неведомых варваров, что избежал-де исполненных враждебности, что заискивал-де лестью перед владычествующими, что защищался-де от неверных, увертывался-де от строящих козни, что я, наконец, укрытый неожиданно опустившимся туманом, спасся-де от преследовавших меня на море и грозящих мне камнями и дротиками и от уже готовых вот-вот захватить меня в свои руки, тогда бы предпочел я побудить всех моих слушателей к слезам, и, замолчав, сожалел бы по поводу тех, кто не выразил бы сострадание, и размышлял бы о черствости тех, кто отказываются поверить тому, чего сами не претерпели" (Hist. III. 20.6—7). По мнению М.-П. Арно-Линде, трудно поверить, что вандалы, как впрочем и вестготы, оказавшиеся на Пиренейском полуострове чуть позже, были для Орозия теми "неведомыми варварами", о которых он пишет в цитируемом отрывке. В то же время Орозий в своей "Истории" не говорит ни о жестокости варваров, пришедших в Испанию, ни о собственных бедах, связанных с их появлением.

Французский исследователь высказал смелое суждение, предположив, что эти варвары не кто иные как скотты, совершившие в 405 г. опустошительный рейд по южному побережью Британии. ¹⁴ В результате Орозий оказывался выходцем не из Испании, как всегда считалось, а из Британии. В пользу британского происхождения Орозия говорит, по мнению М.-П. Арно-Линде, также его неравнодушие к Британским островам, которое трудно не заметить, читая географический экскурс, открывающий [11] первую книгу: описание Ирландии, Мэна и самой Британии не ограничивается лишь уточнением их местонахождения в круге земном, как это выполнено в отношении прочих земель Европы. Сделав такое предположение, М.-П. Арно-Линде, опираясь на процитированный выше рассказ из третьей книги "Истории против язычников", создал поистине эпическую историю молодого Орозия, который, якобы, был захвачен на юге Британии, где он жил, в плен жестокими скоттами, увезен ими в Ирландию, где пробыл некоторое время (это дало ему возможность получить подробные сведения об острове), после чего бежал морем, преследуемый врагами, и, в конце концов, обрел убежище на материке, в Галликии, а если точнее, то в Бригантии, которую дважды упомянул в своем географическом экскурсе (Hist. I. 2. 71, 81), что является удивительным исключением для всего описания круга земного. ¹⁵

Прибывший в конце 414 года в Африку молодой испанский пресвитер привез в подарок Августину собственное сочинение "Наставление относительно заблуждения присциллиан и оригенистов". ¹⁶ Свидетелем тому выступает сам Августин, который сообщает в письме, адресованном Эводию, о том, что прибыл к нему молодой пресвитер Орозий из Испании, которого он просветил "по поводу ереси присциллиан и в отношении некоторых суждений Оригена, которые не приняла Церковь". ¹⁷ Действительно, Августин вскоре ответил жаждавшему совета и поддержки Орозию своим сочинением "Против присциллиан [12] и оригенистов". ¹⁸ Пробыв некоторое время в Гиппоне, Орозий, по совету Августина, отправился в Палестину к Иерониму, дав своему учителю обещание вернуться и использовать полученную на Востоке мудрость в Испании. ¹⁹ Августин, воспользовавшись отъездом Орозия в Палестину, передал с ним письмо Иерониму, послужившее нашему испанцу некоторой рекомендацией.

Будущий автор "Истории против язычников" прибыл в Вифлеем в самый разгар борьбы ортодоксов с Пелагием и его сторонниками ²⁰ и оказался активным участником религиозных споров. Летом 415 года в Иерусалиме начал свою работу поместный собор, на котором Орозий присутствовал в качестве одного из основных обвинителей Пелагия, однако партия антипелагианцев оказалась, в целом, слабее, и обвинения с ересиарха были сняты. В период между сентябрем и декабрем Орозий написал небольшой трактат "Апологетик", направленный против пелагиан. ²¹

Уже в январе 416 года Орозий отправился в обратный путь. Он выбрал сухопутный маршрут, поскольку море из-за погоды было непригодно для мореплавания. ²² С собой Орозий вез многочисленные послания, в том числе письмо Иеронима, адресованное Августину, а также дорогую реликвию — мощи св. Стефана Мученика. ²³ После новой встречи с Августином испанский пресвитер [13] поселился в Карфагене, где он приступил к окончательной доработке своей "Истории против язычников", на что ушло чуть больше года.

Осенью 417 года, предположительно в октябре или ноябре, Орозий решил покинуть Африку. Однако путь его лежал не в Испанию; очень скоро мы встречаем нашего героя на одном из Балеарских островов, Менорке: о его пребывании на острове сообщает Север, епископ Меноркский, в своем послании "Ко всем Церквям". ²⁴ На Менорке Орозий пробыл недолго (поп longe tempore), после чего в начале 418 г. решил, по словам Севера, вновь отправиться в Африку. Перед отплытием Орозий передал мощи св. Стефана Северу, в церковь Магоны (совр. Маон на Менорке). ²⁵

Как сложилась судьба Орозия после этого посещения Севера Меноркского — неизвестно. ²⁶ Имя его перестает фигурировать в переписке христианских интеллектуалов, не появляются новые произведения, подписанные именем Орозия. Как предполагает М.-П. Арно-Линде, Орозий безвременно скончался, возможно, во время возвращения по морю в Африку. ²⁷

"История против язычников" — главное, что оставил после себя Орозий. Появление ее на свет вызвано вполне конкретным событием, имевшим не только важнейшее [14] значение для политической жизни Римской империи, но и поколебавшим веру римлян в незыблемость их мира. Речь идет о "катастрофе" 410 года, в августе которого полчища вестготов под предводительством их короля Алариха Балты вступили в Рим. Падение Вечного Города сразу же вызвало несколько толкований. Язычники, чьи позиции были традиционно сильны в Риме, обвинили в случившемся христиан, которые предали забвению религию предков, за что разгневанные боги отвернулись от Рима. Эти обвинения христиан со стороны язычников не остались лишь устными упреками; вскоре после готского нашествия появились антихристианские сочинения, в том числе сочинения исторические. Вполне допустимо, как считает Франсуа Пашу, что "История против язычников" Орозия была ответом на "Историю против христиан" неизвестного языческого автора, которая появилась вскоре после 410 г. ²⁸

Одновременно с этим в христианской среде рождались свои объяснения "ужасной катастрофы". С одной стороны, под влиянием эсхатологических ожиданий среди многих христиан окрепла вера в то, что конец света не только близится, но уже наступает, тем более, что конец света, безусловно, должен был быть связан с гибелью Римской империи, о чем неоднократно говорили и писали самые авторитетные отцы. ²⁹ С другой стороны, особенно среди христиан, живших в отдалении от Рима и не видевших ужасов готского разграбления, появилось более оптимистическое объяснение случившегося. Захват готами Рима, по их мнению, вовсе не означал гибели Римского мира, тем более что готы вскоре ушли, а спустя несколько [15] лет стали римскими федератами, а Римская империя восстанавливала свое могущество. В то же время, поскольку события лета 410 г. требовали объяснения, в пику тезису язычников было высказано естественное для христианской мысли толкование катастрофы как проявления гнева Божьего по отношению к римлянам, упорствующим в языческих заблуждениях.

Вскоре после событий 410 г. гиппонский епископ Августин взялся за написание своего знаменитого трактата "О граде Божьем", первые десять книг которого были посвящены именно полемическим целям. Уже в 413 г. увидели свет первые три книги этого труда, а к Пасхе 415 г., когда Орозий находился в Африке, появились еще две. ³⁰ В начале IV книги своего "Града Божьего" Августин, продолжая полемику с язычниками, которые, критикуя христианскую веру, заявляли, будто бы никогда прежде, в языческие времена, не было "подобных бедствий", ставит перед собой задачу с помощью исторической аргументации доказать обратное (Aug. De civ. Dei IV. 1).

В теоретическом трактате Августина историческая аргументация часто тонула среди философских размышлений автора, к тому же исторические примеры, подобранные Августином, не укладывались в стройное, последовательное, исключавшее временные лакуны повествование, действительно способное продемонстрировать, что языческое прошлое не только не уступает количеством и силой бедствий христианскому настоящему, но превосходит его. Потому вполне логичным было бы появление наряду с трактатом Августина труда, в котором бы описывалось как прошлое, так и настоящее всего человеческого рода. [16] Таким трудом и стала "История против язычников" Павла Орозия. Августин сам предложил прибывшему к нему испанскому пресвитеру взяться за этот труд, о чем свидетельствует пролог к "Истории" (Hist. I. prol. 1-2).

Уже в Африке Орозий приступил к работе над "Историей против язычников". Перед ним стояла огромная задача: в сравнительно небольшом сочинении необходимо было охватить все человеческое прошлое, не замыкаясь при этом на событиях исключительно римской истории. Подобную задачу еще никто не решал в христианской литературе. Безусловно, к V веку уже оформилась христианская хронистика. Написанная в 280 г. Евсевием Кесарийским "Хроника" была переведена на латинский язык Иеронимом и доведена до 378 г., ³¹ и Орозий не только знал о ее существовании, но и активно использовал данные "Хроники" в своей работе. Однако дающая безусловно важный материал для временной локализации одних и синхронизации других событий "Хроника" оказалась непригодной для создания картины, способной убедить противную сторону в несомненном превосходстве ужасов прошлого над несчастьем настоящего. Тем более, что в споре с язычниками куда весомее выглядели аргументы, предоставленные самими языческими писателями. Обращение к греко-римской исторической литературе давало к тому же необходимые образцы: именно жанр всеобщих историй, идущий, главным образом, от Полибия, несмотря на то, что отошел в начале нашей эры, после "Исторических комментариев" Страбона и "Historiae Philippicae" Помпея Трога, ³² в прошлое, претендовал как [17] ни один другой на возрождение в христианской исторической литературе, чей интерес не мог быть ограничен какими бы то ни было этническими рамками.

В науке утвердилось мнение, что эта работа состояла, по меньшей мере, из двух этапов. ³³ Первая редакция труда Орозия появилась уже в период его пребывания в Африке до посещения Палестины. Получив заказ Августина, молодой испанский пресвитер начал сбор необходимого материала, прежде всего — примеров бедственного состояния человеческого рода, используя два сочинения: монументальный труд Тита Ливия "От основания Города..." и "Записки о Галльской войне" Юлия Цезаря. Краткое изложение событий римского прошлого, обрисованное в этих сочинениях, позволило Орозию представить на суд читателя вполне определенную картину беспросветного пребывания римского народа и народов, оказавшихся под властью столицы мира, до начала правления Цезаря Августа. Окончательная редакция, в которой предстает теперь "История против язычников", появилась, вероятнее всего, между весной 416, когда Орозий вернулся в Африку из Палестины, и концом осени 417 г., когда он отправился на Менорку. Во время работы над окончательной версией "Истории против язычников" Орозий дополнил ее текст описанием событий, произошедших за пределами Римского мира, для чего ему пришлось привлечь дополнительные источники.

Определение источниковой базы "Истории против язычников" не представляет особой научной проблемы. Вопрос о том, откуда наш автор черпал материал для своего труда, в основном был решен еще в XIX веке Т. Мернером, ³⁴ [18] чьи наработки были использованы К. Зангемайстером при издании труда Орозия в серии "Сочинений церковных латинских писателей". ³⁵

Для написания своего труда, охватывающего всю прошедшую от грехопадения историю человечества, Орозий напрямую использовал сравнительно небольшое количество источников. ³⁶ В основном это труды языческого происхождения, многие из которых, к счастью, дошли до нас, и мы имеем реальную возможность сравнивать их тексты с результатом творческой компиляции, предпринятой Орозием.

Обращаясь к истории доимператорского Рима и к прошлому народов, им покоренных, Орозий следовал, как уже отмечалось, версиям, изложенным Титом Ливием и Цезарем. Что касается Ливия, то, скорее всего, Орозий работал непосредственно с текстом его труда, самостоятельно делая краткие выжимки из книг "От основания Города...". ³⁷ Появившаяся в свое время гипотеза об использовании нашим историком не дошедшей до нас так называемой "Эпитомы из Тита Ливия" ³⁸ на сегодняшний день представляется малоубедительной за неимением [19] достаточных доказательств ее существования. ³⁹ Труд Цезаря также был использован в оригинале, однако, как не раз отмечалось в историографии, спешка и неаккуратность в переложении "Записок Цезаря" приводили Орозия к досадным ошибкам в изложении Галльской войны. ⁴⁰ Некоторые данные по римской истории, приводимые Орозием в "Истории против язычников", восходят также к сочинениям Флора и Евтропия.

Можно было бы предположить, что некоторую сложность для Орозия представляло изложение греческой и ближневосточной истории, ввиду его слабого знания греческого языка, на котором написаны основные источники. Орозий сам признавал в "Апологетике", что недостаточно искушен в греческом языке, чтобы активно участвовать в теологическом споре. Однако это незнание не помещало Орозию понять текст Геродота, чье изложение истории Кира было заимствовано нашим автором непосредственно из греческого оригинала. ⁴¹ И все же "История против язычников" почти лишена греческих корней. Главным источником Орозия для описания событий греческой, восточной и карфагенской (до Пунических войн) историй послужила латинская "Historiae Philippicae" Помпея Трога, а если точнее, то ее сокращенный вариант, выполненный Юстином. Нередко Орозий буквально переписывает целые куски из "Эпитомы" Юстина, перенося на страницы своей "Истории" все неточности и ошибки, допущенные [20] Помпеем или Юстином. Правда, следует отдать должное Орозию: поскольку он преследовал полемические цели, часто беспристрастный рассказ Юстина он превращает в живописный аргумент спора, способный (да и призванный) задеть душу читателя. Наиболее яркий пример этого — рассказ о сражении спартанцев в Фермопильском ущелье (Hist. II. 9. 3-10 = Jus. Epit. II. 11.2-18).

Источниковая база "Истории против язычников" в той части, когда речь идет об императорском Риме, также не является большой загадкой. Место главного поставщика информации теперь занял Евтропий и во многом зависимый от него Иероним. Орозий следует Евтропию в изложении событий до смерти императора Иовиана, то есть до 364 г., после чего, опираясь на "Хронику" Иеронима, доводит изложение до 378 г., то есть до смерти императора Валента. Одновременно с этим в изложении событий первого века (до смерти Домициана) Орозий активно использовал "Жизнеописания двенадцати Цезарей" Светония и некоторые данные "Истории" Корнелия Тацита. Наряду с этими языческими произведениями в качестве дополнительного источника Орозия выступает также "Церковная история" Руфина Аквилейского (латинский перевод первых девяти книг "Церковной истории" Евсевия Кесарийского с добавлением новых двух книг).⁴²

Насколько оригинально подошел Орозий к прочтению своих источников, насколько необычная историческая картина была им создана в результате естественного синтеза раннехристианской мысли и исторического материала, почерпнутого в них — это предмет грядущих поисков.

Вперед