Глава 3. Юстиниан Великий и его ближайшие преемники (518-610)

Как во внешней, так и в религиозной политике преемники Анастасия пошли по иному пути, перенеся центр тяжести с Востока на Запад. Государями за время с 518 по 610 год были следующие лица: один из начальников гвардии (экскувиторов), [1] необразованный Юстин I Старший, случайно избранный на престол после смерти Анастасия (518-527); после него знаменитый его племянник Юстиниан I Великий (527-565), а за ним племянник последнего Юстин II Младший (565-578). С именами Юстина и Юстиниана связан вопрос об их славянском происхождении, которое в течение долгого времени признавалось очень многими за исторический факт. Основанием для этого взгляда послужило напечатанное в начале XVII века ученым книгохранителем Ватиканской библиотеки Николаем Алеманном жизнеописание императора Юстиниана, составленное каким-то аббатом Феофилом, наставником Юстиниана. В этом житии приведены были для Юстиниана и его родни особые имена, которыми они назывались на родине и которые являлись, по мнению лучших славистов, славянскими; так, например, Юстиниан назывался Управдой. Рукопись, которой пользовался Алеманн, была найдена и исследована в конце XIX века (1883 г.) английским ученым Брайсом, который показал, что данная рукопись, будучи составлена в начале XVII века, носит легендарный характер и исторической ценности не имеет. Таким образом, теперь теория о славянском происхождении Юстиниана должна быть отброшена. [2] На основании источников, Юстина и Юстиниана можно считать иллирийцами, может быть, албанцами. Во всяком случае, Юстиниан родился в одной из деревень верхней Македонии, недалеко от современного Ускюба, на границе Албании. Некоторые ученые производят семью Юстиниана от римских колонистов в Дардании, т. е. в верхней Македонии [3]. Итак, первые три императора эпохи были иллирийцами, или албанцами, хотя, конечно, романизованными. Их родным языком был латинский.

Слабоумный, не имевший детей Юстин II усыновил и сделал кесарем начальника гвардии, фракийца Тиверия. По этому случаю он произнес весьма интересную речь, которая произвела глубокое впечатление на современников своим искренним тоном и покаянием. Ввиду того, что речь была стенографирована писцами, она сохранилась в оригинале. [4] После смерти Юстина II Тиверий правил как Тиверий II (578-582). Со смертью последнего окончилась династия Юстиниана. После него правил муж дочери Тиверия, Маврикий (582-602). Источники по-разному говорят о его происхождении: одни считают родиной Маврикия и его семьи отдаленный каппадокийский город Арависс, [5] другие, называя его каппадокийцем, считают первым греком на византийском престоле. [6] Одно другому не противоречит, и, может быть, Маврикий был, действительно, первым византийским императором-греком, родом из Каппадокии. [7] Встречается еще традиция, выводящая род Маврикия из Рима. [8] Ю. А. Кулаковский считает вероятным армянское происхождение Маврикия на том основании, что туземное население Каппадокии составляли армяне. [9] Последним императором нашего периода был свергнувший Маврикия тиран, фракиец Фока (602-610). [*1]

Сразу же после прихода к власти Юстин I отошел от религиозной политики своих предшественников, окончательно присоединившись к последователям Халкидонского собора и начав период суровых преследований монофизитов. Мирные отношения установились с Римом, и разногласия между восточной и западной церковью, восходящие к Энотикону Зенона, пришли к концу. Религиозная политика императоров этого времени была основана на православии. Это еще более отдалило восточные провинции. Весьма интересный в связи с этим намек на мягкость появляется в письме, адресованном папе Гормизде в 520 г., написанном племянником Юстина Юстинианом, влияние которого чувствовалось с первого года правления его дяди. Он тактично предлагал мягкость к несогласным: "Вы сможете привести к миру народ Господа нашего не преследованиями и кровопролитиями, но терпением, чтобы, желая завоевать души, мы не теряли бы тела многих людей, как и души. Подобает исправлять длительные ошибки с мягкостью и снисхождением. Тот доктор справедливо восхваляется, кто страстно стремится вылечить старые болезни таким образом, чтобы от них не произошли бы новые раны". [10] Более всего интересно слышать такие советы от Юстиниана, который в последующие годы не часто им следовал.

На первый взгляд, известная несообразность проявляется во взаимоотношениях Юстина с далеким эфиопским царством Аксума. В своей войне с царем Йемена, защитником иудаизма, эфиопский царь с эффективной помощью Юстина и Юстиниана обрел сильную поддержку в Йемене, расположенном на юго-западе Аравии, по другую сторону Баб-эль-Мандебского пролива, и восстановил христианство в этой стране. Мы в первый момент удивлены, видя как православный Юстин, который принял халкидонитскую доктрину и начал наступление против монофизитов в своей собственной империи, поддерживает монофизитского эфиопского царя. Однако за официальными границами империи византийский император поддерживал христианство в целом, вне зависимости от совпадения или несовпадения с его собственными религиозными догмами. С внешнеполитической точки зрения, византийские императоры рассматривали каждое завоевание для христианства как важное политическое и, возможно, экономическое завоевание (advantage).

Это сближение между Юстином и эфиопским царем имело весьма необычное отражение в позднейшие времена. В Эфиопии в XIV веке был составлен один из важнейших памятников эфиопской литературы - Кебра Нагаст - "Слава Царей", содержащий весьма интересный сборник легенд. Он провозглашает, что эфиопская царствующая династия ведет свою генеалогию вглубь веков, ко времени Соломона и царицы Савской. И в наши дни Эфиопия утверждает, что управляется старейшей династией в мире. Эфиопы, согласно Кебра Нагаст, являются избранным народом, новым Израилем; их царство значительнее (higher) Римской империи. Два царя, Юстин, царь Рима, и Калеб, царь Эфиопии, встретились в Иерусалиме и разделили Землю между собой. Эта весьма интересная легенда ясно показывает глубокое впечатление, которое произвела на эфиопскую историческую традицию эпоха Юстина I. [11]

Царствование Юстиниана и Феодоры

Преемником Юстина был знаменитый его племянник Юстиниан (527-565), являющийся центральной фигурой всего данного периода.

С именем Юстиниана неразрывно связано имя его царственной супруги Феодоры, одной из самых интересных и талантливых женщин в византийском государстве. "Тайная история", принадлежащая перу Прокопия, историка эпохи Юстиниана, рисует в сгущенных красках развратную жизнь Феодоры в ее юные годы, когда она, происходя из низов общества (отец ее был сторожем медведей в цирке), в морально нездоровой обстановке тогдашней сцены превратилась в женщину, дарившую многих своей любовью. Природа наделила ее красотой, грацией, умом и остроумием. По словам одного историка (Диля), "она развлекала, чаровала и скандализировала Константинополь". [12] Честные люди, встретив Феодору на улице, рассказывает Прокопий, сворачивали с дороги, чтобы прикосновением не осквернить своего платья. [13] Но все грязные подробности о юной поре жизни будущей императрицы должны быть принимаемы с большой осторожностью, как исходящие от Прокопия, который в своей "Тайной истории" задался целью очернить Юстиниана и Феодору. После столь бурной жизни она на некоторое время исчезает из столицы в Африку. По возвращении в Константинополь Феодора уже не была прежней легкомысленной актрисой: она, оставив сцену, вела уединенную жизнь, интересуясь церковными вопросами и занимаясь пряжей шерсти. В это время ее увидел Юстиниан. Красота Феодоры поразила его. Увлеченный император приблизил ее ко двору, пожаловал званием патрикии и вскоре женился на ней. Со вступлением Юстиниана на престол она сделалась императрицей Византии. В своей новой роли Феодора оказалась на высоте положения: оставаясь верной женой, она интересовалась государственными делами, умела в них разбираться и влияла в этом отношении на Юстиниана. В восстании 532 года, о чем будет речь ниже, Феодора играла одну из главных ролей; она своим хладнокровием и энергией, может быть, спасла государство от дальнейших потрясений. В своих религиозных симпатиях она открыто стояла на стороне монофизитов, в противоположность колеблющейся политике супруга, который большую часть своего долгого царствования, при некоторых уступках в пользу монофизитства, держался, главным образом, православия. В последнем случае Феодора лучше Юстиниана понимала значение для Византии восточных монофизитских провинций, в которых заключалась живая сила для империи, и хотела вступить на путь примирения с ними. Феодора умерла от рака в 548 году задолго до смерти Юстиниана. [14]

[14] На известной равеннской мозаике VI века в церкви св. Виталия Феодора изображена в царском облачении, окруженная своим штатом. Церковные историки, ее современные и позднейшие, сурово относились к личности Феодоры. Тем не менее в нашем месяцеслове под 14 ноября мы читаем: "Успение правоверного царя Юстиниана и память царицы Феодоры". [15] Она похоронена в церкви Св. Апостолов.

Внешняя политика Юстиниана и его идеология. Многочисленные войны Юстиниана были частью наступательными, частью оборонительными. Первые велись с варварскими германскими государствами западной Европы, вторые с Персией на востоке и со славянами на севере.

Главные силы были направлены императором на Запад, где военные операции византийских войск сопровождались внешним блестящим успехом. Вандалы, остготы и отчасти вестготы должны были подчиниться императору. Средиземное море превратилось почти в византийское озеро. В своих указах Юстиниан называл себя Цезарем Флавием Юстинианом Аламанским, Готским, Франкским, Германским, Антским, Аланским, Вандальским, Африканским. Но эта блестящая внешность имела свою обратную сторону. Успехи были куплены слишком дорогой ценой и повлекли за собой материальное истощение страны. Вследствие переброски войск на запад, восток и север были открыты для нападения персов, славян и гуннов.

Главным врагом, с точки зрения Юстиниана, были германцы. Таким образом, германский вопрос снова встал в VI веке перед Византией; но разница была в том, что в V веке германцы теснили империю, в VI веке империя теснила германцев.

Юстиниан вступил на престол с идеями императора римского и христианского. Видя в себе наследника римских цезарей, он считал своим священным долгом восстановить единую империю в пределах I-II века. Как император христианский, он не мог допустить, чтобы германцы-ариане притесняли православное население. Константинопольские государи, являясь законными наследниками цезарей, имели исторические права на Западную Европу, занятую варварами. Германские короли были лишь вассалами византийского императора, который делегировал им власть. Франкский король Хлодвиг получил звание патриция от Анастасия; от него же получил свое королевское утверждение Теодорих остготский. Юстиниан, решив начать войну с готами, писал: "Готы, захватив силой нашу Италию, решили ее не отдавать". [16] Он остается естественным сюзереном всех правителей, обосновавшихся в пределах Римской империи. Как император христианский, Юстиниан получил миссию насаждать правую веру среди неверных, будут ли то еретики или язычники. В IV веке Евсевий Кесарийский в своей "Похвале Константину", писал, что после того как восторжествовавшее христианство разъясняло творение демонов, т. е. ложных богов, языческие государства отжили свое время. "Единый Бог возвещен всем; вместе с тем единая империя явилась для всех: это - империя Римская... В одно и то же время, как бы небесной волей, два зерна добра возрасли для людей: это Римская империя и христианская вера. Вышедши как бы из одного корня две великих силы сразу все подчинили и соединили узами любви: это - единодержавная Римская империя и учение Христа". Эта теория IV века жила и в VI веке. Из нее для Юстиниана вытекало обязательство воссоздать единую Римскую империю, которая, по словам одной его новеллы, [17] доходила прежде до двух океанов и которую римляне по небрежности потеряли, и установить в воссозданной империи единую христианскую веру как среди схизматиков, так и среди язычников. Такова была идеология Юстиниана, заставлявшая этого всеобъемлющего политика и крестоносца мечтать о подчинении всего известного тогда мира.

Но надо помнить, что обширные притязания императора на отторгнутые части Римской империи не были исключительно его личным убеждением. Подобные притязания казались естественными и населению занятых варварами провинций, которые, попав в руки ариан, видели единственного защитника в лице Юстиниана. Положение Северной Африки при вандалах было особенно тяжело; они открыли суровые преследования против православного туземного населения, заточали жителей и представителей духовенства в тюрьмы, конфисковывали имущество. Беженцы и изгнанники из Африки, среди которых немало было православных епископов, приезжали в Константинополь и умоляли императора выступить в поход против вандалов, обещая всеобщее восстание туземцев.

Аналогичное настроение замечается и в Италии, где туземное православное население, несмотря на продолжительную религиозную терпимость Теодориха и на его любовь к римской цивилизации, продолжало хранить тайное недовольство и также обращало свои взоры на Константинополь, ожидая оттуда помощи, избавления от пришельцев и восстановления православной веры.

Но еще интереснее то, что сами варварские короли поддерживали честолюбивые стремления императора. Они выказывали знаки глубокого уважения к империи, заискивали перед императором, добивались всеми силами римских почетных званий, выбивали свои монеты с изображением императора и т. д. По выражению французского византиниста Диля, [18]

[18] они охотно повторили бы слова того вестготского вождя, который говорил: "Да. Император есть Бог на земле, и всякий, кто поднимет на него руку, должен заплатить за это преступление своею кровью". [19]

Несмотря на благоприятное для императора настроение в Африке и Италии, предпринятые им против вандалов и остготов войны оказались в высшей степени трудными и продолжительными.

Войны с вандалами, остготами и вестготами; их результаты. Персия. Славяне

Вандальская экспедиция представлялась чрезвычайно трудной. Надо было перевезти морем в Северную Африку многочисленную армию, которая должна была вступить в борьбу с народом, обладавшим сильным флотом и в середине V века уже разорившим Рим. Кроме того, переброска крупных сил на Запад должна была отразиться на восточной границе, где Персия, наиболее опасный враг империи, вела с последней постоянные пограничные войны.

Историк сообщает интересный рассказ о совете, на котором впервые обсуждался вопрос об африканской экспедиции. [20] Наиболее верные советники императора высказывали сомнение в исполнимости задуманного предприятия и считали его опрометчивым. Сам Юстиниан уже начинал колебаться и только, в конце концов, оправившись от кратковременной слабости, настоял на первоначальном своем плане. Экспедиция была решена. К тому же в это время в Персии произошла смена правителей, и Юстиниану удалось в 532 году с новым государем заключить "вечный" мир на унизительных для Византии условиях ежегодной уплаты персидскому царю крупной суммы денег. Последнее обстоятельство позволяло Юстиниану с большей свободой действовать на западе и юге. Во главе многочисленной армии и флота был поставлен талантливый полководец Велизарий, главный помощник в военных предприятиях императора, незадолго перед тем усмиривший большое внутреннее восстание "Ника", о котором речь будет ниже.

Надо сказать, что к тому времени вандалы и остготы уже не являлись теми страшными врагами, какими они были раньше. Попав в условия необычного для них расслабляющего южного климата и столкнувшись с римской цивилизацией, они довольно быстро потеряли свою прежнюю энергию и силу. Известное уже нам арианство германцев ставило их в натянутые отношения с туземным римским населением. Восставшие берберские племена также немало ослабляли вандалов. Юстиниан прекрасно учел создавшееся положение: он при помощи умелой дипломатии обострял их внутренние раздоры и был уверен, что германские государства никогда не выступят против него сообща, так как остготы находились в ссоре с вандалами, православные франки враждовали с остготами, а слишком далекие, жившие в Испании вестготы не смогут серьезно вмешаться в эту борьбу. Юстиниан поэтому надеялся разбить врагов поодиночке.

Вандальская война продолжалась с некоторыми перерывами с 533 по 548 год. [21] В начале Велизарий в самый короткий срок рядом блестящих побед подчинил вандальское государство, так что торжествующий Юстиниан объявил, что "Бог, по своему милосердию, предал нам не только Африку и все ее провинции, но и возвратил нам императорские украшения, которые, после взятия Рима (вандалами), были ими унесены" [22] Думая, что война закончена, император отозвал Велизария с большей частью войска в Константинополь. Тогда в Северной Африке вспыхнуло ожесточенное восстание берберов, с которым оставленному оккупационному корпусу было очень трудно бороться.

Преемник Велизария Соломон был полностью разбит и убит. Изнурительная война продолжалась до 548 года, когда императорская власть была полностью восстановлена решительной победой Иоанна Троглиты, как дипломата, так и талантливого генерала. Третий герой императорской оккупации Африки, он поддерживал там полное спокойствие примерно четырнадцать лет. Его деяния рассказаны современником, африканским поэтом Кориппом в его историческом произведении "Иоаннея". [23]

Эти победы не вполне соответствовали надеждам и планам Юстиниана, так как западная часть ее до Атлантического океана воссоединена не была, за исключением сильной крепости Септем (Septem) на проливе Геркулесовы Столпы (теперь испанская крепость Сеута - Ceuta). Но тем не менее большая часть Северной Африки, Корсика, Сардиния и Балеарские острова подчинились Юстиниану, который положил немало труда на водворение порядка в завоеванной стране. Еще в настоящее время величественные развалины многочисленных византийских крепостей и укреплений, возведенных Юстинианом в Северной Африке, свидетельствуют о кипучей деятельности, проявленной императором для защиты страны.

Еще более изнурительна была остготская кампания, продолжавшаяся с перерывами с 535 по 554 год. Из этих хронологических дат видно, что эта война велась в продолжение первых тринадцати лет одновременно с вандальской войной. Вмешавшись во внутренние раздоры остготов, Юстиниан открыл военные действия. Одна армия начала завоевание входившей в состав остготского государства Далмации; другая армия, посаженная на суда и имевшая во главе Велизария, без труда заняла Сицилию и, перенеся военные действия в Италию, завоевала Неаполь и Рим. Вскоре после этого столица остготов Равенна открыла ворота Велизарию. Их король был перевезен в Константинополь. Юстиниан к своему титулу "Африканский и Вандальский" прибавил "Готский". Казалось, что; Италия окончательно покорена Византией.

В это время у остготов появился энергичный и талантливый король Тотила, последний защитник остготской самостоятельности. Он быстро восстановил дела остготов. Одно за другим византийские завоевания в Италии и на островах переходили в руки остготов Несчастный Рим, переходивший несколько раз из рук в руки, превратился в груду развалин. После стольких неудач Велизарий был отозван из Италии. Дела поправил другой выдающийся византийский полководец Нарзес, который рядом искусных действий сумел победить готов. Армия Тотилы была разбита в битве при Busta Gallorum в Умбрии. Сам Тотила бежал, но напрасно. [24] "Его окровавленные одежды и шлем, украшенный драгоценными камнями, который он носил, были доставлены Нарзесу, который послал их в Константинополь, где они были положены к ногам императора как видимое доказательство того, что врага, который так долго бросал вызов его власти, больше нет". [25] После двадцатилетней опустошительной войны, в 554 году, Италия, Далмация и Сицилия были воссоединены с империей. Прагматическая санкция, опубликованная в том же году Юстинианом, возвращала крупной земельной аристократии в Италии и церкви отнятые у них остготами земли и привилегии и намечала ряд мер для облегчения разоренного населения. Со времени остготской войны промышленность и торговля на долгие времена остановились в Италии, а из-за недостатка рабочих рук итальянские поля оставались необработанными. Рим превратился в заброшенный, разрушенный, не имевший политического значения центр, где приютился папа. [*2]

Последнее завоевательное предприятие Юстиниана было направлено в год окончания остготской войны (554) против вестготов на Пиренейском полуострове. Но забывшие ввиду грозившей опасности свои внутренние распри вестготы дали сильный отпор византийскому войску и отстояли свою независимость. В руки Юстиниана отошел лишь юго-восточный угол полуострова с городами Карфагеном. Малагой и Кордовой. Его территория, в конечном счете, тянулась от мыса св. Винсента на западе за Карфаген на востоке. [26]

Васильевым в последующие издания. Между тем она представляется важной: "Подобная запущенность и отсталость Рима как города является его характерной чертой вплоть до эпохи Возрождения".

С известными изменениями императорская провинция, таким образом установившаяся в Испании, просуществовала под властью Константинополя примерно семьдесят лет. Не вполне ясно, была ли эта провинция независимой, или же она зависела от наместника Африки. [27] Некоторое количество церквей и других архитектурных памятников византийского искусства было недавно открыто в Испании и, насколько можно судить, большой ценности они не имеют. [28]

В результате наступательных войн Юстиниана пространство его монархии, можно сказать, удвоилось: Далмация, Италия, восточная часть Северной Африки (часть современного Алжира и Тунис), юго-восток Испании, Сицилия, Сардиния, Корсика и Балеарские острова вошли в состав государства Юстиниана. Границы его простирались от Геркулесовых Столпов до Евфрата. Но несмотря на эти громадные успехи, разница между замыслами Юстиниана и действительными результатами была очень значительна: западную Римскую империю в ее целом ему возвратить не удалось. Вне его власти остались западная часть Северной Африки, Пиренейский полуостров, северные части остготского государства к северу от Альп (прежние провинции Реция и Норика). Вся Галлия не только осталась в полной независимости от Византии, но Юстиниан, ввиду угрозы со стороны франкского государства, даже согласился на уступку франкскому королю Прованса. Не надо также забывать, что на всем великом пространстве вновь завоеванной территории власть императора далеко не везде была одинаково крепка; на это у государства не хватало ни сил, ни средств. Между тем удержать эти территории можно было только силой. Поэтому блестящая внешность наступательных войн Юстиниана таила в себе зачатки серьезных грядущих затруднений как политического, так и экономического характера.

Оборонительные войны Юстиниана были гораздо менее удачны и временами очень унизительны по результатам. Эти войны велись с Персией на востоке и со славянами и гуннами на севере.

В VI веке существовали две "великих" державы: Византия и Персия, у которых уже издавна шли утомительные и кровопролитные войны на восточной границе. После "вечного" мира с Персией, о котором речь была выше и который развязал Юстиниану руки на западе, персидский царь Хосров Ануширван, т. е. Справедливый, талантливый и искусный правитель, уводя честолюбивые замыслы императора на Запад, воспользовался ситуацией. [29]

Получив просьбу о помощи от теснимых остготов и имея всегда насущные вопросы в пограничных областях, он нарушил "вечный" мир и открыл военные действия против Византии. [30] Началась кровопролитная война с перевесом в сторону персов. Призванный из Италии Велизарий ничего не мог сделать. Хосров между тем вторгся в Сирию, взял и разорил Антиохию, этот, по словам Прокопия, "древний, знаменитый, самый богатый, большой, многолюдный и красивый город из всех римских городов на востоке", [31] и дошел до берегов Средиземного моря. На севере персы воевали в прикавказских странах, с лазами (в Лазике, современном Лазистане), стараясь пробиться к Черному морю. Лазика находилась в то время в зависимости от Византии. Юстиниану после больших трудов удалось купить перемирие на пять лет за уплату крупной суммы денег. Но, в конце концов, бесконечные военные столкновения утомили и Хосрова. В 562 году между Византией и Персией был заключен мир на пятьдесят лет. Благодаря историку Менандру, [32] до нас дошли точные, подробные сведения о переговорах и об условиях самого мира. Император обязался ежегодно платить Персии очень большую сумму денег и выговорил у персидского царя религиозную терпимость для христиан, живших в Персии, но под непременным условием не вести в ней дальнейшей христианской пропаганды. Что было важно для Византии, это согласие персов очистить Лазику, прибрежную область на юго-востоке Черного моря. Другими словами, персам не удалось утвердиться на берегах Черного моря, которое осталось в полном распоряжении Византии. Последнее обстоятельство имело крупное политическое и торговое значение. [33]

Иной характер имели оборонительные войны на севере, т. е. на Балканском полуострове. Как было сказано выше, северные варвары, болгары и, по всей вероятности, славяне опустошали провинции полуострова еще при Анастасии. При Юстиниане славяне являются впервые под своим собственным именем (с к лавин ы у Прокопия). В его время славяне уже гораздо более густыми толпами и отчасти болгары, которых Прокопий называет гуннами, почти ежегодно переходят Дунай и углубляются далеко в византийские области, предавая огню и мечу проходимые местности. Они доходят, с одной стороны, до предместий столицы и проникают к Геллеспонту, с другой стороны, в Греции до Коринфского перешейка и к западу до берегов Адриатического моря. При Юстиниане же славяне уже показали свое стремление к берегам Эгейского моря и грозили Фессалонике (Солуни), второму после Константинополя в империи городу, который вместе со своими окрестностями вскоре сделается одним из центров славянства на Балканском полуострове. Императорские войска с громадным напряжением боролись со славянскими вторжениями и очень часто заставляли славян уходить снова за Дунай. Но уже почти наверняка можно сказать, что не все славяне уходили обратно; некоторые из них оставались, так как войскам Юстиниана, занятым на других театрах войны, было не под силу до конца доводить ежегодные операции на Балканском полуострове. Эпоха Юстиниана важна именно тем, что она на Балканском полуострове положила основание славянскому вопросу, который, как мы увидим ниже, к концу VI и началу VII века получит для Византии уже первостепенное значение.

Помимо славян, германцы-гепиды и кутургуры, народ, родственный гуннам, вторгались на Балканский полуостров с севера. Зимой 558-559 годов кутургуры во главе с их вождем Заберганом, заняли Фракию. Отсюда один отряд (one band) был направлен разорять Грецию, другой захватил Херсонес Фракийский, а третий, конный отряд, направился под предводительством самого Забергана на Константинополь. Страна была разорена. В Константинополе царила паника. Церкви захваченных областей отсылали свои сокровища в столицу или посылали их морем на азиатский берег Босфора. Юстиниан призвал Велизария спасать Константинополь в этой кризисной ситуации. Кутургуры были в конечном счете разбиты по всем трем направлениям их атак, однако Фракия, Македония и Фессалия понесли ужасный экономический урон от их вторжения. [34]

Гуннская опасность чувствовалась не только на Балканах, но и в Крыму, [*3] который частично принадлежал империи. Здесь были знамениты тем, что сохраняли в течение веков в варварском окружении греческую цивилизацию, два города - Херсонес и Боспор. Эти города играли важную роль в торговле между империей и территорией современной России. В самом конце V века гунны захватили равнины полуострова и стали угрожать византийским владениям на полуострове, также как и маленькому готскому поселению вокруг Дори в горах, под византийским протекторатом. Под влиянием гуннской опасности Юстиниан построил и восстановил многие форты и возвел длинные стены, следы которых еще видны, [35] своего рода limes Tauricus, который обеспечивал эффективную защиту. [36]

Наконец, миссионерский пыл Юстиниана и Феодоры не обошел вниманием африканские народы, которые жили на Верхнем Ниле между Египтом и Эфиопией, в районе первого порога - блеммиев и нобадов (нубийцев). Благодаря энергии и искусству Феодоры нобады с их королем Силко были обращены в христианство монофизитского толка и новообращенный король, соединившись с византийским полководцем, заставил блеммиев принять ту же веру. Для того чтобы отметить свою победу, Силко оставил в одном храме блеммиев надпись, по поводу которой Бьюри сказал: "Хвастовство этого маленького правителя было бы уместно в устах Аттилы или Тамерлана". [37] В надписи говорится: "Я, Силко, царек (basiliskoV) нобадов и всех эфиопов". [38]

Значение внешней политики Юстиниана

Подводя общие итоги всей внешней политике Юстиниана, приходится сказать, что его бесконечные и напряженные войны, в результате не соответствовавшие его надеждам и планам, гибельно отозвались на общем состоянии государства. Прежде всего эти гигантские предприятия требовали громадных денежных средств. По преувеличенному, вероятно, подсчету Прокопия в его "Тайной истории", т. е. источнике, к которому надо относиться с осторожностью, Анастасий оставил в казне громадную для того времени наличность в количестве 320.000 фунтов золота (около 130-140 миллионов золотых рублей), которые Юстиниан будто бы быстро истратил даже в царствование своего дяди. [39]

Но, по свидетельству другого источника VI века, сирийца Иоанна Эфесского, [40] казна Анастасия была окончательно истрачена лишь при Юстине II, т. е. уже после смерти Юстиниана. Во всяком случае, Анастасиев фонд, принятый нами даже в меньших размерах, чем у Прокопия, должен был оказаться Юстиниану очень полезным в его военных предприятиях. Но тем не менее этого было недостаточно. Новые налоги не соответствовали платежным силам страны. Попытки императора сократить расходы на содержание войск отзывались на их численности, а уменьшение последней делало шаткими все его западные завоевания.

С точки зрения римской идеологии Юстиниана его западные войны понятны и естественны. Но с точки зрения действительных интересов страны они должны быть признаны ненужными и вредными. Различие между Востоком и Западом в VI веке было уже настолько велико, что самая идея присоединения Запада к восточной империи была анахронизмом; прочного слияния быть уже не могло. Удержать завоеванные страны можно было лишь силой; но на это, как было замечено уже выше, не было у империи ни сил, ни денег. Увлеченный своими несбыточными мечтами, Юстиниан не понимал значения восточной границы и восточных провинций, где находился настоящий жизненный интерес Византии. Западные походы, являясь результатом одной, личной воли императора, не могли иметь прочных результатов, и план восстановить единую Римскую империю умер с Юстинианом. Благодаря же его общей внешней политике империя должна была пережить тяжелый внутренний хозяйственный кризис.

Законодательная деятельность Юстиниана. Трибониан

Мировую известность получил Юстиниан благодаря своей законодательной деятельности, которая поражает широтой размаха. Император, с его точки зрения, "должен быть не только украшен оружием, но и вооружен законами, чтобы быть в состоянии управлять как в военное, так и мирное время; он должен быть как твердым защитником права, так и триумфатором над побежденными врагами". [41] Сам Бог даровал императорам право творить и толковать законы. Таким образом, император, в представлении Юстиниана, должен быть законодателем, и право на это освящено свыше.

Но, конечно, помимо подобных теоретических оснований императором руководили и практические побуждения. В его время в римском праве царил полный беспорядок.

Во время еще языческой Римской империи, когда законодательная власть находилась всецело в руках императора, единственной формой законодательства были императорские конституции, получившие название "законов" (leges). В противоположность последним, все право, созданное прежним законодательством и разработанное юристами классического периода, называлось "древним правом" (jus vetus или jus antiquum). С половины III века юриспруденция стала быстро падать; юридическая же литература ограничивалась чисто компилятивной работой, стараясь на основании выдержек из императорских конституций и наиболее известных сочинений старых юристов составлять сборники для облегчения судьям, которые уже не были в состоянии справиться со всей юридической литературой. Но это были лишь частные сборники, не имевшие никакой официальной силы. Поэтому в действительности судья должен был разбираться во всех императорских конституциях и во всей обширной классической литературе, что одному человеку было не под силу. Надо помнить, что какого-либо центрального органа для опубликования императорских конституций не существовало; увеличиваясь ежегодно в количестве и будучи разбросаны по разным архивам, императорские конституции представляли громадные трудности для пользования, тем более что новые указы очень часто отменяли или изменяли старые. Поэтому чувствовалась настоятельная потребность собрать императорские указы воедино и дать всем желающим возможность пользоваться таким сборником. Мы знаем, что в этом отношении было сделано довольно много еще до Юстиниана, который при своей законодательной работе имел уже в руках Codex Gregorianus, Codex Hermogenianus и Codex Theodosianus. Что же касается облегчения пользования классической литературой, т. е. "древним правом", то при Феодосии II и его западном современнике Валентиниане III был издан закон, придававший юридически обязательную силу сочинениям лишь пяти наиболее известных юристов. Прочие юридические писатели могли не приниматься в расчет. Конечно, это было только формальным разрешением вопроса, тем более что и у пяти узаконенных юристов вовсе не легко было найти подходящее решение для данного случая; сами юристы иногда противоречили друг другу; наконец, при изменившихся условиях жизни решения классических юристов оказывались иногда устаревшими. Одним словом, чувствовалась общая потребность в полном и официальном пересмотре всей правовой системы в подведении итогов всего многовекового развития.

В предшествовавших кодексах были собраны за определенное время лишь императорские конституции. Юридическая литература в них затронута не была. Юстиниан предпринял громадную законодательную работу составить не только свод императорских конституций до своего времени, но и переработать юридическую литературу. Главным помощником императора в этом трудном начинании и душой всего дела был Трибониан.

Работа шла поразительно быстро. В феврале 528 года императором была созвана комиссия из десяти опытных и знающих человек, в числе которых находился Трибониан, "правая рука императора в его большом деле кодификации и, возможно, в чем-то вдохновитель работы комиссии", и Феофил, профессор права в Константинополе. [42]

Задача комиссии была пересмотреть прежние три кодекса, удалить из них все устаревшее и привести в порядок конституции, вышедшие после кодекса Феодосия; все это должно было составить один сборник. В апреле 529 года кодекс Юстиниана (Codex Justinianus) уже был опубликован; будучи разделен на двенадцать книг и заключая в себе конституции со времени императора Адриана до Юстиниана, он сделался единственным обязательным для всей империи сводом законов и отменял, таким образом, прежние три кодекса.

Если работа Юстиниана над кодексом была облегчена предшествовавшими законодательными сборниками, то подобная же работа над "древним правом" являлась уже личным делом императора. В 530 году Трибониану было поручено составить комиссию, которая должна была пересмотреть сочинения всех классических юристов, сделать из них извлечения, отбросить устаревшее, устранить разногласия и, наконец, весь собранный материал расположить в известном порядке. Для этой цели комиссии пришлось прочесть и разобрать около двух тысяч книг и более трех миллионов строк. Эта громадная работа, на исполнение которой, по словам Юстиниана, "никто из его предшественников не надеялся, которая считалась невозможной для человеческого ума" [43] и "которая освободила все древнее право от излишнего многословия", [44] - эта работа через три года была закончена. Опубликованный в 533 году свод, разделенный на пятьдесят книг, получил название дигест (Digesta), или пандект (Pandectae), и тотчас же вступил в действие. [45]

Несмотря на всю важность дигест, поспешность работы не могла не отразиться на достоинствах труда, в котором можно заметить повторения, противоречия, устаревшие решения; затем, благодаря полномочию, данному комиссии, сокращать тексты, пояснять их и, наконец, сводить несколько текстов в один, в работе заметен некоторый произвол, следствием которого были иногда искажения древних текстов. Единства в этой работе не было. Последнее обстоятельство заставляло иногда ученых юристов XIX века, придававших первостепенное значение классическому римскому праву, сурово судить дигесты Юстиниана. Однако, дигесты, несмотря на многие их несовершенства, сослужили большую практическую службу, к тому же они сохранили потомству богатый материал, извлеченный из произведений классических римских юристов, которые далеко не все до нас дошли. Одновременно с работой над дигестами Трибониану и двум его ученым помощникам, Феофилу, профессору в Константинополе, и Дорофею, профессору в Бейруте (Сирия), была поручена новая задача. По словам Юстиниана, не все "были способны выносить тяжесть столь великой мудрости", т. е. кодекса и дигест; например, молодым людям, "которые, стоя в преддверии законов, стремятся войти в самое святилище", [46] было нужно хорошее практическое руководство. В том же 533 году был составлен, преимущественно в учебных целях, официальный элементарный курс гражданского права, состоявший из четырех книг и получивший название институций (Institutiones); последние должны были, по словам императора, свести "все мутные источники древнего права в одно прозрачное озеро". [47] Императорский указ, которым санкционировались институций, был адресован "к жаждущей законов молодежи" (cupidae legum juventuti). [48]

Во время работ над дигестами и институциями текущее законодательство не бездействовало; было издано немало указов; целый ряд вопросов требовал пересмотра. Одним словом, кодекс в издании 529 года уже оказался во многих своих частях устаревшим. Тогда было приступлено к новой переработке кодекса, которая и была закончена в 534 году. В ноябре этого года второе издание кодекса, исправленное и дополненное, было опубликовано под названием Codex repetitae praelectionis. Последнее издание уничтожало собой издание 529 года и заключало в себе указы со времени Адриана до 534 года. Этим закончено было составление Свода. Это первое издание Свода не сохранилось.

Указы, выходившие после 534 года, назывались новеллами (novellae leges). В то время как кодекс, дигесты и институции были написаны на латинском языке, громадное большинство новелл было издано уже на языке греческом, что являлось серьезной уступкой со стороны императора, пропитанного римскими традициями, требованиям действительной жизни. В одной новелле Юстиниан писал: "Мы этот закон написали не на отечественном языке, но на разговорном греческом, чтобы закон всем был известен из-за легкости понимания ". [49] Сам Юстиниан, несмотря на свое намерение, не собрал в одно целое выходившие при нем новеллы. Но некоторые частные сборники новелл были составлены во время его правления. Новеллы рассматриваются как последняя часть законодательства и являются одним из самых важных источников для внутренней истории его эпохи.

Все указанные четыре части - кодекс, дигесты, институции и новеллы - должны были, по мысли императора, составить один свод, или Corpus, права; но при нем они не были соединены в такой сборник. Только позднее, в Средние века, начиная с XII века, когда в Европе возродилось изучение римского права, весь законодательный свод Юстиниана стал называться Corpus juris civilis, т. е. Свод гражданского права. Так он называется и в настоящее время.

Громоздкость законодательного творения Юстиниана и уже малопонятный для большинства населения его латинский язык привели к тому, что еще при жизни императора появился ряд греческих толкований (парафраз, indices, комментариев) отдельных частей Свода, более или менее дословные переводы институции и дигест с примечаниями, различные переработки кодекса на греческом языке, особенно при помощи изложения или перевода его текста с примечаниями (так называемые indices). Эти вызванные потребностями времени и практическими соображениями небольшие юридические сборники на греческом языке, иногда заключавшие в себе немало ошибок и искажений первоначального латинского текста, оттеснили оригинал и почти заменили его. [50]

Сообразно с новыми законодательными трудами было преобразовано и юридическое преподавание. Были составлены новые программы. Курс объявлялся пятилетний. Главным предметом изучения в первый год были институции, во второй, третий и четвертый - дигесты и, наконец, в пятый год - кодекс. "Ученики, - писал Юстиниан, - раскрыв себе все тайны права, да не имеют ничего скрытого, но, прочтя все, что для нас составлено Трибонианом и другими, да сделаются прекрасными ораторами и хранителями справедливого суда, превосходными мастерами в своем деле и счастливыми правителями во всяком месте и во всякое время ". [51] Обращаясь к профессорам, Юстиниан писал: "Начинайте, с помощью Божьей, обучать праву учеников и открывать им путь, который мы обрели, чтобы они, следуя по этому пути, сделались превосходными служителями справедливости и государства и чтобы вы заслужили на веки вечные величайшую славу ". [52] Обращаясь к учащейся молодежи, император писал: "С величайшим вниманием и бодрым усердием примите эти наши законы и покажите себя настолько сведущими, чтобы вас ободряла прекраснейшая надежда, по окончании полного курса права, быть в состоянии управлять государством в тех частях его, которые вам будут вверены". [53] Само преподавание сводилось лишь к простому усвоению преподаваемого материала и толкованию на основании последнего; прибегать же к первоисточникам, т. е. к сочинениям классических юристов, для проверки и лучшего понимания текста, не разрешалось. Допускались лишь буквальные переводы и составление кратких пересказов и извлечений.

Несмотря на вполне понятные несовершенства в выполнении и многие методологические недостатки, гигантское законодательное творение VI века имеет всемирное непреходящее значение. Свод Юстиниана сохранил нам римское право, вписавшее существенные принципы того права, которое управляет современными нам обществами. "Воля Юстиниана, - как пишет Диль, - совершила одно из самых плодотворных деяний для прогресса человечества". [54] Когда в Западной Европе началось с XII века изучение римского права, или, как обычно называют это явление, рецепция римского права, то во многих местах Свод гражданского права делается настоящим законом. "Римское право, - пишет проф. И. А. Покровский, - воскресло для новой жизни и во второй раз объединило мир. Все правовое развитие Западной Европы идет под знаком римского права, все самое ценное из него перелито в параграфы и статьи современных кодексов и действует под именем этих последних". [55] Уже одно законодательное дело Юстиниана дает ему полное право именоваться в истории Великим.

В новейшее время в изучении законодательного творения Юстиниана замечается интересное явление. До сих пор изучение Юстинианова свода, не считая новелл, служило средством для лучшего знакомства с римским правом и имело, таким образом, вспомогательное значение. Сам по себе свод не изучался, не служил предметом "независимого" исследования. При такой постановке вопроса главный упрек делу Юстиниана заключался в том, что он или, скорее, Трибониан, извратил классическое право, сокращая или дополняя тексты. В наши дни, однако, упор делается на то, соответствовало ли творение Юстиниана нуждам его времени, в какой мере оно успело их удовлетворить. Изменения классических текстов надо, соответственно, рассматривать не как результат произвола составителей, а как результат их желания приспособить римское право к условиям жизни восточной империи VI века.

Успех кодекса в выполнении этой задачи следует рассматривать в связи с общими общественными условиями времени. И эллинизм, и христианство должны были оказать влияние на работу составителей. Живые обычаи Востока также должны были быть отражены в пересмотре старинных римских законов. В соответствии с этим некоторые исследователи говорят о восточном характере законодательной деятельности Юстиниана. Задача современной историко-юридической науки - определить и оценить византийские влияния на Юстиниановом Своде, а именно в кодексе, дигестах и институциях. [56] Новеллы Юстиниана как текущее законодательство, конечно, отражали на себе условия и нужды современной эпохи.

Острогорского не называет (у него оно только в примечании). В основном же тексте А. А. Васильев по непонятным причинам пишет о Г. А. Острогорском - "a German scholar". Ввиду того, что последняя характеристика никак не соответствует истине, редактор рискнул предложить замену.

Во время Юстиниана процветали три школы права. Одна - в Константинополе, другая - в Риме и третья в Бейруте. Все остальные школы были закрыты, ибо они служили базой для язычества. В 551 году Бейрут (Берит) был разрушен страшным землетрясением, за которым последовала приливная волна и пожар. Бейрутская школа была перенесена в Сидон, но в дальнейшем значения не имела. В России, при царе Федоре Алексеевиче (1676-1682), существовал проект перевода Юстинианова Свода на русский. Г. А. Острогорский [*4] опубликовал недавно статью по этому вопросу, где назвал этот проект подвигом, достойным Геракла (hoc opus Hercule dignum). К сожалению, этот проект реализован не был. [57] [*5]

Церковная политика Юстиниана

Как наследник римских цезарей, Юстиниан считал своей обязанностью воссоздать Римскую империю. Но вместе с этим он желал, чтобы в государстве был один закон и одна вера. "Единое государство, единый закон и единая церковь" - такова была краткая формула всей государственной деятельности Юстиниана. Исходя из принципа абсолютной власти, он полагал, что в хорошо устроенном государстве все должно было подлежать императорскому вниманию. Понимая, какое прекрасное орудие для правительства представляла собой церковь, он прилагал все усилия к тому, чтобы она находилась в его руках. Исследователями обсуждался вопрос о том, какие побуждения руководили Юстинианом в его церковной политике; в то время как одни склонялись к тому, что в последней политические мотивы стояли на первом плане, что религия была лишь прислужницей государства для государственных целей, [58] другие писали, что этот "второй Константин Великий за делами церкви готов был забывать свои прямые обязанности государственные". [59] Желая быть хозяином в церкви, Юстиниан не только стремился иметь в своих руках внутреннее управление и судьбу духовенства, не исключая самых высших его представителей, но и считал своим правом устанавливать среди своих подданных определенную догму. Какого религиозного направления придерживался император, такого же направления должны были придерживаться и его подданные. На основании вышеизложенного византийский император имел право регулировать быт духовенства, замещать по своему усмотрению высшие иерархические должности, выступать в качестве посредника и судьи в клире; он покровительствовал церкви в лице ее служителей, способствовал постройке храмов, монастырей, умножению их привилегий; наконец, император устанавливал вероисповедное единство среди всех подданных империи, давал последним норму правоверного учения, участвовал в догматических спорах и давал заключительное решение по спорным догматическим вопросам. Подобная политика светского преобладания в религиозных и церковных делах, вплоть до тайников религиозных убеждений человека, особенно ярко проявленная Юстинианом, получила в истории название цезарепапизма, и этот император считается одним из наиболее типичных представителей цезарепапистического направления. [60] Глава государства был цезарем и папой, т. е. совмещал в своей особе всю полноту власти светской и духовной. Для историков, выдвигающих политическую сторону деятельности Юстиниана, главным мотивом его цезарепапизма было стремление обеспечить свою политическую власть, укрепить государство и найти для случайно доставшегося ему трона религиозную опору.

Юстиниан был религиозно образованным человеком, знал хорошо Священное Писание, любил лично участвовать в религиозных спорах и являлся автором церковных песнопений. Для Юстиниана религиозные несогласия, как вносившие смуту в государство, казались опасными и с политической точки зрения: они угрожали единству империи.

Мы уже знаем, что два последних предшественника Юстина и Юстиниана, Зенон и Анастасий, вступили на путь примирения с восточной монофизитской церковью и тем самым порвали отношения с римской церковью. Юстин и Юстиниан определенно встали на сторону последней и возобновили с ней общение. Это обстоятельство должно было снова оттолкнуть от Юстиниана восточные провинции, что совершенно не входило в планы императора, желавшего установить единую веру в своем обширном государстве. Осуществить же религиозное соединение Востока с Западом, Александрии и Антиохии с Римом, было невозможно. "Правительство Юстиниана, - по словам одного историка, - в церковной политике представляло собой двуликого Януса, одно лицо которого было обращено на Запад, спрашивало директив у Рима, а другое на Восток, искало истины у сирийского и египетского монашества". [61]

Поставив в начале своего правления в основу церковной политики сближение с Римом, Юстиниан должен был выступать защитником Халкидонского собора, против которого были непримиримо настроены восточные провинции. Римский престол пользовался при нем наивысшим церковным авторитетом. В своих письмах к римскому епископу Юстиниан называл его "папой", "папой римским", "апостольским отцом", "папой и патриархом" и т. д., причем титул "папа" прилагался исключительно к римскому епископу. В одном послании император называет папу "главой всех святых церквей" (caput omnium sanctarum ecclesiarum) [62] и в одной из своих новелл определенно говорит, что "блаженнейший архиепископ Константинополя, Нового Рима, занимает второе место после святейшего апостольского престола Старого Рима" [63]

Юстиниану пришлось столкнуться с иудеями, язычниками и еретиками; к числу последних он причислял манихеев, несториан, монофизитов, ариан и других представителей менее значительных религиозных учений. Арианство было распространено на западе среди германских народов. Остатки язычества существовали в различных частях империи и имели главным своим центром философскую школу в Афинах. Иудеи же и представители других еретических учений находились, главным образом, в восточных провинциях. Наибольшим влиянием, конечно, пользовались монофизиты. Борьба с арианами выразилась в форме его военных предприятий на западе, окончившихся уже известными нам подчинениями, полными или частичными, германских государств.

При убеждении Юстиниана в необходимости иметь в государстве единую веру, не могло быть и речи о терпимом отношении к представителям других религий и еретических учений, которые подвергались при нем суровым преследованиям при помощи военных и гражданских властей.

Закрытие афинской школы

Для окончательного искоренения остатков язычества Юстиниан закрыл в 529 году знаменитую философскую школу в Афинах, этот последний оплот отжившего язычества, которому, как было сказано выше, нанес уже раньше сильный удар основанный в V веке при Феодосии II Константинопольский университет. После закрытия школы при Юстиниане афинские профессора подверглись изгнанию; имущество школы было конфисковано. Один историк пишет: "В том же году, в котором св. Бенедикт разрушил последнее языческое национальное святилище в Италии, а именно храм Аполлона в священной роще на Монте Кассино, была также разрушена твердыня античного язычества в Греции". [64] С этих пор Афины утратили окончательно свое былое значение культурного центра и превратились в глухой провинциальный город. Полного искоренения язычества Юстиниан не достиг; оно продолжало скрываться в некоторых малодоступных местностях.

Иудеи и близкие им по вере самаритяне в Палестине, не вынесшие правительственного преследования и поднявшие восстание, были усмирены с большой жестокостью. Синагоги разрушались; в остававшихся синагогах запрещалось читать книги Ветхого Завета по древнему еврейскому тексту, который должен был быть заменен греческим переводом семидесяти толковников; гражданские права отнимались. Несториане также преследовались.

Церковные проблемы и пятый Вселенский собор

Важнее всего, конечно, было отношение Юстиниана к монофизитам. Во-первых, отношение к ним имело государственное значение и ставили вопрос о в высшей степени важных для государства восточных провинциях: Египте и Сирии с Палестиной; во-вторых, на стороне монофизитов была супруга Юстиниана Феодора, имевшая на него сильное влияние. Один современный ей монофизитский писатель называет ее "правоверной, исполненной ревности", "христолюбивой царицей, поставленной Богом в трудные времена для поддержки гонимых". [65]

[65] /p>

По совету Феодоры Юстиниан в отношении к монофизитам уже в начале своего правления вступил на путь примирения. Изгнанные при Юстине и в первые годы Юстиниана монофизитские епископы получили право вернуться из ссылки. Многие монофизиты были приглашены в столицу на религиозное примирительное совещание, на котором император, по словам очевидца, убеждал их "с кротостью Давида, терпением Моисея и снисходительностью апостольской". [66] Пятьсот поселенных в одном из столичных дворцов монофизитских монахов, по выражению современника, превратили дворец в "великую и дивную пустыню отшельников". [67] В 535 г. Север, глава и "истинный законоучитель монофизитов", прибыл в Константинополь и оставался там год. [68] Столица империи в начале 535 года приобрела в известном отношении облик, как в царствование Анастасия. [69] На константинопольскую патриаршую кафедру был возведен епископ Трапезундский Анфим, известный своей примирительной политикой в отношении к монофизитам. По-видимому, монофизиты торжествовали.

Ситуация, однако, очень скоро изменилась. Приехавший в Константинополь папа Агапит и партия акимитов (строго православных) подняли такой шум против религиозной уступчивости Анфима, что Юстиниан, конечно, с внутренним сожалением, вынужден был уступить: Анфим был смещен, и на его место назначен убежденный православный пресвитер Мина. Источник сообщает нам о такой беседе между императором и папой: "„Я или заставлю тебя согласиться с нами, или отправлю в ссылку", - сказал Юстиниан. На что Агапит ответил: „Я желал прийти к христианнейшему императору Юстиниану, а нашел теперь Диоклетиана; однако, твоих угроз я не боюсь" ". [70] Очень вероятно, что уступка императора папе была вызвана отчасти тем, что в это время началась остготская война в Италии, и Юстиниану было необходимо сочувствие Запада.

Но сделав вышеуказанную уступку, Юстиниан не отказался от дальнейших примирительных попыток относительно монофизитов. На этот раз император поднял известный вопрос о трех главах. Дело шло о трех церковных писателях V века, Феодоре Мопсуестийском, Феодорите Киррском и Иве Эдесском, относительно которых монофизиты ставили в упрек Халкидонскому собору то, что вышеназванные писатели, несмотря на свой несторианский образ мыслей, не были на нем осуждены. Юстиниан, раздраженный противодействием папы и акимитов, признал, что в данном случае монофизиты правы и что православные должны им сделать уступку. Поэтому в начале сороковых годов он издал указ, в котором подвергал анафеме сочинения этих трех писателей и грозил анафемой всем тем лицам, которые станут защищать или одобрять данные сочинения. [71]

Запад был смущен тем, что согласие подписать императорский указ будет обозначать собой посягательство на авторитет Халкидонского собора. Говорили, что, "если подвергаются укоризнам определения Халкидонского собора, то как бы не подвергся подобной опасности и собор Никейский". [72] Затем поднимался вопрос, можно ли осуждать умерших, ведь все три писателя умерли еще в предыдущем столетии. Наконец, некоторые представители Запада держались того мнения, что император своим указом совершает насилие над совестью членов церкви. Последнее сомнение почти не существовало в восточной церкви, где вмешательство императорской власти в решение догматических споров закреплено было долговременной практикой. Вопрос же об осуждении умерших был обоснован ссылкой на ветхозаветного царя Иосию, не только заклавшего живых жрецов идольских, но и раскопавшего гробы тех, которые задолго до того времени умерли (IV Книга Царств, 23, 16). Таким образом, в то время как восточная церковь соглашалась признать указ и осудить три главы, западная церковь высказалась против этого. Указ Юстиниана общецерковного значения не получил.

Для того чтобы привлечь западную церковь на свою сторону, надо было прежде всего убедить одобрить указ римского папу. Тогдашний папа Вигилий был вызван в Константинополь, где и прожил более семи лет. Явившись туда, папа открыто восстал против указа Юстиниана и отлучил от церкви константинопольского патриарха Мину. Но мало-помалу, в силу различных влияний, Вигилий уступил Юстиниану и Феодоре и в 548 году издал осуждение трех глав, так называемый ludicatum, и таким образом присоединил свой голос к голосу четырех восточных патриархов. Это было последним торжеством Феодоры, уверенной в наступлении окончательной победы монофизитства. В том же году она умерла. По распоряжению Вигилия священники в Западной Европе должны были начать непрерывные молитвы за "наимилостивейших государей Юстиниана и Феодору". [73]

Однако западная церковь не одобрила уступки Вигилия. Африканские епископы, собрав собор, даже отлучили его от церковного общения. Под влиянием западной церкви папа начал колебаться в своем решении и взял обратно ludicatum. В таких обстоятельствах Юстиниан решил прибегнуть к созыву Вселенского собора, который и собрался в Константинополе в 553 году.

Задача этого пятого Вселенского собора была гораздо уже задач предшествовавших соборов. На нем не было дела с какой-либо новой ересью; задачей его являлось урегулировать некоторые вопросы, связанные с деятельностью третьего и четвертого соборов и касавшиеся несторианства и главным образом монофизитства. Император хотел, чтобы на соборе присутствовал папа, проживавший в то время в Константинополе. Но папа под разными предлогами уклонялся от этого, так что все заседания собора состоялись без него. Собор, разобрав сочинения вышеназванных трех писателей и согласившись с мнением императора, осудил и предал анафеме "нечестивого Феодора, который был епископом Мопсуестийским, вместе с нечестивыми его сочинениями, и все, что нечестиво написал Феодорит, и нечестивое послание, приписываемое Иве, и тех, которые пишут или писали в защиту их (ad defensionern eorum)". [74] Постановление собора получило обязательную силу, и Юстиниан стал преследовать и подвергать ссылке епископов, не согласившихся на осуждение трех глав. Папа Вигилий был сослан на один из островов Мраморного моря. Согласившись, в конце концов, подписать осуждение, он получил разрешение возвратиться в Рим, но, не доехав, умер в Сиракузах. Запад до конца VI века не признавал решений собора 553 года, и только при папе Григории I Великом (590-604), объявившем, что "на соборе, на котором дело шло о трех главах, ничего не было нарушено в деле веры или каким-нибудь образом изменено", [75] собор 553 года был признан на всем Западе Вселенским собором, наравне с первыми четырьмя соборами.

Напряженная религиозная борьба, которую вел Юстиниан и которая должна была, как он ожидал, примирить монофизитов с православными, не оправдала его надежд. Монофизиты спокойно относились к развертывавшимся событиям и не казались удовлетворенными сделанными уступками. В последние годы своей жизни Юстиниан все решительнее склонялся на сторону монофизитов. Несогласные с ним епископы отправлялись в ссылку. Монофизитство могло сделаться государственной религией, обязательной для всех, что повлекло бы за собой новые крупные осложнения. Но в это время престарелого императора не стало, и с его смертью императорская религиозная политика изменилась.

Если, подводя итог всему сказанному в области церковно-религиозной политики Юстиниана, предложить вопрос, достиг ли он установления единой церкви в империи, то ответ, конечно, придется дать отрицательный. Примирение православия с монофизитством не состоялось; несторианство, манихейство, иудейство и, в отдельных случаях, язычество продолжали существовать. Религиозного единства не было, и вся политика Юстиниана установить таковое должна быть признана неудавшейся.

Но, говоря о религиозной политике Юстиниана, нельзя забывать о миссионерской деятельности в его время. Он, как император христианский, считал своим долгом насаждать христианскую веру и за пределами государства. До нас дошли известия о принятии христианства герулами на Дунае, некоторыми кавказскими народами, туземными племенами Северной Африки и Среднего Нила. [76]

Внутренняя политика Юстиниана. Восстание "Ника"

В момент вступления Юстиниана на престол во внутренней жизни империи царили везде беспорядок и смута. Бедность, особенно в провинциях, давала себя сильно чувствовать; налоги поступали в казну плохо. Партии цирка, лишенные трона родственники императора Анастасия и, наконец, религиозные распри еще более увеличивали внутренние несогласия и создавали очень тревожную обстановку.

Вступив на престол, Юстиниан ясно понимал, что внутренняя жизнь империи нуждается в крупных реформах; к последним он смело и приступил. Главным источником для административной деятельности императора служат его новеллы, трактат Иоанна Лидийца "О магистратах римского государства" и "Тайная история" его современника Прокопия. В недавние времена ценный материал был обнаружен также в папирусах.

В начале правления Юстиниану пришлось пережить страшное восстание в столице, едва не лишившее его престола.

Центральным пунктом в Константинополе был цирк, или ипподром, который являлся любимым местом для сборищ столичного населения, увлекавшегося в былое время пышными цирковыми зрелищами в виде борьбы атлетов-гладиаторов между собой и бега колесниц. На том же ипподроме новый император после коронации нередко появлялся в царской ложе - кафизме - и получал первые приветствия собравшейся там толпы. Возничие цирковых колесниц носили одеяния четырех цветов: зеленого, голубого, белого и красного. Бег на колесницах оставался единственным зрелищем в цирке с тех пор, как христианская церковь запретила гладиаторские состязания. Около возниц определенного цвета образовались партии, получившие прекрасную организацию, имевшие свою кассу, дававшие средства на содержание кучеров, лошадей и колесниц и всегда соперничавшие и враждовавшие с партиями других цветов. Партии стали называться зелеными, голубыми и т. д. Как самый цирк с его состязаниями, так и цирковые партии перешли в Византию из римского государства, и позднейшая литературная традиция относит их происхождение еще к мифическим временам Ромула и Рема. Первоначальный смысл названий четырех партий также неясен. Источники VI века, т. е. эпохи Юстиниана, говорят, что эти наименования соответствуют четырем стихиям: земле (зеленые), воде (голубые), воздуху (белые) и огню (красные). Цирковые празднества отличались необыкновенной пышностью; зрителей иногда бывало до 50.000 человек.

Мало-помалу цирковые партии, называвшиеся в византийское время димами, превратились в партии политические, которые сделались выразительницами того или иного политического или общественного, или религиозного настроения. Толпа в цирке стала как бы общественным мнением и народным голосом. Ипподром, по словам Ф. И. Успенского, "представлял единственную арену, за отсутствием печатного станка, для громкого выражения общественного мнения, которое иногда имело обязательную силу для правительства "ю [77] Император иногда являлся в цирк и давал толпе объяснения.

В VI веке особенным влиянием пользовались две партии: голубые (венеты), стоявшие за православие, или халкидониты, как назывались приверженцы Халкидонского собора, и зеленые (прасины), стоявшие за монофизитов. Еще в конце правления Анастасия, приверженца монофизитов, в столице вспыхнул мятеж, и православная партия, произведя большие разорения и провозгласив нового императора, бросилась на ипподром, куда вышел испуганный Анастасий, без диадемы, и повелел глашатаям объявить народу, что он готов сложить с себя власть. Увидев своего императора в столь жалком положении, народ успокоился, и мятеж прекратился. Этот эпизод очень характерен, как показатель влияния ипподрома и столичной толпы на правительство и самого императора. Анастасий, как монофизит, сочувствовал, конечно, партии зеленых.

Со вступлением на престол Юстина и Юстиниана восторжествовала православная точка зрения, а с ней вместе и партия голубых. Феодора же была на стороне партии зеленых. На императорском престоле появились, таким образом, защитники различных партий. Почти так же ясно, что димы выражали не только политические и религиозные взгляды, но и разные классовые интересы. Голубых можно рассматривать как партию состоятельных классов, зеленых - как партию бедных. Если это так, византийские факции приобретают новое и очень важное значение в качестве социального элемента общества. [78]

Интересное проявление этой модели можно найти в начале шестого века в Риме, при Теодорихе Великом, когда две соперничающие партии, зеленые и голубые, продолжали состязаться. При этом голубые представляли состоятельные классы, а зеленые - бедных. [79]

Важный новый подход к этому вопросу был недавно заявлен и выдвинут на обсуждение. А. Дьяконов подчеркивал "методическую ошибку" Рамбо, Манойловича и других, кто не проводил различия между димами и партиями, которые на деле вовсе не идентичны и которых надо рассматривать по отдельности. Задачей работы Дьяконова было не разрешение проблемы, а новое к ней обращение, так что этот новый подход должен быть рассмотрен в будущем, в более специальных исследованиях. [80]

Причины, вызвавшие страшное восстание 532 года в столице, были разнообразны. Оппозиция, направленная против Юстиниана, была троякого рода: династическая, общественная и религиозная. Остававшиеся еще в живых племянники покойного Анастасия считали себя обойденными вступлением на престол Юстина, а потом Юстиниана и, опираясь на монофизитски настроенную партию зеленых, стремились низложить Юстиниана. Общественная оппозиция создалась из всеобщего раздражения против высших чиновников, особенно против известного уже нам юриста Трибо-ниана и префекта претория Иоанна Каппадокийского, которые своим бессовестным нарушением законов, вымогательствами и жестокостью вызвали глубокое возмущение в народе. Наконец, религиозная оппозиция шла со стороны монофизитов, претерпевавших сильные стеснения в начале правления Юстиниана. Все это вместе взятое вызвало народное восстание в столице. Интересно отметить, что голубые и зеленые, на время забыв о своих религиозных пререканиях, выступили вместе против ненавистного правительства. Переговоры императора с народом через глашатая на ипподроме ни к какому результату не привели. [81] Мятеж быстро распространился по городу. От крика мятежников "Ника!", т. е. "Побеждай!", этот мятеж носит в истории название "восстания Ника". Лучшие здания, памятники искусства подверглись разрушению и пожарам. Была сожжена базилика св. Софии, на месте которой позднее был выстроен знаменитый храм св. Софии. Обещание императора отставить от должностей Трибониана и Иоанна Каппадокийского и личное обращение его к толпе на ипподроме успеха не имели. Племянник Анастасия был провозглашен императором. Укрывшись во дворце, Юстиниан и его советники уже думали бегством спасаться из столицы. Но в этот критический момент их ободрила Феодора. Прокопий сообщает даже речь ее, в которой она высказывала, например, такие мысли: "Человеку, появившемуся на свет, необходимо умереть, но быть беглецом для того, кто был императором, невыносимо... Если ты, государь, хочешь спастись, это нисколько не трудно: у нас много средств: вот море, вот корабли. Однако подумай, как бы после бегства ты не предпочел смерть спасению. Мне же нравится древнее изречение, что царское достоинство есть прекрасный погребальный наряд ". [82] Тогда дело подавления мятежа, продолжавшегося уже шесть дней, было поручено Велизарию, который, сумев загнать бунтующую толпу внутрь ипподрома и заперев ее там, перебил от 30 до 40 тысяч мятежников. Восстание было подавлено, и Юстиниан снова укрепился на троне. Племянники Анастасия были казнены. Подавление мятежа 532 года усилило еще больше императорскую власть в смысле ее неограниченности.  [83]

Налогообложение и финансовые проблемы

Одной из отличительных черт внутренней политики Юстиниана была его упорная, до сих пор не полностью объясненная, борьба с крупными землевладельцами. Эта борьба отражена в новеллах, папирусах, а также в "Тайной истории" Прокопия, который, несмотря на защиту взглядов аристократии и несмотря на изобилие в сочинении абсурдных обвинений в адрес Юстиниана, выскочки, в его глазах, на троне, все же дает весьма интересную картину социальной борьбы в VI веке. Правительство чувствовало, что его самыми опасными соперниками и врагами были крупные землевладельцы, которые вели дела своих больших владений, совершенно не принимая в расчет центральную власть. Одна из новелл Юстиниана, осуждая отчаянное положение государственного и частного землевладения в провинциях из-за ничем не ограниченного поведения местных магнатов и адресованная проконсулу Каппадокии, имеет следующие весьма многозначительные строчки: "Новости дошли до нас о столь значительных злоупотреблениях в провинциях, что их исправление едва может быть осуществлено одним человеком с большими полномочиями. И нам даже стыдно говорить, сколь неприлично ведут себя управляющие крупных землевладельцев, прогуливаясь с телохранителями, как за ними следует целая толпа людей, как они беззастенчиво крадут все подряд... Государственная земельная собственность почти полностью перешла в частные руки, ибо она была украдена и разграблена, включая все табуны лошадей, и ни один человек не выступил против, ибо уста всех были остановлены золотом". [84] Как кажется, каппадокийские магнаты имели полную власть в своей провинции и даже имели свои собственные отряды вооруженных людей и телохранителей. Магнаты захватывали частную и государственную землю. Интересно отметить, что эта новелла появилась на следующий год после восстания Ника. Подобная информация о Египте времени Юстиниана встречается в папирусах. Член известной египетской семьи землевладельцев Апионов владел в VI веке собственностью в разных местах Египта. Целые деревни входили в состав его владений. Его домашнее хозяйство было почти что царским. Он имел секретарей и слуг, множество работников, своих собственных экспертов (assessors) и сборщиков налогов, своего собственного казначея, свою полицию и даже собственную почту. Такие магнаты имели собственные тюрьмы и содержали свои войска. [85] Крупные владения концентрировались также в руках церкви и монастырей.

Юстиниан вел против крупных земельных собственников беспощадную войну. Вторгаясь в дела наследования, насильственными и иногда подложными подношениями императору, конфискациями на основе ложных свидетельств или подстрекательством религиозных споров с целью постараться лишить церковь земельных владений, Юстиниан сознательно и упорно стремился к разрушению крупного землевладения. Особенно многочисленные конфискации были проведены после попытки дворцового переворота 532 года. Юстиниан, однако, не достиг успеха в сокрушении крупного землевладения и оно оставалось одной из неизменных черт жизни империи в более поздние периоды. [*6]

Юстиниан видел и понимал недостатки внутренней администрации государства, выражавшиеся в продажности, воровстве, вымогательстве и влекшие за собой бедность, разорение, а за ними неизбежную смуту; он давал себе отчет в том, что подобное положение страны вредно отзывалось на общественной безопасности, на городских финансах и на состоянии земледелия, что финансовое расстройство вносило в страну беспорядок. Император желал помочь в этом отношении государству. В его представлении роль преобразователя являлась обязанностью императорского служения и актом со стороны императора благодарности Богу, который осыпал его своими благодеяниями. Но как убежденный представитель идеи абсолютной императорской власти, Юстиниан видел единственное средство для облегчения страны в централизованной администрации с улучшенным и вполне покорным ему штатом чиновничества.

На первом плане стояло финансовое положение страны, внушавшее самые серьезные опасения. Военные предприятия требовали громадных средств; между тем налоги поступали в казну все с большими затруднениями. Это беспокоило императора, и он в одной из новелл писал, что ввиду больших военных расходов подданные "должны вносить государственные налоги со всей готовностью сполна ". [86] Но, выступая, с одной стороны, как только что мы видели, защитником ненарушимости прав казны, он, с другой стороны, объявлял себя заступником плательщика против вымогательства чиновников.

Для характеристики преобразовательной деятельности Юстиниана имеют крупное значение две его больших новеллы 535 года. В них изложены главные основания административной реформы и точно определены новые обязанности чиновников. Новелла повелевает правителям "отечески относиться к благомыслящим, повсюду охранять подданных от притеснений, не брать от них никаких приношений, быть справедливыми в приговорах и в административных решениях, преследуя за преступления, охраняя невинных и налагая законную кару на виновных, и вообще относиться к подданным, как отец относился бы к детям". [87] Но в тоже время правители, "имея везде чистые руки", т. е. не беря взяток, должны неусыпно заботиться о государственных доходах, "увеличивая государственную казну и прилагая всяческое усердие на ее пользу". [88] Ввиду покорения Африки и вандалов, и других предполагаемых обширных предприятий, говорится в новелле, "необходимо вносить государственные налоги сполна, охотно и в определенные сроки. Итак, если вы благоразумно встретите правителей и они с легкостью немедленно соберут нам государственные налоги, то мы похвалим правителей и подчиненных". [89] Чиновники должны были давать торжественную клятву в честном исполнении своих обязанностей и вместе с тем становились ответственными за полный взнос податей во вверенной им области. Епископы должны были наблюдать за поведением правителей. Провинившимся чиновникам грозило строгое наказание, честно же исполнявшим обязанности были обещаны повышения. Итак, обязанность как правительственных чиновников, так и плательщиков, по новеллам Юстиниана, чрезвычайно проста: первые должны быть честными людьми, вторые должны охотно, сполна и вовремя платить налоги. В последующих указах император неоднократно ссылается на эти основные принципы его административной реформы.

Не все провинции империи управлялись одинаково. Были провинции, особенно пограничные, с беспокойным туземным населением, которые требовали более сильной власти. Известно, что реформы Диоклетиана и Константина до чрезмерности увеличили провинциальные деления и устроили громадный штат чиновников со строгим отделением гражданской власти от военной. При Юстиниане можно заметить в отдельных случаях разрыв с этой системой и возвращение к прежней, до-диоклетиановской системе. Юстиниан соединил несколько мелких провинций, преимущественно восточных, в более крупные единицы; в некоторых же провинциях Малой Азии он, отметив ссоры и распри между представителями военной и гражданской власти, вредившие делу, постановил соединить функции обеих властей в руках одного лица, губернатора, называвшегося претором. Особенное внимание Юстиниан обратил на Египет с Александрией, откуда Константинополь снабжался хлебом. Организация хлебного дела в Египте и его доставки в столицу пришла, как следует из новеллы, в полное расстройство. [90] Чтобы снова привести в порядок столь важную отрасль государственной жизни, Юстиниан передал в руки гражданского лица, августала (vir spectabilis Augustalis), также и военные функции как в самой Александрии, в этом многолюдном и беспокойном городе, так и в обеих египетских провинциях. [91] Но подобные попытки централизации территорий и властей в провинциях при Юстиниане не носили систематического характера.

Проводя в некоторых восточных провинциях идею соединения властей, Юстиниан оставил на Западе, в недавно завоеванных префектурах Северной Африки и Италии, прежнее отделение гражданской власти от военной.

Император надеялся, что он рядом своих поспешных указов исправил все внутренние недомогания страны и "дал, - по его словам, - своему государству, благодаря блестящим мероприятиям, новый расцвет". [92] Действительность обманула его ожидания, и многочисленные указы не могли переродить людей. Свидетельство последующих новелл доказывает, что прежние смуты, вымогательства и разорение продолжались. Постоянно приходилось возобновлять указы и напоминать о них. В некоторых провинциях была введена усиленная охрана, а иногда прибегали чуть ли не к осадному положению.

Нуждаясь в средствах, Юстиниан иногда обращался к тем мерам, которые он строго запрещал в указах: он за большие деньги продавал должности и вводил, вопреки своему обещанию, новые налоги, хотя, на основании новелл, видно, что он знал о полной несостоятельности населения нести новые налоговые обязательства. Под влиянием финансовых затруднений он стал прибегать к девальвации денег и выпуску монет пониженного качества. Однако отношение населения к этому быстро стало настолько угрожающим, что он был вынужден практически сразу отказаться от этой меры. [93] Ему нужно было во что бы то ни стало пополнять государственную казну - фиск, занимающий, по словам Кориппа, поэта VI века, "место желудка, посредством которого питаются все члены ". [94] Строгость во взимании налогов достигла крайних пределов и гибельно отзывалась на обессиленном населении. По словам одного современника, "иностранное вторжение казалось менее страшным налогоплательщикам, чем прибытие должностных лиц фиска". [95] Деревни обнищали и опустели, так как жители их разбегались. Производительность страны снизилась. В различных местностях происходили возмущения.

Видя разорение страны и сознавая необходимость экономии, Юстиниан стал прибегать к ней в областях, наиболее опасных для империи. Он уменьшил численность войска и стал задерживать ему жалованье; а так как войска главным образом состояли из наемников, то последние, не получая условленного содержания, поднимали восстания и мстили беззащитному населению. Вследствие этих мер граница недостаточно зорко охранялась, и варвары безнаказанно проникали на византийскую территорию, подвергая ее грабежу и разорению. Сооруженные Юстинианом крепости не поддерживались. Не имея возможности противостоять силой вторгавшимся варварам, он должен был от них откупаться, на что нужны были новые средства. Образовался, по словам французского ученого Диля, заколдованный круг: из-за недостатка денег уменьшили войско; из-за недостатка солдат нужно было теперь найти еще больше денег для уплаты нападавшим врагам. [96]

Если ко всему этому добавить частые голодные года, эпидемии и землетрясения, которые разоряли население и увеличивали просьбы о правительственной помощи, то становится ясным, что к концу правления Юстиниана положение империи было по-настоящему прискорбным. Среди этих бедствий особого упоминания заслуживает опустошительная чума 542 года. Она началась около Пелузия, на берегах Египта. Ее, предположительно эфиопское, происхождение неясно. Существовало традиционное древнее подозрение, что эта болезнь обычно шла из Эфиопии. Как Фукидид изучал чуму в Афинах в начале Пелопонесской войны, так историк Прокопий, который был свидетелем ее действия в Константинополе, определил природу и течение бубонной чумы. Из Египта инфекция пошла на север в Палестину и Сирию; на следующий год она достигла Константинополя, затем, распространившись по Малой Азии и Месопотамии, направилась в Персию. Из заморских территорий [*7] она захватила Италию и Сицилию. В Константинополе эпидемия длилась четыре месяца. Смертность была огромной. Деревни и города были заброшены, сельское хозяйство замерло и голод, паника и бегство большого количества людей прочь из зараженных мест были бесконечными. Все это ввергло империю в хаос. Прервались все придворные мероприятия. Сам император заболел чумой, однако заражение не оказалось смертельным. [97] Это был только один из факторов, вызвавших ту безотрадную картину, которая нашла свое отражение в первой новелле Юстина II, в которой он говорит о "государственной казне, отягощенной многими долгами и доведенной до крайней нищеты", и о "войске, настолько уже пропитанном недостатком во всем необходимом, что государство страдало от бесчисленных нападений и набегов варваров". [98]

Попытка административной реформы Юстиниана окончилась полной неудачей. В финансовом отношении империя стояла на краю гибели. С этой стороны, конечно, нельзя упускать из виду тесной связи, которая существовала между внутренней и внешней политикой императора. Его обширные военные предприятия на Западе, требовавшие громадных средств, разорили Восток и оставили преемникам тяжелое, запутанное наследство. Добрые, искренние намерения Юстиниана упорядочить жизнь империи и поднять нравственный уровень правительственных органов, о чем торжественно объявляли его новеллы более раннего времени, столкнулись с его военными планами, как наследника римских цезарей, и не могли быть проведены в жизнь.

Торговля в царствование Юстиниана[*8]

В истории византийской торговли время Юстиниана также оставило заметный след. Как и в эпоху языческой Римской империи, главная торговля в христианское время велась с Востоком, и наиболее редкие, драгоценные предметы торговли приходили из отдаленных стран Китая и Индии. Западная Европа, находясь в раннее средневековье в периоде создания новых германских государств, из которых некоторые, как известно, при Юстиниане были завоеваны его полководцами, жила в условиях, в высшей степени неблагоприятных для развития собственной экономической жизни. Восточная Римская империя с таким центром, как Константинополь, оказалась силой обстоятельств в роли посредника между Западом и Востоком, и подобная роль ее продолжалась до эпохи Крестовых походов.

Но само византийское государство не находилось в прямых торговых сношениях со странами дальнего Востока; посредником между ними, имевшим от этого громадные выгоды, являлась персидская держава Сасанидов. Главных торговых путей было два: один сухопутный, другой водный. Первый, караванный, путь шел от западных границ Китая, через Согдиану (современную Бухару), к персидской границе, где происходила перегрузка товаров из рук китайских купцов в руки персидских, которые уже отправляли их дальше в определенный таможенный пункт на византийской границе. Другой, водный, путь шел таким образом: китайские купцы на кораблях везли свои товары до острова Тапробан (теперь Цейлон), на юг от полуострова Индостан, где товары перегружались, преимущественно на персидские корабли; последние везли их по Индийскому океану и Персидскому заливу к устьям Тигра и Евфрата, откуда вверх по Евфрату товары доходили до лежавшего на этой реке византийского таможенного пункта. Отсюда видно, что торговля Византии с Востоком, бывшая в руках персидских купцов, находилась в зависимости от отношений империи к Персии; а так как военные действия с Персией были обычным явлением в истории Византии, то византийская торговля с Востоком беспрестанно прерывалась и несла чрезвычайный ущерб. Особенно важной отраслью торговли был китайский шелк, секрет производства которого бдительно охранялся Китаем. Ввиду трудности его доставки цена на шелк и на шелковые изделия, на которые был громадный спрос в Византии, поднималась временами до необычайных размеров. Кроме китайского шелка, из Китая и Индии шли на запад благовония, пряности, хлопок, драгоценные камни и некоторые другие предметы, находившие также широкий сбыт в византийском государстве.

Не мирясь с экономической зависимостью Византии от Персии, Юстиниан поставил своей целью найти такой путь торговых сношений с Китаем и Индией, который не находился бы в сфере персидского влияния.

Косма Индикоплов

Ко времени Юстиниана относится замечательный литературный памятник, сообщающий драгоценные сведения как о географии бассейнов Красного моря и Индийского океана, так и о торговле с Индией и Китаем: это - "Христианская топография" Космы Индикоплова, написанная в середине VI века. [99]

Родившись в Египте, вероятно в Александрии, Косма с ранних лет занялся торговлей, но, не довольствуясь торговыми операциями в родной стране, предпринял ряд дальних путешествий, во время которых посетил берега Красного моря. Синайский полуостров, Эфиопию (Абиссинию) и, может быть, доезжал до Цейлона. Будучи христианином, вероятно, несторианином, он после разнообразной жизни окончил свои дни в монастыре монахом. Прозвание Космы Индикопловом (по-гречески "Индикоплевст"), встречается уже в древних списках его сочинения.

Для нас не важна основная цель "Христианской топографии", доказывающей христианам, что, вопреки системе Птолемея, земля имеет не форму шара, а вид продолговатого четырехугольного ящика, наподобие жертвенника в ветхозаветной скинии Моисея; вся же Вселенная уподобляется общему виду скинии. Для науки имеют громадное значение, как отмечено выше, географические и торговые сведения Космы. Автор добросовестно оповещает читателя о своих источниках и дает им соответственную оценку; он различает свои личные наблюдения, как очевидца, сообщения других очевидцев и, наконец, сведения, полученные им понаслышке. Он в качестве очевидца описывает дворец абиссинского царя в городе Аксуме (в так называемом Аксумском царстве), дает точное описание нескольких интересных надписей на берегу Красного моря и в Нубии, а также индийских и африканских зверей, и, что особенно надо отметить, сообщает ценнейшие сведения об острове Тапробане (Цейлоне) и выясняет его торговое значение в эпоху раннего "средневековья. Из его описания явствует, что Цейлон в VI веке был центром мировой торговли между Китаем, с одной стороны, и восточной Африкой, Персией и через нее с Византией, с другой стороны. По словам Космы, "Служа посредником [*9], остров принимает многочисленные корабли, приходящие со всей Индии, Персии и Эфиопии". Жившие на острове персы-христиане, т. е. несториане, имели там свою церковь и штат духовенства.

Интересно, что, несмотря на почти полное отсутствие примеров прямых торговых сношений Византии с Индией, византийские монеты эпохи Константина Великого появляются на индийских рынках, проникая туда, очевидно, не через византийских купцов, а при посредстве персов и абиссинцев (аксумитов). Монеты с именами императоров в Византии IV, V и VI веков - Аркадия, Феодосия, Маркиана, Льва I, Анастасия I, Юстиниана I, были найдены в южной и северной Индии. [100] В международной экономической жизни VI века Византия играла настолько крупную роль, что, по свидетельству того же Космы, "все народы вели торговлю при посредстве византийской золотой монеты (номисмы или солида), которая принимается повсюду от одного края земли до другого, служа предметом удивления для всех людей и всех государств, так как такой монеты в других государствах не было". [101]

Косма рассказал весьма интересную историю, которая показывает глубокое уважение в Индии к византийской золотой монете (номисме):

"Однажды [*10] один из местных торговцев [*11] по имени Сопатр - умерший, как мы знаем, [*12] тридцать пять лет назад, - прибыл для торговых дел на остров Тапробану. Случилось так, что и из Персиды корабль бросил якорь. Люди Адулиса, [*13] с которыми был Сопатр, сошли на берег, сошли и персы, с которыми был и посол персов. Затем архонты [*14] и сборщики налогов их приняли и отвели к царю. Царь принял их, и после того, как они пали ниц, разрешил им сесть. Тогда он их спросил: 'Каковы ваши страны и каковы ваши дела?'. Они ответили: 'Хорошо'. Потом, среди других вопросов, царь спросил: 'Который из ваших царей лучше и сильнее?' Перс вскричал: 'Наш более могущественный, более великий, более богатый, и он - царь царей. И если он чего хочет, он - может этого добиться'. Сопатр молчал. Тогда царь обратился к нему: 'А ты, ромей, тебе нечего сказать?'. Сопатр же: „Что мне сказать, когда перс говорит такие вещи? Если ты хочешь узнать правду, ты имеешь здесь обоих царей. Рассмотри каждого из них и ты увидишь, кто из них более блистателен и могущественен'. Царь, удивившись этим словам, сказал: 'Как же я имею здесь обоих царей?'. Сопатр ответил: 'Ты имеешь монеты обоих - от одного номисму, от другого - драхму, то есть миллиарисий. Посмотри на изображение каждого и ты узнаешь правду' Царь, похвалив и одобрив (предложение), велел доставить обе монеты. Номисма была из чистого золота, блестящая и хорошей чеканки. Дело в том, что туда доставляют монеты лучшего образца. Миллиарисий же был серебряной монетой, и этого достаточно, чтобы его невозможно было бы сравнивать с золотой. Царь, покрутив обе монеты, их изучил и, похвалив номисму, сказал: 'В самом деле, ромеи блистательны, могущественны и мудры'. Он приказал оказать большой почет Сопатру и, посадив его на спину слона, приказал возить по городу в сопровождении барабанов, с большим почетом. Это нам рассказал Сопатр и его спутники с Адулиса, прибывшие на остров. Они также говорили, что перс от всего случившегося был очень унижен". [102]

Кроме историко-географического и бытового значения, труд Космы имеет и крупное художественное значение благодаря многочисленным рисункам (миниатюрам), которыми был украшен его текст; может быть, некоторые рисунки были исполнены самим автором. Рукописный оригинал VI века до нас не дошел; но сохранившиеся позднейшие рукописи "Христианской топографии" содержат копии первоначальных миниатюр и поэтому являются ценным источником для раннего византийского, специально александрийского искусства. "Миниатюры рукописи Космы, - говорит Н. П. Кондаков, - характеризуют византийское искусство в эпоху Юстиниана лучше, чем всякий другой памятник этого периода, за исключением некоторых мозаик Равенны". [103]

Сочинение Космы впоследствии было переведено на славянский язык и пользовалось большим распространением. Существует много русских списков "Христианской топографии" с приложением портрета самого Космы Индикоплова. [104]

Защита византийской торговли

Юстиниан задался целью освободить византийскую торговлю от персидской зависимости. Для этого необходимо было установить прямые сношения с Индией через Красное море. В северо-восточном углу Красного моря (в Акабском заливе) находился византийский порт Айла, откуда индийские товары могли идти уже сухим путем через Палестину и Сирию к Средиземному морю. Другой порт, Клисма (около современного Суэца), лежал в северо-западном углу

Красного моря, откуда был прямой путь к Средиземному морю. На одном из островов, Иотаба (теперь Тиран), при входе в Акабский залив, у южной оконечности Синайского полуострова, при Юстиниане был устроен дозорный таможенный пункт для проходящих судов. [105] Но у императора не было в Красном море для регулярной торговли достаточного количества кораблей. Ввиду этого он вступил в сношения с единоверными абиссинцами (с Аксумским царством), убеждая их покупать в Индии шелк и потом перепродавать его Византии, т. е. хотел, чтобы они явились, подобно персам, посредниками в торговле между Византией и Индией. Но эта попытка окончилась ничем, так как абиссинские купцы не могли справиться с персидским влиянием в Индии, и монополия на покупку шелка осталась в руках персидских купцов. Таким образом, новых путей для прямой торговли с Востоком Юстиниану открыть не удалось. В мирные промежутки Персия по-прежнему оставалась посредницей, удерживая торговлю в своих руках и наживая большие деньги.

Счастливый случай, однако, помог Юстиниану разрешить столь важный для его государства вопрос о торговле шелком. Несколько монахов или, по другому источнику, один перс, [106] - сумели, обманув всю бдительность китайских досмотрщиков, доставить в империю коконы шелковичного червя и научили греков искусству разведения шелковичных куколок. Тогда Византия быстро освоилась с этим делом: появились плантации шелковицы; основывались фабрики для выделки шелковых материй. Главные фабрики шелковых тканей были в Константинополе, затем в сирийских городах, Бейруте, Тире и Антиохии, и, наконец, позднее в Греции, в основном в Фивах. Одна существовала в Александрии, ибо египетские одежды продавались в Константинополе. [107] Шелковое производство, сделавшееся казенной монополией, стало давать империи крупные доходы. Византийские шелковые ткани расходились по всей Западной Европе и украшали дворцы западных государей и частные дома богатых купцов. Таким образом, во время Юстиниана византийская торговля пережила один из самых важных моментов в своем развитии. Однако, как бы ни были значительны доходы от шелкового производства, они не были в состоянии поправить общего критического финансового положения империи. Юстин II мог показать тюркскому послу, посетившему его двор, шелковое производство в полном объеме. [108]

Обращая внимание на все стороны государственной жизни, Юстиниан предпринял громадную работу защиты империи против внешних врагов путем сооружения целого ряда крепостей и укреплений. В течение нескольких лет он построил на всех границах империи почти непрерывный ряд укреплений (castella): в Северной Африке, на берегах Дуная и Евфрата, в горах Армении, на отдаленном Крымском полуострове, восстановив и расширив таким образом замечательную оборонительную систему, созданную еще Римом. Своей строительной деятельностью Юстиниан, по словам Прокопия, "спас имерию". [109] В другом месте своего сочинения "О постройках" Прокопий пишет: "Если бы мы перечислили крепости, которые здесь сооружены императором Юстинианом, другим людям, живущим в чужом, далеком государстве и лишенным возможности проверить лично наши слова, то я убежден, что число сооружений показалось бы баснословным и совершенно невероятным". [110] Еще по настоящее время сохранившиеся развалины бесчисленных укреплений на всем протяжении бывшей Византийской империи приводят в удивление путешественников.

Строительная деятельность Юстиниана была ознаменована не только возведением укреплений. Будучи императором христианским, он заботился и о сооружении храмов, во главе которых стоит несравненная константинопольская св. София, сделавшая эпоху в истории византийского искусства. Св. София описана подробно ниже. Точно так же он заботился о постройках даже в горах далекого Крыма, где он приказал построить большую церковь (базилику) в Дори, главном центре готского поселения. Там был найден фрагмент надписи с его именем. [111]

Непосредственные преемники Юстиниана

Когда сильная фигура Юстиниана сошла со сцены, то вся его искусственная государственная система, временно удерживавшая империю в состоянии равновесия, разрушилась. С его смертью, по словам английского историка Бьюри, "ветры вырвались из темницы; разъединяющие элементы начали действовать с полной силой; искусственная система пала, и метаморфоза в характере империи, совершавшаяся, наверное, уже давно, но несколько затемненная среди поражающих событий деятельного царствования Юстиниана, начала теперь совершаться быстро и заметно". [112]

Время с 565 по 610 гг. принадлежит к одному из самых безотрадных периодов византийской истории, когда анархия, нищета и эпидемия свирепствовали внутри страны. Царившая тогда смута заставляла говорить жившего в эпоху Юстина II историка Иоанна Эфесского [113] о близости кончины мира. Английский историк Финлей писал об этом времени: "Может быть, не было периода в истории, когда общество находилось в состоянии такой всеобщей деморализации ". [114]

Ближайшими преемниками Юстиниана были, как уже сказано выше, Юстин II Младший (565-578), Тиверий II (578-582), Маврикий (582-602) и Фока (602-610). Из них более других выдавался энергичный воин и опытный вождь, Маврикий. Большим влиянием на государственные дела и сильным характером отличалась супруга Юстина II, София, напоминавшая этим Феодору. Наиболее важными фактами во внешних делах этих государей надо считать персидскую войну, борьбу со славянами и аварами на Балканском полуострове и завоевания лангобардов в Италии. Во внутренней жизни империи за это время надо иметь в виду строго православную политику императоров и образование двух экзархатов.

Война с персами

Пятидесятилетний мир с Персией, заключенный в 562 году Юстинианом, был нарушен при Юстине II, который не захотел дальше платить условленной ежегодной суммы денег. В это время ввиду общих действий против Персии завязались интересные сношения Византии с турками, которые, появившись незадолго перед тем в западной Азии и у Каспийского моря и владея уже страной между Китаем и Персией, также видели в персидском государстве своего врага. Турецкое посольство, перевалив через Кавказские горы, после долгого пути прибыло в Константинополь, где встретило любезный прием. Намечался род наступательного и оборонительного тюрко-византийского союза против Персии. В высшей степени интересно предложение турецкого посольства византийскому правительству о посредничестве в торговле шелком между Китаем и Византией, минуя Персию; другими словами, турки предлагали императору то, к чему стремился Юстиниан Великий; только последний надеялся устроить это южным морским путем при помощи Абиссинии, а турки при Юстине II имели в виду северный сухопутный путь. Однако тюрко-византийские переговоры не привели к заключению союза и общим действиям против персов, так как Византия в конце шестидесятых годов была отвлечена делами на Западе, особенно в Италии, куда произвели вторжение лангобарды; к тому же и турецкие военные силы казались Юстину не особенно значительными. Результатом краткосрочного ромейско-тюркского мира была напряженность между Византией и Персией. [115] Во время царствования Юстина, Тиверия и Маврикия почти постоянно шла война против персов. Во время царствования Юстина II эта война была очень неудачной для Византии. Осада Нисибина была снята, авары из-за Дуная вторглись в византийские провинции Балканского полуострова, и Дара, важный укрепленный пограничный город, после шестимесячной осады перешел в руки персов. Эта потеря так потрясла слабого умом Юстина, что он стал безумным, и императрица София, заплатив 45 000 золотых монет, добилась передышки в виде годичного перемирия (574) [116] Сирийская хроника XII века, базирующаяся, без сомнения, на более раннем источнике, замечает: "Узнав, что Дара захвачена, император впал в отчаяние, он приказал закрыть лавки и прекратить торговлю". [117] Персидская война при Тиверий и Маврикии была более успешной для Византийской империи из-за умелого руководства Маврикия, которому помогала борьба за трон в Персии. [118] Мирный договор при Маврикии имел большое значение: Персармения и восточная Месопотамия с городом Дара были уступлены Византии, унизительное для нее условие ежегодной уплаты персидской дани было уничтожено; наконец, империя получала возможность, освободившись от персидской опасности, обратить все свое внимание на западные дела, особенно на непрекращавшиеся нападения аваров и славян на Балканском полуострове. [119] Начавшаяся при Фоке новая война с Персией, имевшая для Византии громадное значение, окончилась уже при Ираклии; поэтому оценка ее будет сделана ниже.

Славяне и авары

Важные события разыгрывались после смерти Юстиниана на Балканском полуострове. К сожалению, источники дают о них лишь отрывочные сведения. Уже раньше была речь о том, что при Юстиниане славяне производили частые нападения на области Балканского полуострова, заходя далеко на юг и угрожая временами даже Солуни. После смерти Юстиниана эти вторжения продолжались, причем славяне значительными массами уже оставались в византийских областях и мало-помалу заселяли полуостров. Вместе с ними действовали авары, народ тюркского племени, живший в то время в Паннонии. Славяне и авары грозили столице, побережью Мраморного и Эгейского морей, проникали в Грецию, достигая Пелопоннеса. Слух об этих вторжениях дошел до Египта, где Иоанн, епископ Никиу, писал в VII веке, во время царствования Фоки: "Подробно рассказано, что имели повелители эпохи от варваров и чужеземцев и что иллирийцы разорили христианские города и захватили в плен их жителей и что, за исключением Фессалоники, не было городов, которые избежали бы этого. Фессалонику же спасла крепость стен и помощь Господа, благодаря которой инородцы были не в состоянии овладеть ей". [120] Немецкий исследователь начала XIX века выдвинул теорию, анализируемую ниже, о том, что в конце VI века греки были полностью вытеснены славянами. Изучение проблемы славянских поселений на Балканском полуострове зависит во многом от изучения деяний великомученика Димитрия, небесного покровителя Фессалоники - одного из главных славянских центров на полуострове. [121]

В конце VI и начале VII веков, благодаря упорному аваро-славянскому движению к югу, которого не могли остановить византийские войска, на Балканском полуострове произошел важный этнографический переворот: полуостров в своей значительной части оказался занятым славянами. Писатели того времени вообще плохо разбирались в северных народностях, а кроме того, славяне и авары нередко производили совместные нападения.

Италия после смерти Юстиниана не была достаточно защищена против нападений внешних врагов. Этим объясняется легкость и быстрота завоевания большей части Италии германскими варварами лангобардами, появившимися там спустя немного лет после уничтожения Юстинианом остготского государства. Лангобарды, уничтожив в союзе с аварами в половине VI века у среднего Дуная державу варварского племени гепидов, двинулись, может быть, опасаясь своих союзников аваров, из Паннонии под начальством короля (конунга) Альбоина в Италию; шли они с женами и детьми; в состав их войска входили многие другие племена; особенно много было саксов.

Народная легенда обвинила в их призыве в Италию престарелого правителя ее и полководца времени Юстиниана Нарзеса. Подобное обвинение Нарзеса должно считаться необоснованным. Он, по вступлении на престол Юстина II, благодаря преклонному возрасту удалился от дел и вскоре умер в Риме.

В 568 году лангобарды вступили в северную Италию. Они, представляя собой дикую, варварскую орду, подвергли страшному опустошению все местности, по которым проходили. По своему исповеданию они были арианами. Северная Италия быстро подчинилась власти лангобардов, от имени которых, как известно, и происходит название северной Италии - Ломбардия. Византийский правитель, не располагая достаточными силами для борьбы с ними, держался в Равенне. Лангобарды же, покорив северную Италию, стали двигаться к югу, оставив в стороне Равенну. Их толпы рассеялись почти по всему полуострову, забирая беззащитные города, дошли до южной Италии и овладели Беневентом. Хотя Рим не был захвачен варварами, однако римская область была окружена ими с севера, востока и юга. Они прервали сношения Равенны с Римом, который не мог надеяться на помощь византийского правителя, сидевшего в Равенне. При этом Рим не мог также рассчитывать и на помощь еще более далеких константинопольских императоров, которые, как было уже отмечено выше, переживали в это время одну из очень тяжелых и смутных эпох. В Италии образовалось крупное германское государство лангобардов. Тиверий и, даже гораздо более серьезно, Маврикий, старались установить союз с франкским королем Хильдебертом II (570-595) в надежде склонить его начать военные действия против лангобардов в Италии, однако усилия оказались тщетными. Стороны обменивались многими посольствами, и Хильдеберт много раз посылал войска в Италию, но всегда с целью завоевать древние франкские владения для самого себя, чем с намерением помочь Маврикию. Прошло более полутора столетий, прежде чем франкские короли, вдохновляемые папой, но не императором, оказались способными уничтожить лангобардское владычество в Италии. [122] Предоставленный самому себе Рим, выдержавший не одну лангобардскую осаду, нашел защитника в лице папы, который вынужден был не только заботиться о духовной жизни своей римской паствы, но и принять меры к защите города от лангобардов. В конце VI века римская церковь и выставила одного из замечательных своих представителей, а именно папу Григория I Великого. Ранее он был папским апокрисиарием, или нунцием, в Константинополе, где провел шесть лет, оказавшись не в состоянии выучить даже основы греческого языка. [123] Однако, несмотря на этот лингвистический недостаток, он был хорошо знаком с жизнью и политикой Константинополя.

Лангобардское завоевание Италии совершенно ясно показало несостоятельность внешней политики Юстиниана на Западе; империя не имела достаточно сил для удержания владений покоренного остготского королевства. С другой стороны, лангобардское вторжение положило основание для постепенного отдаления Италии от Византии и ослабления в Италии политической власти империи.

Религиозные дела

В церковном отношении ближайшие императоры после Юстиниана держались православия, и временами монофизиты, как то было, например, при Юстине II, подвергались суровым преследованиям. Имеют довольно важное значение отношения Византии во время Маврикия и Фоки к римской церкви. Последняя, в лице папы Григория Великого, высказалась против присвоения константинопольским епископом титула вселенского. В письме к императору Маврикию папа Григорий обвиняет тогдашнего патриарха Иоанна Постника в чрезмерной гордости. "Я должен, - писал папа, - при этом воскликнуть и произнести „о, времена! о, нравы!" (о, tempora, о, mores). В такое время, когда вся Европа подпала под власть варваров, когда города разрушены, крепости срыты, провинции опустошены; когда поля остаются без рук, идолопочитатели свирепствуют и господствуют на погибель верующим, - и в такое-то время священнослужители домогаются тщеславных титулов и гордятся тем, что носят новые, безбожные наименования, вместо того чтобы повергаться в прах, обливаясь слезами. Разве я защищаю, благочестивейший государь, свое собственное дело? Неужели я хочу, говоря так, отомстить личную свою обиду? Нет, я говорю в защиту дела Всемогущего Бога и дела вселенской церкви... Кто оскорбляет святую вселенскую церковь, в чьем сердце бушует гордость, кто хочет пользоваться особенными титулами и, наконец, хочет этим титулом поставить себя выше прерогативы вашей власти - того нужно наказать". [124]

В этом споре папа не добился желаемой уступки и в течение некоторого времени даже не посылал в Константинополь своего представителя. Когда в 602 году там вспыхнула революция против Маврикия в пользу Фоки, который, после безжалостного и зверского умерщвления императора и его семьи, был провозглашен государем, папа Григорий обратился к нему с письмом, тон и содержание которого так мало подходили к этому бессмысленному тирану на византийском престоле. Григорий писал: "Слава в вышних Богу... Да веселятся небеса и да торжествует земля (Пс. 95, II). Весь народ, доселе сильно удрученный, да возрадуется о ваших благорасположенных деяниях!.. Пусть каждый наслаждается свободой под ярмом благочестивой империи. Ибо в том и состоит различие между властителями других народов и императорами, что первые господствуют над рабами, императоры же римского государства повелевают свободными!" [125] По-видимому, на Фоку подобное отношение папы произвело впечатление, так как второй преемник Григория на папском престоле добился того, что Фока запретил константинопольскому патриарху именоваться вселенским и объявил, по словам источника, чтобы "апостольский престол блаженного апостола Петра был главой всех церквей" [126]

Таким образом, в то время как Фока во всех своих внешних и внутренних предприятиях терпел неудачи и вызывал негодование и раздражение своих подданных, отношения его к Риму, основанные на уступках императора папе, были в течение всего царствования дружественными и мирными. В память таких добрых отношений между Римом и Византией на римском Форуме была воздвигнута равеннским экзархом поныне существующая колонна с хвалебной надписью в честь Фоки.

Формирование экзархатов и переворот 610 г.

В связи с лангобардскими завоеваниями в Италии в управлении последней произошло важное изменение, которое, вместе с аналогичной, одновременной реформой в управлении Северной Африкой, положило начало развившемуся позднее в империи фемному строю.

Византийская власть в Италии была не в состоянии оказать должного сопротивления лангобардам, завоевавшим две трети полуострова. В таких обстоятельствах, перед лицом грозной опасности в Италии, византийское правительство решило усилить там свою власть, сосредоточив в руках военных правителей гражданские функции. Во главе византийского управления Италией был поставлен генерал-губернатор с титулом экзарха, которому всецело были подчинены гражданские чиновники и резиденция которого находилась в Равенне. Основание равеннского экзархата относится к концу VI века, ко времени императора Маврикия. Подобное сосредоточение административных и судебных функций в руках военных властей не обозначало собой немедленного уничтожения гражданских чиновников; чиновники продолжали существовать параллельно с военными властями, но только действовали по указанию последних. Лишь позднее, в VII веке, гражданские власти, по-видимому, исчезли и были заменены властями военными. Экзарх, являясь представителем императорской власти, вносил в свое управление и известные черты столь близкого императорам цезарепапизма, т. е. вмешивался в виде решающей инстанции в церковные дела экзархата. Обладая неограниченными полномочиями, экзарх пользовался царским почетом: его дворец в Равенне назывался священным (Sacrum palatium), как называлось лишь место царского пребывания; когда экзарх приезжал в Рим, ему устраивалась царская встреча: сенат, духовенство и народ в торжественной процессии встречали его за стенами города. Все военные дела, гражданская администрация, судебная и финансовая часть - все это находилось в полном распоряжении экзархат. [127]

Если равеннский экзархат был обязан своим возникновением вторжению лангобардов в Италию, то причиной основания африканского экзархата в Северной Африке, на месте прежнего вандальского королевства, была такая же внешняя опасность со стороны африканских туземцев, мавров, или, как их иногда называют источники, маврусиев (берберов), которые нередко поднимали серьезные восстания против византийских войск, оккупировавших эту страну. Начало африканского или, как его часто называют по резиденции экзарха Карфагену, карфагенского экзархат а относится также к концу VI века, ко времени императора Маврикия. Африканский экзархат был устроен одинаково с равеннским экзархатом, и африканский экзарх обладал такими же неограниченными полномочиями, как и его итальянский коллега [128]

Конечно, только необходимость заставила императора создать должность такого неограниченного правителя, как экзарх, который, при желании и при наличности известных условий, мог быть опасным для самой императорской власти. Действительно, как мы увидим ниже, африканский экзарх поднимет вскоре знамя восстания против Фоки, и сын экзарха в 610 году сделается императором.

Что касается деятельности экзархов, то африканские экзархи, которых умело выбирал Маврикий, искусно управляли страной и энергично и удачно защищали ее от нападений туземцев; равеннские же экзархи справиться с лангобардской опасностью не смогли.

По справедливому рассуждению французского византиниста Диля, [129] в выше названных двух экзархатах надо видеть начало фемной (фема - область, округ) организации, т. е. той областной реформы в Византии, которая, начиная с VII века, стала постепенно распространяться на всю территорию империи и отличительным признаком которой служило соединение в руках правителя фемы, обычно называемого стратигом, военной и гражданской власти. Если нападения лангобардов и мавров вызвали столь важные изменения на Западе в конце VI века, то нападения персов и арабов вызовут, немного времени спустя, подобные же мероприятия на Востоке, а нападения славян и болгар - на Балканском полуострове.

Неудачная внешняя политика Фоки по отношению к аварам и персам и кровавый террор, которым он только и надеялся спасти свое положение, вызвали восстание африканского экзарха Ираклия. После того как к его плану присоединился Египет, африканский флот, под начальством сына экзарха, по имени также Ираклий, будущего императора, отплыл к столице, которая, покинув Фоку, перешла на сторону Ираклия. Схваченный Фока был казнен, и на престол в 610 году вступил Ираклий, открывший собой новую династию.

Вопрос о славянах в Греции

На основании разбора источников о славянских нападениях во второй половине VI века на Балканский полуостров возникла в первой половине XIX века теория о полной славянизации Греции, возбудившая в науке жаркие споры.

Когда в двадцатых годах прошлого столетия вся Европа была охвачена чувством глубокой симпатии к грекам, поднявшим знамя восстания против турецкого ига; когда после геройского сопротивления эти борцы за свободу сумели отстоять свою самостоятельность и благодаря помощи европейских держав создали независимое греческое королевство; когда увлеченное европейское общество в этих героях видело сынов древней Эллады и узнавало в них черты Леонида, Эпаминонда, Филопемена, - в это время из одного небольшого немецкого города раздался голос, который заявлял пораженной Европе, что в населении нового греческого государства нет ни капли настоящей эллинской крови, что весь великодушный порыв Европы помочь делу детей священной Эллады основан на недоразумении, что древнегреческий элемент давно уже исчез и сменился новыми, совершенно чуждыми этнографическими элементами, и преимущественно - славянским и албанским. Человек, решившийся открыто выступить в такой момент со своей новой, потрясающей до основания верования тогдашней Европы теорией, был профессор всеобщей истории в одном из немецких лицеев, Фалльмерайер.

В первом томе его вышедший в 1830 году "Истории полуострова Морей в Средние века" мы читаем следующие строки: "Эллинское племя в Европе совершенно истреблено. Красота тела, полет духа, простота обычаев, искусство, ристалище, город, деревня, роскошь колонн и храмов, даже имя его исчезли с поверхности греческого континента. Двойной слой из обломков и типы двух новых, различных человеческих рас покрывает могилы этого древнего народа. Бессмертные творения его духа и некоторые развалины на родной почве являются теперь единственными свидетелями того, что когда-то был народ эллины. И если бы не эти развалины, не эти могильные холмы и мавзолеи, если бы не земля и не злополучная участь ее обитателей, на которых европейцы нашего времени в порыве человеческого умиления изливали всю свою нежность, свое восхищение, свои слезы и красноречие, - то (пришлось бы сказать, что) один пустой призрак, бездушный образ, существо, находящееся вне природы вещей, взволновало глубину их сердец. Ведь ни единой капли настоящей, чистой эллинской крови не течет в жилах христианского населения современной Греции. Страшный ураган разбросал на всем пространстве между Истром и самым отдаленным закоулком Пелопоннеса новое, родственное с великим славянским народом племя. Скифские славяне, иллирийские арнауты, дети полунощных стран, кровные родственники сербов и болгар, далматинцев и московитов, - вот те народы, которые мы называем теперь греками и генеалогию которых, к их собственному удивлению, возводим к Периклу и Филопемену... Население со славянскими чертами лица или с дугообразными бровями и резкими чертами албанских горных пастухов, конечнй, не произошло от крови Нарцисса, Алкивиада и Антиноя; и только романтическая, пылкая фантазия в наши дни еще может грезить о возрождении древних эллинов с их Софоклами и Платонами". [130]

По мнению Фалльмерайера, благодаря славянским нашествиям в VI веке Византия, не потеряв собственно ни одной провинции, могла считать в это время своими подданными только население прибрежных стран и укрепленных городов. Появление аваров в Европе образует настоящую эпоху в истории Греции: они привели с собой славян; они дали им толчок к покорению священной земли Эллады и Пелопоннеса.

Главное основание, на котором Фалльмерайер построил свою теорию, находится у церковного историка конца VI века Евагрия, где мы читаем следующее: "Авары, пройдя два раза до так называемой Длинной стены, овладели Сингидоном, Анхиалом и всей Грецией с другими городами и крепостями, все уничтожили и сожгли, в то время как большая часть войск находилась на Востоке". [131]

Упоминание у Евагрия о "всей Греции" дало Фалльмерайеру основание говорить об истреблении греческой народности в Пелопоннесе. "Авары" Евагрия его не смущали, так как в те времена авары нападали обычно сообща со славянами. Данное нападение Фалльмерайер относил к 589 году. Но кое-какие остатки греков продолжали существовать. Окончательный же удар нанесла грекам в Пелопоннесе занесенная туда из Италии в 746 году чума. Сюда относится знаменитое место царственного писателя Х века Константина Багрянородного, который в одном из своих сочинений, говоря о Пелопоннесе, отметил, что после вышеупомянутой ужасной чумы "вся страна ославянилась и сделалась варварской". [132] Год смерти императора Константина Копронима (775 г.) можно считать, по словам Фалльмерайера, гранью, когда опустошенная страна снова, и на этот раз уже совершенно, заполнилась славянами и, мало-помалу, начала покрываться новыми городами, деревнями и поселками. [133]

В следующем сочинении Фалльмерайер, без больших оснований, распространил свои выводы и на Аттику. Во втором же томе своей "Истории полуострова Морей" он выступает с новой, албанской теорией, по которой со второй четверти XIV века населявшие Грецию греко-славяне были оттеснены и подавлены албанскими поселенцами, так что, по мнению Фалльмерайера, греческое восстание XIX века было делом рук албанцев.

Теория Фалльмерайера, вызвавшая горячую полемику и не выдерживавшая серьезной научной критики, важна тем, что дала начало действительно строго научной разработке вопроса о славянском влиянии в Греции. Есть основания думать, что и сам автор теории, вообще любивший эффекты, не был в ней искренно убежден.

Первым серьезным противником Фалльмерайера, глубоко изучившим вопрос о славянах в Греции, был немецкий историк Карл Гопф, выпустивший в 1867 году свою "Историю Греции с начала средневековья до нашего времени". Но Гопф впал в другую крайность, желая во что бы то ни стало умалить значение славянского элемента в Греции. По его суждению, славянские поселения в Греции существовали только с 750 по 807 год; до 750 года таких поселений не было. Что касается славянизации Аттики, то Гопф показал, что суждения Фалльмерайера по этому вопросу основывались на подложном документе. [134]

Обширная литература по данному вопросу, часто разноречивая и несогласная, позволяет сделать заключение о том, что славянские поселения, и притом очень значительные, были в Греции с конца VI века, но, конечно, не имели своим результатом ни панславизации, ни полного уничтожения греков. Источники сохранили нам упоминания о славянах в Греции, преимущественно в Пелопоннесе, на всем протяжении Средних веков вплоть до XV века. [135] Самым важным источником по истории славянского проникновения на Балканский полуостров являются Деяния св. Димитрия, упомянутые выше. Этот источник не использовался должным образом ни Фалльмерайером, ни Гопфом, на деле он не исследовался должным образом до наших дней. [136]

В науке не раз обсуждался вопрос об оригинальности теории Фалльмерайера. Высказанное им мнение не было новостью; о славянском влиянии в Греции говорили и до него; Фалльмерайер только высказал свое суждение резко и прямо. В 1913 году русский исследователь высказал хорошо обоснованное мнение о том, что истинным виновником возникновения теории Фалльмерайера, не развившим, правда, ее подробно, но зато и не доведшим ее - в погоне за эффектом - до степени антинаучного парадокса, был венский славист начала XIX века Копитарь, который проводил мысль о значительной роли славянской стихии в образовании новогреческой народности. [137] "Крайности теории Фалльмерайера, - говорил Н. М. Петровский, - разумеется, не могут быть защищаемы в настоящее время, после тщательного обследования относящихся сюда вопросов; но сама теория, стройно и живо изложенная Фалльмерайером, имеет все права на внимание даже со стороны несогласных с ней ни в целом, ни в частностях историков". [138] Без сомнения, теория Фалльмерайера, несмотря на совершенно очевидные преувеличения, сыграла очень важную роль в исторической науке, обратив внимание на один из очень интересных, но вместе с тем и очень темных вопросов, а именно - на вопрос о славянах в Греции в Средние века. Но труды Фалльмерайера получат еще более общеисторическое значение, если на него взглянуть как на первого ученого, обратившего внимание на этнографическое преобразование не только Греции, но и Балканского полуострова в Средние века вообще. В настоящее время в России этот тезис о раннем проникновении славян на Балканы усиленно поддерживается. В современных русских научных изданиях, таких как "Исторический журнал", "Вестник древней истории", на эту тему появилось несколько статей. Фалльмерайер весьма популярен у русских историков, которые объявили, что его сочинение недооценено. Современное славянофильское движение в России кажется даже более сильным, чем подобное движение примерно сто лет назад, упомянутое в первой главе этой книги.

Литература, просвещение и искусство

Отражая многостороннюю деятельность Юстиниана, которая удивляла даже его современников, эпоха между 518 и 610 годами дала обильное наследство в различных отраслях образования (learning) и литературы. Император сам пробовал заниматься литературным творчеством в области догматики и гимнографии. Маврикий также проявлял вкус к письмам. Он, однако, не только покровительствовал, но и поощрял литературу и часто проводил значительную часть ночи в обсуждениях или размышлениях по вопросам поэзии или истории. [139] Это время дало многих историков, которых мероприятия Юстиниана снабдили богатым материалом.

Юстиниан имел специального историка своего времени в лице Прокопия Кесарийского, нарисовавшего в своих сочинениях очень полную картину его правления. Будучи юристом по образованию, Прокопий был назначен секретарем к известному полководцу Велизарию, с которым участвовал в походах против вандалов, готов и персов. Прокопий имеет значение и как историк, и как писатель. Как историк он был поставлен в наилучшие условия в смысле источников и осведомленности. Близость к Велизарию давала ему доступ ко всем официальным документам канцелярий и архивов, тогда как его личное участие в походах и прекрасное знакомство со страной всегда давало ему драгоценный и живой материал личного наблюдения и устных сообщений современников.

В композиции и стиле Прокопий часто следовал античным историкам, особенно Геродоту и Фукидиду. Как писатель Прокопий, несмотря на зависимость от древнегреческого языка прежних историков и некоторую искусственность изложения, дал пример образного, ясного и сильного языка. Прокопию принадлежат три сочинения. Самое крупное из них - "История в восьми книгах", где описываются войны Юстиниана с персами, вандалами и готами. Но, помимо этого, в этом труде автор затрагивает многие другие стороны государственной жизни и, несмотря на несколько хвалебный тон в отношении императора, не раз высказывает горькую правду. Это сочинение может быть названо общей историей времени Юстиниана. Другое сочинение Прокопия "О постройках", являясь сплошным панегириком императору, может быть, было даже написано по его поручению. Главная тема сочинения - перечисление и описание многочисленных и разнообразных сооружений, возведенных Юстинианом во всех частях его обширной империи. Но, несмотря на риторические преувеличения и чрезмерные восхваления, сочинение "О постройках" содержит богатый географический, топографический и финансовый материал и служит поэтому важным источником для внутренней истории государства. Наконец, третье сочинение Прокопия - "Anecdota" или "Тайная история" (Historia arcana) - резко отличается от двух предыдущих. Это есть род злостного памфлета на деспотическое правление Юстиниана и его супруги Феодоры, где сам император, Феодора, Велизарий и его супруга смешиваются с грязью и где Юстиниан выставляется главным виновником всех несчастий, постигших в его время империю. Противоречие между последним сочинением и первыми двумя было настолько разительно, что в науке был поставлен вопрос о подлинности "Тайной истории", ибо казалось невозможным, чтобы все три сочинения принадлежали одному лицу. Только после того как "Тайная история" была подробно изучена в связи с эпохой Юстиниана и всеми ее источниками, вопрос о ней был решен в пользу ее подлинности. Но при умелом пользовании это сочинение является очень ценным источником для внутренней истории Византии в VI веке. Итак, сочинения Прокопия, несмотря на их преувеличения в плохую или хорошую сторону при оценке деяний Юстиниана, представляют собой в высшей степени важный современный источник для знакомства с данной эпохой. Этого мало: славянская история и славянская древность находят у Прокопия ценнейшие известия о быте и верованиях славян, а тогдашние германские племена через него же знакомятся со своей историей.

Современник Юстиниана и Прокопия, историк Петр Патрикий, блестящий юрист и дипломат, постоянно посылался послом в Персию и к остготскому двору, где он содержался пленником три года. Его записи составили "Историю", или "Историю Римской империи", рассказывающую - как можно судить по обильным сохранившимся фрагментам, в которых сочинение только и сохранилось, - о событиях от второго триумвирата (от Августа) до времени Юлиана Отступника. Ему также принадлежит трактат "О государственном устройстве" (Катастасис, или Книга церемоний), часть которого была включена в знаменитую книгу времени Константина Багрянородного (X в.) "Книга дворцовых церемоний".

От Прокопия до начала VII века была непрерывная традиция исторических сочинений и каждый историк основывался на трудах своих предшественников.

Прокопию непосредственно следовал хорошо образованный юрист Агафий из Малой Азии, который оставил наряду с некоторым количеством стихотворений и эпиграмм несколько искусственно написанную книгу "О царствовании Юстиниана", которая охватывала период с 552 по 558 гг. Следуя за Агафием, Менандр Протектор писал во времена Маврикия "Историю", которая была продолжением сочинения Агафия и излагала события с 558 по 582 гг., то есть до года восшествия на престол Маврикия. Только фрагменты этого сочинения существуют сейчас. Они, тем не менее, дают достаточно материала для того, чтобы оценить важность этого источника, особенно с географической и этнографической точки зрения. Этот материал достаточно показывает, что Менандр был лучшим историком, чем Агафий. Сочинение Менандра было продолжено Феофилактом Симокаттой, египтянином, который жил во времена Ираклия и занимал должность секретаря императора. Исключая небольшое сочинение по естественной истории и собрания писем, он описал время Маврикия (582-602). Стиль Феофилакта перегружен аллегориями и искусственными выражениями в гораздо большей степени, чем у кого-либо из его предшественников. "В сравнении с Прокопием и Агафием, - говорит Крумбахер, - он является пиком быстро поднимающейся кривой. Историк Велизария, несмотря на напыщенность, все же прост и естественен; щедрее в поэтических цветистых выражениях поэт Агафий, однако оба эти писателя кажутся более непосредственными в сопоставлении с Феофилактом, который удивляет читателя на каждом повороте новыми неожиданными вспышками и искусственными картинами, аллегориями, афоризмами, мифологическими и другими тонкостями". [140] Однако, несмотря на все это, Феофилакт является прекрасным, основным источником о времени Маврикия. Он дает также очень ценную информацию о Персии и славянах на Балканском полуострове в конце VI века.

Посол Юстиниана к сарацинам и эфиопам Нонн оставил описание своего далекого путешествия. Время сохранило только один отрывок,[*15]

который находится в сочинениях патриарха Фотия. Однако даже этот фрагмент дает прекрасную информацию о природе и этнографии стран, которые он посетил. Фотий сохранил также отрывок Феофана Византийского, который писал в конце VI века и, возможно, охватил в своем сочинении период от Юстиниана до первых годов правления Маврикия. Этот фрагмент важен, ибо он содержит информацию о начале шелководства в Византии и содержит также одно из наиболее ранних упоминаний о турках. Другим источником, особенно важным для церковной истории V-VI веков, является сочинение сирийца Евагрия, скончавшегося в конце VI века. Его "Церковная история" в шести книгах является продолжением историй, написанных Сократом, Созоменом и Фeодоритом. Сочинение содержит рассказ о событиях от Эфесского собора в 431 году до 593 года. Кроме информации о событиях церковной жизни, его "История" содержит интересную информацию по общей истории всего периода.

Иоанн Лидиец отличался прекрасным образованием, и Юстиниан был о нем столь высокого мнения, что поручил ему написать панегирик императору. Среди прочих трудов Иоанн оставил трактат "Об управлении римского государства", который еще недостаточно изучен и оценен. Он содержит многочисленные факты о внутреннем устройстве империи и может послужить ценным дополнением к "Тайной истории" Прокопия. [141]

Разностороннее значение "Христианской топографии" Космы Индикоплова, широкий географический масштаб которой так хорошо соответствует размаху планов Юстиниана, уже обсуждалось. К области географии относится также статистический обзор восточной Римской империи времени Юстиниана, который вышел из-под пера грамматика Иерокла и носит название "Спутник путешественника (SunekdhmoV, Synecdemus). Автор концентрирует свое внимание не на церковной, но скорее на политической географии империи, с ее 64 провинциями и 912 городами. Невозможно определить, является ли этот обзор результатом собственной инициативы Иерокла или результатом поручения каких-либо руководящих органов. В любом случае в сухом обзоре Иерокла заключен прекрасный источник для определения политической ситуации в империи в начале царствования Юстиниана. [142] Иерокл был основным источником по географическим вопросам для Константина Багрянородного.

Кроме этих историков и географов, VI век имел также своих хронистов. Эпоха Юстиниана продолжала еще оставаться тесно связанной с классической литературой, и сухие византийские хронисты, которых стало много в более поздний период византийской истории, являлись только редкими исключениями в это время.

Промежуточное положение между историками и хронистами занимал Гесихий из Милета, который жил, вероятнее всего, во времена Юстиниана. Его труды сохранились только в писаниях Фотия и лексикографа Х века Свиды. На основании этих фрагментов видно, что Гесихий писал всемирную историю в форме хроники, охватывая период от древней Ассирии до смерти Анастасия (518 г.). Среди сохранившихся есть большой отрывок, посвященный ранней истории Византии даже до времени Константина Великого. Гесихий был также автором истории времен Юстина I и начала царствования Юстиниана, которая по стилю и концепции очень отличалась от первого сочинения и содержала детальное описание событий, современных времени автора. Третьим сочинением Гесихия был словарь знаменитых греческих писателей разных областей знаний. Ввиду того, что словарь не включал христианских авторов, некоторые исследователи утверждают, что он, возможно, был язычником. Это мнение, однако, принимается не всеми. [143]

Истинным хронистом VI века был необразованный сириец из Антиохии Иоанн Малала, автор греческой хроники - всемирной истории, которая, судя по единственной сохранившейся рукописи, рассказывала о событиях с легендарных времен египетской истории до конца царствования Юстиниана. Возможно, однако, хроника содержала также сообщения о более позднем периоде. [144] Хроника является христианской и апологетической по своим целям, очень ясно выражая монархические тенденции автора. Нечеткая по содержанию, смешивающая легенды и факты, важные события и второстепенные, она совершенно очевидно предназначалась не для образованных читателей, а для масс, церковных и светских, для которых автор включил много разнообразных и развлекательных фактов. "Это сочинение представляет собой историческую брошюру (booklet) в самом полном смысле слова". [145] Особого внимания заслуживает стиль, ибо это сочинение является первым значительным, написанным на греческом разговорном языке, популярном на Востоке, который смешивал элементы греческого с латинским и восточными выражениями. Ввиду того, что эта хроника соответствовала вкусу и умонастроению масс, она оказала огромное влияние на византийскую, восточную и славянскую хронографию. Большое количество славянских извлечений и переводов сочинения Малалы имеют большое значение для восстановления исходного греческого текста его хроники. [146] [*16]

В добавление к большому количеству сочинений, написанных по-гречески, к этой эпохе (518-610) относятся также сочинения на сирийском языке Иоанна Эфесского, который умер в конце VI века (возможно, в 586 году). [147] Родившийся в верхней Меcопотамии и убежденный монофизит по вере, Иоанн провел много лет своей жизни в Константинополе и Малой Азии, где он занимал положение епископа Эфеса и познакомился с Юстинианом и Феодорой. Он был автором "Жизней восточных святых, или Историй, касающихся путей жизни святых Востока" (Commentarii de Beatis Orientalibus) и "Церковной истории" (на сирийском), которая исходно охватывала время от Юлия Цезаря до 585 года. Это бесценный источник для данного периода. Написанная с монофизитской точки зрения, "История" Иоанна Эфесского отражает не столько догматические основы монофизитских споров, сколько их национальную и культурную основу. Согласно исследователю, посвятившему себя специальному изучению сочинения Иоанна, "Церковная история" "проливает много света на последние моменты борьбы между христианством и язычеством, отражая истоки этой борьбы в области культуры". Это сочинение также "весьма ценно для политической и культурной истории, особенно в том, что касается определения предела восточных влияний. В своем повествовании автор входит во все детали и тонкости жизни, давая обильный материал для тесного знакомства с нравами и обычаями, а также древностями описываемого периода". [148]

Монофизитские споры, продолжавшиеся в течение всего VI века, вызвали большую литературную активность в том, что касается догматики и полемики. Даже Юстиниан не устранился от участия в этих литературных диспутах. Сочинения монофизитской направленности в греческом оригинале не сохранились. О них можно судить по цитатам, находимых в сочинениях авторов противоположного лагеря или по переводам, сохранившимся в сирийской и арабской литературе. Среди писателей православного направления выделялся современник Юстина и Юстиниана Леонтий Византийский, который оставил немало сочинений против несториан, монофизитов и прочих. О жизни этого автора догматических сочинений (dogmatist) и его полемике с идейными противниками есть очень немного информации. [149] Он является примером интересного явления времени Юстиниана, особенно потому, что влияние Платона на отцов церкви начало уже уступать место влиянию Аристотеля. [150]

Развитие монашеской и отшельнической жизни на Востоке в VI веке оставило свои следы в сочинениях аскетической, мистической и агиографической литературы. Иоанн Лествичник (о thV klimakoV) жил длительное время в пустыне горы Синай и написал то, что известно под названием "Духовная лествица" (Scala Paradisi). [151] Сочинение состоит из тридцати глав, или степеней, в которых он описывает духовное восхождение к моральному совершенству. Это сочинение стало любимым чтением среди византийских монахов, служа указателем в достижении аскетического и духовного идеала. Однако удивительная популярность сочинения никоим образом не ограничивалась Востоком. Есть множество переводов на сирийский, современный греческий, латинский, итальянский, испанский, французский и славянский. Некоторые из рукописей содержат много интересных иллюстраций (миниатюр) религиозной и монашеской жизни. [152]

Главой агиографов VI века следует назвать Кирилла Скифопольского, уроженца Палестины, который провел последние годы своей жизни в знаменитой палестинской лавре св. Саввы. Кирилл хотел составить большой сборник монашеских "житий", однако ему не удалось достичь в этом успеха, возможно, из-за своей ранней смерти. Некоторое количество его сочинений сохранилось. Среди, них житие св. Евфимия и св. Саввы, а также несколько житий менее значимых святых. Из-за точности его рассказа, из-за правильности понимания им аскетической жизни, а также из-за простоты его стиля, все сохранившиеся сочинения Кирилла служат ценным источником для культурной истории ранневизантийского времени. [153] Иоанн Мосх, тоже палестинец, жил в конце VI и в начале VII века. Он является автором знаменитого сочинения "Луг духовный" (Pratum Spirituale, Leimwn), написанного на основании собственного опыта, приобретенного им во время многочисленных путешествий по монастырям Палестины, Египта, горы Синай, Сирии, Малой Азии и островов Средиземноморья и Эгейского моря. Сочинение содержит впечатления автора о его путешествиях, а также разнообразную информацию о монастырях и монахах. В некоторых отношениях "Луг духовный" представляет большой интерес для истории культуры. Позже это сочинение стало любимой книгой не только в Византийской империи, но и в других странах, особенно в Древней Руси.

Поэтическая литература также имела ряд представителей в это время. Вполне очевидно, что Роман Сладкопевец (гимнограф), знаменитый благодаря своим церковным песнопениям, достиг апогея своей творческой карьеры во время Юстиниана. В то же время Павел Силенциарий составил два поэтических описания (в греческих стихах) Св. Софии и ее прекрасного внутреннего убранства. Эти сочинения представляют большой интерес для истории искусства [154] и весьма ценились современником Агафием, [155] упоминавшимся выше. Наконец, Корипп, родом из Северной Африки, который позже поселился в Константинополе, - человек ограниченных поэтических способностей - написал два произведения по-латински. Первое из них, Johannis, написанное в честь византийского полководца Иоанна Троглиты, который подавил восстание североафриканских местных жителей против империи, содержит очень ценную информацию о географии и этнографии Северной Африки, также как и об Африканской войне. Факты, сообщаемые Кориппом, иногда более надежны, чем те, что сообщает Прокопий. Второе произведение Кориппа - Панегирик Юстину (In laudem Justini) - описывает в напыщенном стиле восшествие Юстина II и первые годы его царствования. Это произведение уступает первой поэме, однако содержит много интересных фактов о церемониале византийского двора в VI веке.

Папирусы открыли некоего Диоскора, который жил в VI веке в небольшой деревне Афродито в верхнем Египте. Копт по рождению, он, как кажется, получил хорошее общее образование с основательной практикой в законах. Он имел также и литературные амбиции. Хотя большая коллекция его деловых документов и других папирусов дает много ценной информации о социальной и административной истории этого времени, его поэмы ничего не добавляют к славе греческой поэзии; они представляют собой сочинения любителя, которые "полны грубых ошибок в грамматике и в просодии ". [156] Ж. Масперо называет Диоскора последним греческим поэтом Египта, также как и одним из последних представителей греческой культуры в долине Нила. [157]

Закрытие афинской языческой академии во времена правления Юстиниана не могло нанести серьезного вреда литературе и образованию этого времени, так как академия уже изжила себя. Она не имела уже большого значения в христианской империи. Сокровища классической литературы постепенно проникали, зачастую только внешне, и в христианские сочинения. Университет Константинополя, организованный Феодосием II, продолжал существовать во времена Юстиниана. Новые труды по юриспруденции показывают важность изучения права в это время. Оно ограничивалось, правда, формальным навыком буквального перевода юридических текстов и писанием кратких парафраз и извлечений. У нас нет точной информации о том, как развивалось юридическое образование после смерти Юстиниана. В то время как Маврикий проявлял много интереса к образованию, его преемник Фока, по-видимому, приостановил деятельность университета. [158]

В области искусства эпоха Юстиниана носит имя Первого Золотого Века. Архитектура этого времени создала уникальный в своем роде памятник - церковь Св. Софии. [159]

Св. София, или Большая Церковь, как она называлась на Востоке, была сооружена по приказу Юстиниана на месте небольшой базилики Св. Софии ("Божественной Премудрости"), которая была сожжена во время восстания Ника (532). Для того чтобы сделать этот храм сооружением невиданного блеска, Юстиниан, согласно поздней традиции, приказал наместникам провинции прислать в столицу лучшие части древних памятников. Огромное количество мрамора разных цветов и оттенков было привезено в столицу с богатейших мест добычи мрамора. Серебро, золото, слоновая кость и драгоценные камни были привезены для того, чтобы усилить великолепие нового храма.

Император выбрал для исполнения этого грандиозного проекта двух талантливых архитекторов - Анфимия и Исидора. Оба были родом из Малой Азии, Анфимий из Тралл, Исидор - из Милета. Оба они деятельно принялись за работу, имея под своим наблюдением до 10 000 человек. Император лично посещал стройку, наблюдая за ее ходом, давая советы и возбуждая усердие строящих. На Рождество 537 года, в присутствии императора, произошло торжественное освящение Св. Софии. Позднейшая традиция сообщает, что будто бы восхищенный своим творением, Юстиниан при входе в храм произнес следующие слова: "Слава Богу, удостоившему меня совершить такое дело! Я победил тебя, Соломон! " [160] По случаю этого торжественного события народу были дарованы великие милости и устроены празднества.

Внешний вид Св. Софии, со стенами из голого кирпича, очень прост и лишен каких-либо украшений; даже знаменитый купол кажется несколько тяжелым и вдавленным. Особенно теряется Св. София в настоящее время, когда она в значительной степени "закрыта" современной турецкой застройкой. Для того, чтобы понять и прочувствовать все величие и великолепие храма, надо увидеть его внутри.

В былые времена перед храмом находился обширный двор-атриум, окруженный портиками, посреди которого был прекрасный мраморный фонтан. Четвертая сторона атриума, прилегавшая к храму, представляла собой внешний притвор (нартекс), который пятью дверями сообщался со вторым, внутренним притвором. Девять бронзовых дверей вели оттуда в храм; средняя, более широкая и высокая, царская дверь предназначалась для императора. Сам храм, приближаясь по своему архитектурному типу к купольным базиликам, образует большой прямоугольник, с великолепным центральным нефом, над которым высился громадный купол в 31 метр окружностью, возведенный с необыкновенными трудностями на высоте более пятидесяти метров от поверхности земли.

Из сорока больших окон, сделанных у основания купола, обильный свет разливался по всему храму. По обеим сторонам центрального нефа были построены двухэтажные арки с богато украшенными колоннами. Пол и колонны были сделаны из многоцветного мрамора; им же была выложена часть стены. Чудные мозаики, закрашенные в турецкое время, восхищали взор. Особенно глубокое впечатление производил на молящихся громадный крест у вершины купола, блиставший на мозаичном небе, усеянном звездами. И теперь еще наверху ниже купола можно различить под турецкой краской крупные фигуры крылатых ангелов.

Главный труд для строивших Св. Софию, еще никем до сих пор не превзойденный, заключался в возведении громадного и вместе с тем легкого купола. Этот удивительный купол, однако, обрушился еще при Юстиниане и к концу его правления был отстроен вновь уже в менее смелых формах. Современники Юстиниана с таким же восторгом говорили о Св. Софии, с каким и последующие поколения до нашего времени. Русский паломник XIV века Стефан Новгородский писал в своем путешествии в Царьград: "О святой Софии, Премудрости Божией, ум человечь не может ни сказати, ни вычести". [161] Несмотря на многочисленные и сильные землетрясения. Св. София стоит до наших дней. Храм был преобразован в мечеть в 1543 году. Стржиговский писал: "По своей концепции храм Св. Софии чисто армянский". [162]

Когда время прошло, истинная история строительства храма трансформировалась в источниках в своего рода легенду с массой чудесных деталей. Из Византийской империи эти легенды нашли свой путь в южно-славянскую и русскую, также как и в исламские - арабскую и турецкую - литературы. Славянские и исламские версии дают весьма интересный материал для истории международных литературных влияний. [163]

Второй знаменитой церковью столицы, построенной Юстинианом, была Церковь Святых Апостолов. Она была первоначально построена при Константине Великом или при Констанции, однако к VI веку она была в состоянии полного упадка. Юстиниан снес ее и построил заново в более крупном и великолепном масштабе. Церковь имела форму креста с четырьмя равными сторонами (arms) и центральным куполом между четырьмя другими куполами. Среди архитекторов церкви были Анфимий из Тралл и Исидор Младший. Когда Константинополь был взят турками в 1453 году, церковь была разрушена для того, чтобы освободить место для мечети Мехмеда II Завоевателя. Достаточно ясное представление о том, какой была эта церковь, можно составить по Собору Св. Марка в Венеции, построенному по ее образцу. Церковь Святых Апостолов была также повторена в церкви Св. Иоанна в Эфесе, а на французской земле ее копией является St. Front в городе Периге (Perigueux). Прекрасные мозаики церкви Апостолов были описаны Николаем Месаритом, епископом Эфесским, в начале XIII века, и подробно проанализированы А. Гейзенбергом (Heisenberg). [164] Церковь Апостолов известна также тем, что она была местом захоронения византийских императоров от Константина Великого до XI века.

Влияние архитектурных памятников Константинополя чувствовалось на Востоке, например, в Сирии, и на Западе, в Паренцо, в Истрии и особенно в Равенне.

Св. София может произвести впечатление, очаровать своим куполом, скульптурными украшениями колонн, многоцветным мрамором стен и пола, и еще более изобретательностью воплощения всего ансамбля; однако чудесные мозаики этого замечательного храма были до последнего времени недоступны из-за того, что они были закрашены в турецкое время. Новая эра в истории Св. Софии все же началась недавно, благодаря просвещенной политике турецкого правительства под руководством Мустафы Кемаля Ататюрка. Здание было прежде всего полностью открыто иностранным археологам и ученым. В 1931 году вышло распоряжение турецкого правительства, дающее американскому Византийскому Институту (Byzantine Institute) разрешение раскрыть и законсервировать мозаики Св. Софии. Профессор Томас Уитмор (Whittemore) обеспечил (secured) разрешение раскрыть и законсервировать мозаики, и в 1933 году работа началась во внешнем притворе (нартексе). В декабре 1934 года Мустафа Кемаль объявил, что здание закрыто как мечеть и будет отныне сохраняться как музей и памятник византийского искусства. Благодаря неутомимой и систематической работе Т. Уитмора чудесные мозаики Св. Софии постепенно появляются во всем своем блеске и красоте. После смерти Уитмора в 1950 году работа была продолжена профессором П. А. Андервудом (P. A. Underwood).

Прекрасное представление о византийских мозаиках дает североитальянский город Равенна. Полторы тысячи лет тому назад Равенна была цветущим приморским городом на Адриатическом море. В V веке находили в Равенне убежище последние западные римские императоры; в VI веке Равенна была столицей остготского королевства; наконец, с середины VI века и до половины VIII века Равенна была центром управления византийской Италии, отвоеванной Юстинианом у остготов, где жил византийский наместник-экзарх. Это было лучшее время для Равенны, в которой била могучим ключом политическая, торговая, умственная и артистическая жизнь.

Памятники искусства в Равенне соединяются с воспоминаниями о трех лицах: о Галле Плацидии, дочери Феодосия Великого и матери западного императора Валентиниана III, затем о Теодорихе Великом и, наконец, о Юстиниане. Оставляя в стороне более ранние памятники времени Галлы Плацидии и Теодориха, мы скажем несколько слов о равеннских памятниках времени Юстиниана.

Император, будучи сам усердным строителем памятников светской и духовной архитектуры по всей обширной территории своего государства, после завоевания Равенны докончил те церкви, которые начаты были еще при остготском владычестве. Из таких церквей, с точки зрения искусства, имеют большое значение церковь св. Аполлинария в Классисе (S. Apollinare in Classe), т. е. в равеннской гавани Classis, и особенно церковь св. Виталия (S. Vitale). Главное значение в этих церквах имеют мозаики.

Примерно в пяти километрах от Равенны, в пустынной лихорадочной местности, где в Средние века был богатый торговый порт города, возвышается совершенно простая по внешности церковь Св. Аполлинария in Classe, представляющая собой по форме настоящую древнюю христианскую базилику. Сбоку стоит круглая колокольня более позднего происхождения. Внутри церковь имеет три нефа. В древних, украшенных скульптурными изображениями саркофагах, вдоль церковных стен, были погребены наиболее известные архиепископы Равенны. Мозаика VI века находится в глубине апсиды и изображает св. Аполлинария, покровителя Равенны, стоящего с поднятыми руками на фоне мирного пейзажа и окруженного ягнятами; над святым, на голубом, усеянном золотыми звездами фоне большого медальона, красуется крест, осыпанный драгоценными камнями. Другие мозаики относятся к более позднему времени. [165]

Самым важным монументом в Равенне для суждения об искусстве эпохи Юстиниана является церковь св. Виталия. Здесь мозаики VI века сохранились практически без повреждений. Купольная церковь св. Виталия внутри почти вся, сверху донизу, покрыта чудными скульптурными и мозаичными украшениями. Особенной известностью пользуется апсида, на боковых стенах которой находятся две знаменитых мозаики. На одной из них изображен Юстиниан, окруженный епископом, священниками и светскими людьми; на другой изображена Феодора, его супруга, окруженная своим штатом. Одеяние изображенных на картинах людей поражают своим блеском и роскошью. Равенну иногда называют "итало-византийскими Помпеями" или "западной Византией". [166] Ее памятники дают самый ценный материал для характеристики развития ранневизантийского искусства V и VI веков.

Строительная деятельность Юстиниана не ограничивалась только возведением крепостей и церквей. Он построил также много монастырей, дворцов, мостов, цистерн, водопроводов, бань и больниц. В отдаленных провинциях империи имя Юстиниана связано со строительством монастыря св. Екатерины на Синае. В апсиде церкви монастыря находится знаменитая мозаика Преображения, относимая к VI веку. [167]

Сохранилось некоторое количество миниатюр и тканных изделий, относящихся к этой эпохе. [168] И хотя, под влиянием церкви, скульптура была в целом в состоянии упадка, имеется немалое количество изящных и красивых изделий из слоновой кости, резьбы по дереву, особенно на пластинах диптихов, и особенно в группе консульских диптихов. Их производство начиналось в V веке и закончилось вместе с отменой консулата в 541 году.

Почти все писатели этого времени и строители Св. Софии и церкви Апостолов были родом из Азии и Северной Африки. Эллинистический Восток продолжал оплодотворять интеллектуальную и артистическую жизнь Византийской империи.

Если бросить общий взгляд на долговременное, многообразное и сложное правление Юстиниана, то придется прийти к заключению, что в большей части своих начинаний он не достиг желаемых результатов. Внешне блестящие военные предприятия на Западе, определенно вытекавшие из его представления о себе, как наследнике римских цезарей, который обязан возвратить отнятые земли, оказались в конце концов неудачными. Не соответствуя насущным интересам империи, центр которых находился на Востоке, войны Юстиниана разорили страну; недостаток средств, повлекший за собой уменьшение численности войска, не позволил ему как следует укрепиться в покоренных областях, результаты чего сказались при его преемниках. Церковная политика, руководимая императором, также не дала религиозного единства и внесла лишнюю смуту в восточные провинции. Полной неудачей окончилась его административная реформа, начатая с чистыми, хорошими побуждениями и приведшая, особенно из-за непосильных налогов и вымогательств местных властей, к обнищанию и обезлюживанию деревни.

Однако два творения Юстиниана оставили глубокий след в истории человеческой цивилизации и вполне оправдали данное ему в истории прозвище "Великого": это - его Свод гражданского права и Св. София.

Примечания

[1] Экскувиторы представляли собой подразделение дворцовой охраны.

[2] J. Bryce. Life of Justinian by Theophilus. - Archivio della Reale

[3] С. Jireek. Geschichte der Serben. Gotha, 1911, Bd. I, S. 86; J. B. Bury. A History of the Later Roman Empire. London, 1889, vol. II, p. 18, note 3. О происхождении Юстиниана см.: А. А. Васильев. Вопрос о славянском происхождении Юстиниана. - Византийский временник, т. 1, 1894, с. 469-492. О происхождении Юстиниана имеется множество статей.

[4] Текст речи воспроизведен Феофилактом Симокаттой - Ш, II; Еваг-рием - Hist. eccl., V. 13; Иоанном Эфесским - Hist. eccl., III, 5. Инте-ресная статья по поводу этой речи написана русским исследователем В. Вальденбергом. Он полагает, что тексты, сохраненные этими тремя авторами, представляют собой три разные версии одной и той же речи. См.: В. Э. Вальденберг. Речь Юстина II к Тиверию. - Известия АН СССР, 1928, N 2, с. 129. Английский перевод есть у Бьюри: A History of the Later Roman Empire, vol. II, pp. 77-78.

[5] Evagr. Hist. eccl., V, 19; lohan. Ephes. Hist. eccl., V, 21.

[6] Pauli Diaconi Historia Langobardorum, III, 15.

[7] Е. Stein. Studien zur Geschichte des byzantinischen Reiches vornehmiich unter den Kaisern Justinus II und Tiberius Constantinus. Stuttgart, 1919, S. 100, Anm. 2.

[8] Evagr. Hist. eccl., V. 19.

[9] Ю.А. Кулаковский. История Византии. СПб., "Алетейя" 1996, т. II, с. 338.

[10] Collectio Avellana, No 106. - Corpus Scriptorum Ecclesiasticorum Latinorum, t. XXXV, 1895, pp. 655-656.

[11] См.: A. A. Vasiliev. Justin I (518-527) and Abyssinia. - Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXXIII, 1933, SS. 67-77. См. также: A. A. Vasiliev. Justin 1 (518-527): An Introduction to the Epoch of Justinian the Great. Cambridge (Mass.), 1950, pp. 299-302.

[12] Ch. Diehl. Figures byzantines. Paris, 1909, vol. I, p. 56.

[13] Procop. Hist. arc., 9, 25.

14 Victoris Tonnensis Chronica, s. a. 549 (Chronica Minora, ed. Th. Mom-msen, vol. II, p. 202): Theodora Augusta Chalcedonis synodi inimica canceris plaga corpore toto perfusa vitam prodigiose finivit.

[15] Архимандрит Сергии <Спасский>. Полный месяцеслов Востока. Владимир, 1901, т. 2, с. 354.

[16] Procop. De bello gothico, 1, 5, 8.

[17] Justiniani Novellae Constitutiones, N 30 (44), 11.

18 Justinien et la civilisation byzantine au VIe siecle. Paris, 1901, p. 137.

[19] Jordanis Getica, XXVIII.

[20] Procop. De bello vandalico, 1, 10.

[21] См.: Ch. Diehl. L'Afrique byzantine. Paris, 1896, pp. 3-33, 333-381. Ch. Diehl. Justinien et la civilisation byzantine du VP siecle. Paris, 1901, pp. 173-180; W. Holmes. The Age of Justinian and Theodora. London 1912, vol. II, pp. 489-526; J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, pp. 121-148.

[22] Codex Justinianus, vol. 1,27,1,7.

[23] См.: J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, P. 147.

[24] Самое детальное описание битвы есть у Бьюри - A History of the Later Roman Empire... vol. II, pp. 261-269; 288-291.

[25] Malalae Chronographia, p. 486; Theophanis Chronographia, s. a. 6044, ed. C. de Boor, p. 228. См. также: J. B. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, p. 268.

[26] Ch. Diehl. Justinien et la civilisation byzantine... pp. 204-206; J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, p. 287; Georgii Cypni Descriptio Orbis Romani, ed. H. Gelzer, pp. XXXII-XXXV; F. Gorres. Die byzantinischen Besitzungen an den Kusten des spanisch-westgothischen Reiches (554-624). - Byzantinische Zeitschrift, Bd. XVI, 1907, S. 516. E. Bouchier. Spain under the Roman Empire. Oxford, 1914, pp. 54-55; R. Altamira. The Cambridge Medieval History, vol. II, pp. 163-164; P. Goubert. Byzance et l'Espagne wisigothique (554-711). - Etudes byzantines, vol. II, 1945, pp. 5-78.

[27] J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, p. 287; P. Goubert. Byzance et l'Espagne... - Etudes byzantines, vol. II, 1945, pp. 76-77. (до 624 г.)

[28] См.: J. Puigi i Cadafalch. L'architecture religieuse dans le domaine byzantin en Espagne. - Byzantion, vol. I, 1924, p. 530.

[29] Э. Штайн очень высоко оценивал Хосрова, однако не только его, но и его отца Кавада, человека гениального. Он сравнивал Кавада с Филиппом Македонским и Фридрихом Вильгельмом I Прусским, людьми, чьи сыновья своими собственными успехами оттеснили в тень менее блистательные, но, возможно, более смелые свершения отцов, на основе которых они действовали сами. Е. Stein. Ein Kapitel vom persischen und vom byzantinischen Staate. - Byzantinisch-neugriechische Jahrbucher, Bd. I, 1920, S. 64.

[30] О персидских войнах при Юстиниане см.: Ch. Diehl. Justinien et la civilisation... pp. 208-217; W. Holmes. The Age of Justinian and Theodora... vol. II, pp. 365-419; 584-604; J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, pp. 9-123; Ю. А. Кулаковскии. История Византии. СПб.: "Алетейя", т. II, 1996, с. 159-175.

[31] Procop. De bello pers., II, 8, 28.

[32] Menandri Excerpta, ed. B. G. Niebuhr. - Corpus Scriptorum Historiae Byzantinae. Bonnae, 1829, pp. 346 ff. To же самое - Excerpta historica jussu imp. Constantini Porphyrogeniti confecta, ed. C. de Boor, vol. I, pp. 175 ff.

[33] О деталях договора см.: К. Guterbock. Byzanz und Persien in ihren diplomatisch-volkerrectlichen Beziehungen im Zeitalter Justinians. Berlin, 1906, SS. 57-105; J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, pp. 120-123. Год договора - 562. См. также - Е. Stein. Studien zur Gechichte des Byzantinischen Reiches... Stuttgart, 1919, SS. 2, 28, Anm. 3. У него год заключения договора - 561.

[34] J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, pp. 298- 308.

[35] W. Tomaschek. Die Goten in Taurica. Wien, 1881, SS. 15-16; A. A. Vasiliev. The Goths in the Crimea. Cambridge (Mass.), 1936, pp. 70-73. Остатки стен Юстиниана следует изучать на месте.

[36] A. A. Vasiliev. The Goths in the Crimea... p. 75; Ю. А. Куликовский. Прошлое Тавриды. Киев, 1914, с. 60-62.

[37] J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. П, p. 330.

[38] CIG, vol. III, 5072; G. Lefebvre. Recueil des inscritions grecques chretiennes d'Egypte. Cairo, 1907, No 628.

[39] Procop. Hist. arc., 19, 7-8.

[40] Hist. eccl., V, 20.

[41] Institutiones. Introductio.

[42] J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, p. 396.

[43] Constitutio Tanta, praefatio, ed. P. Kruger, 13.

[44] Codex Justiniani, de emendatione Codicis, ed. P. Kruger, 4.

[45] См.: A. A. Vasiliev. Justinian's Digest. In commemoration of the 1400th anniversary of the publication of the Digest (A. D. 533-1933). - Studi bizantini e neoellenici, vol. V, 1939, pp. 711-734.

[46] Constitutio Tanta, II, ed. Kruger, 18.

[47] Constitutio Omnern, 2, ed. Kruger, 10.

[48] Institutions, ed. Kruger, XIX.

[49] Novella 7 (15) a.

[50] См.: K. Е. Zacharia van Lingenthal. Geschichte des griechisch-romischen Rechts. Berlin, 1892, SS. 5-7. См. также: P. Collinet. Byzantine Legislation from Justinian (565) to 1453. - Cambridge Medieval History, vol. IV, p. 707; P. Collinet. Histoire de l'ecole de droit de Beyrouth. Paris, 1925, pp. 186-188, 303.

[51] Constitutio Отпет, 6, ed. Kruger, II.

[52] Ibid., П, ed. Kruger, 12.

[53] Constitution Imperatoriam maiestatem, 7, ed. Kruger, XIX.

[54] Ch. Diehl. Justinien et la civilisation byzantine, p. 248.

[55] И. А. Покровский. История римского права. Пг., 1915, с. 4.

[56] P. Collinet. Etudes historiques sur le droit de Justinien. Paris, 1912, vol. I, p. 7-44.

[57] См.: G. Ostrogorshi. Das Project einer Rangtabelle aus der Zeit des Zaren Fedor AlekseeviC. - Jahrbuch fur Kultur und Geschichte der Slaven, Bd. IX, 1933, S. 133, Anm. 131.

[58] См.: A. Knecht. Die Religions-Politik Kaiser Justinians. Wiirzburg, 1896, SS. 53, 147; J. Lebon. Le Monophysisme severien. Paris, 1909, pp. 73- 83; Ю.А. Куликовский. История Византии. СПб.: "Алетейя", 1996, том II, с. 193-215.

[59] А. Лебедев. Вселенские соборы шестого, седьмого и восьмого века. СПб., 1904, с. 16.

[60] О цезарепапизме в Византии см.: G. Ostrogorski. Relation between the Church and the State in Byzantium. - Annales de I'lnstitut Kondakov vol. IV, 1931, pp. 121-123. См. также: В. Biondi. Giustiniano Primo Principe e Legislatore Cattolico. Milano, 1936, pp. 11-13.

[61] А. Дьяконов. Иоанн Эфесский и его церковно-исторические труды СПб., 1908, с. 52-53.

[62] A. Knecht. Die Religions-Politik Kaizer Justinians, SS. 62-65.

[63] Novella 131 b.

[64] A. Knecht. Die Religions-Politik Kaiser Justinians, S. 36. 65 John of Efeslts. Lives of Eastern Saints. (Commentarii de Beatis Orientalibus). Syriac text and English trans. E. W. Brooks. - Patrologia Orientalis, t. XVIII, 1924, p. 634 (432), 679 (477), 677 (475). Latin transi. W. J. Douwen and J. P. N. Land. Amsterdam, 1889, pp. 114, 247. См. также: А. Дьяконов. Иоанн Эфесский... с. 63.

[66] J. D. Mansi. Sacrorum Conciliorum nova et amplissima collectio, vol. VIII, Firenze; Venezia, 1762, p. 817. Caesari Baronii Annales ecclesiastici, ed. Theiner. Paris, 1868, vol. ГХ, p. 32 (s. a. 532), p. 419.

[67] John of Ephesus. Commentarii... p. 155, ed. Brooks, 11, 677 (475). См. также: А. Дьяконов. Иоанн Эфесский... с. 58.

[68] J. Maspero. Histoire des patriarches d'Alexandrie. Paris, 1923, pp. 3, 100, 110; Lebon. Le Monophysisme severien, p. 74-77.

[69] Maspero. Patriarches d'Alexandrie, p. 110.

[70] Vita Agapeti papae, ed. L. Duchesne. In: L. Duchesne. Liber Pontificalis. Paris, 1886, vol. I, p. 287; Mansi. Sacrorum conciliorum... collectio, vol. VIII, p. 843.

[71] Указ о трех главах получил свое название от того, что в нем было три главы или параграфа, посвященные вышеназванным трем писателям; но вскоре первоначальный смысл этого названия затерялся, а под тремя главами стали разуметь Феодора, Феодорита и Иву.

Своему указу Юстиниан хотел придать общецерковное значение и требовал, чтобы его подписали все патриархи и епископы. Но этого нелегко было достигнуть.

[72] Fulgentii Ferrandi Epistola VI, 7 (PL, LXVII, col. 926).

[73] Monumenta Germaniae Historica. Epistolarum, III, 62 (n. 41).

[74] Mansi. Sacrorum Conciliorum... collectio, vol. IX, p. 376.

[75] Epistolae Graegorii Magni, II, 36; Mansi. Sacrorum Conciliorum... collectio, vol. IX, p. 1105; Gregorii I Papae Registrum epiatolarum, ed. L. M. Hartmann, II, 49. - Monumenta Germaniae Historica. Epistolarum, 1, 151.

[76] Maspero. Patriarches d'Alexandrie, р. 135. Масперо дает очень хорошую историю монофизитской проблемы при Юстиниане (с. 102-165). См. также: А. Дьяконов. Иоанн Эфесский... с. 51-87.

[77] Ф. И. Успенский. История Византийской империи. СПб., 1914, т. I, с. 506.

[78] См. крайне важную монографию Манойловича. Она была написана в 1904 г. на сербо-хорватском и на нее никто не ссылался. А. Грегуар перевел ее на французский под заголовком "Le peuple de Constantinople". (Byzantion, t. XI, 1936, pp. 617-716). Утверждения Манойловича приняты не всеми. Ф. Дельгер их принимает (Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXXVII, 1937, S. 542). Г. А. Острогорский отвергает (Geschichte des byzantinischen Staates, S. 41, Anm. 1). Э. Штайн отклонял их в 1920 г. (сам он сербо-хорватский оригинал не читал), но признал в 1930 г. (Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXX, 1930, S. 378). Я сам считаю, что Манойлович свои положения аргументировал убедительно.

[79] См.: Е. Condurachi. Factions et jeux de cirque a Rome au debut du VIe siecle. - Revue historique du sud-est europeen, vol. XVIII, 1941, pp. 95- 102, в особенности pp. 96-98. Источником для этого важного вывода является сочинение современника - Кассиодора - Variae. См. также фразу Манойловича, не подкрепленную, однако, ссылкой: "кристаллизация (классов), возникших в цирке древнего Рима" (Byzantion, vol. XI, 1936, р. 642, 711-712).

[80] А. П. Дьяконов. Византийские димы и факции (ta merh) в V- VII вв. - Византийский сборник. М.; Л., 1945, с. 144-227. Введение - с. 144-149. Прекрасное исследование, которое должно служить основанием для последующего изучения этого вопроса. По истории димов и партий в более позднее время, особенно когда их политическое влияние стало падать, см.: G. Bratlanu. La Fin du regime des parties a Byzance et la crise antisemite du VIIe siecle. - Revue historique du sed-est europeen, vol. XVIII, 1941, pp. 49-57. А. Дьяконов. Византийские димы... с. 226- 227. А. Грегуар не вполне прав в своем заявлении: "На деле после 641 года политическая роль цветов Цирка больше не обнаруживается" (Notules epigraphiqes. - Byzantion, t. ХШ, 1938, p. 175). См. также: F. Dvornik. The Circus Parties in Byzantium. - Byzantina-Metabyzantina, vol. 1, 1946, pp. 119-133.

[81] См. любопытный диалог между императором и зелеными через глашатая у Феофана: Theophanes Chronographia, ed. С. de Boor, pp. 181-184. См. также: Chronicon Paschale, p. 620-621. Ср. также: P. Maas. Metrische Akklamationen der Byzantiner. - Byzantinische Zeitschrift, Bd. XXI, 1912, SS, 31-33, 46-51, Бьюри полагает, что все это может относиться к другому периоду царствования Юстиниана. См.: J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, p. 40, n. 3, p. 72. У Бьюри есть английский перевод беседы: с. 72-74 указанного издания.

[82] De bello pers., I, 24, 35-37.

[83] О восстании "Ника" см. замечания А. Дьяконова в "Византийских димах" (Византийский сборник. М. Л., 1945, с. 209-212).

[84] Novella 30, (44), 5.

[85] См.: Н. 1. Bell. The Byzantine Servile State in Egypt. -Journal of Egyptian Archaeology, vol. IV, 1917, p. 101-102; Н. 1. Bell. An Epoch in the Agrarian History of Egypt. - Etudes egyptiennes dediees a Jean-Francois Champollion. Paris, 1922, p. 263; М. Gelzer. Studien zur byzantinischen Verwaltung Aegyptens. Leipzig, 1909, SS. 32, 83-90; A. E. R. Boak. Byzantine Imperialism in Egypt. - American Historical Review, vol. XXXIV, 1928, p. 6.

[86] Novella 8 (16), 10.

[87] Novella 8 (16), 8.

[88] Novella 28 (31), 5.

[89] Novella 8 (16), 10.

[90] Edictum 13 (96), introd.

[91] At. Gelzer. Studien zur byzantinischen Verwaltung Aegyptens, SS. 21- 36; J. В. Bury. A History Later Roman Empire... vol. II, pp. 342-343; G. RouIIIard. L'administration civile de l'Egypte byzantine. Paris, 1928, d. 30.

[92] Novella 33 (54), introd.

[93] Malalas, p. 486. Если я не ошибаюсь, Бьюри не упоминает этот текст

[94] Corippus. De laudibus lustini, II, vv. 249-250.

[95] Ioanni Laurentii Lydi De magistratibus. III, 70.

[96] Ch. Diehl. Justinien et la civilisation byzantine... p. 311.

[97] Лучшим и основным источником является Прокопий, который жил в Константинополе во время эпидемии. De bello pers., II, 22-23. См. также: J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, pp. 62- 66. См. также: H. Zinner. Rats, Lice and History. Boston, 1936, pp. 144- 149.

[98] К. E. Zacharia van Lingenthal. Jus graeco-romanum, III, 3.

[99] Индикоплов означает "плывущий в Индию", или "плывущий по Индийскому океану". Сочинение было переведено на английский язык Дж. Мак-Криндлом: The Christian Topography of Cosmas, an Egyptian Monk. London, 1897. См.: C. Beazly. The Down of Modern Geography London, 1897, vol. I, pp. 190-196; 273-303. Наиболее полный и красочный очерк о сочинении Космы, согласно Уинстеду (The Christian Topography of Cosmas Indicopleustes. Cambridge, 1909, p. VI), - это M. V. Anastos. The Alexandrian Origin of the Christian Topography of Cosmas Indicopleustes. - Dumbarton Oaks Papers, vol. III, 1946, pp. 75-80.

[100] См.: R. Sewell. Roman Coins in India. - JRAS, vol. XXXVI, 1904, pp. 620-621; M. Хвостов. История восточной торговли греко-римского Египта. Казань, 1907, с. 230; Е. Warmington. The Commerce between the Roman Empire and India. Cambridge, 1928, p. 140.

[101] Topographie chretienne, II, 77 (Topographie chretienne. Paris, 1968, vol. I, pp. 392-395).

[102] Topographie chretienne, XI, 17-19 (Topographie chretienne. Paris, 1973, vol. III, pp. 348-351). История эта выглядит очень традиционной, так как Плиний рассказывает нечто подобное о послах с Цейлона во времена царствования Клавдия. (Plin. Nat. hist. VI, 86). См. также: J. E. Tennent. Ceylon. London, 1860, p. 560.

[103] N. P. Kondahov. Histoire de l'art byzantin considere principalement dans les miniatures. Paris, 1886, vol. I, p. 138. По русскому изданию - Одесса, 1876, с. 88.

[104] E. К. Редин. "Христианская Топография" Козьмы Индикоплова по греческим и русским спискам. Москва, 1916.

[105] W. Heyd. Histoire du commerce du Levant au moyen age. Leipzig, 1886. p. 10. (Репринтное воспроизведение книги - Leipzig, 1936). Ch. Diehl. Justinien et la civilisation byzantine... p. 390. F.-M. Abel. L'Tle de Jotabe. - RB, vol. XLVII, 1938, pp. 520-524.

[106] Мнения источников по этому вопросу очень расходятся. Прокопий (De bello gothico, IV, 17) приписывает этот подвиг нескольким монахам. У Феофана Византийского (Excerpta е Theophanis Historia. Bonn ed., p. 484; ed. L. Dindorf. Historici Graeci Minores, vol. I, p. 447) речь идет об одном персе. Полная путаница фактов и имен присутствует в сочинении F. Richthofen. China. Ergebnisse eigener Reisen und darauf gegrundete Studien. Bd. I, S. 528-529, 550. (В сводной библиографии у А. А. Васильева эта работа отсутствует. - Науч. ред.) Сериндия Прокопия иногда идентифицируется с Хотаном (Richthofen. China, Bd. I. SS. 550-551; W. Heyd. Histoire du commerce du Levant... p. 12; J. B. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, p. 332, note 1). По истории шелководства в Византии в целом см. очень важную статью: R. Е. Lopez. Silk Industry in the Byzantine Empire. - Speculum, vol. XX, 1945, pp. 1-42. Есть несколько иллюстраций.

[107] J. Ebersolt. Les arts somptuaires de Byzance. Paris, 1923, p. 12-13. G. RouIIIard. L'administration de l'Egypte, p. 83.

[108] Excerpta e Theophanis Historia. Bonn ed., p. 484; Fragmenta Historicorum Graecorum, vol. IV, p. 270.

[109] Procop. De aedificiis, II, 1, 3.

[110] Procop. De aedificiis, IV, 4, 1.

[111] A. Vasiliev. The Goths in the Crimea, p. 71.

[112] J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, p. 67.

[113] Joh. Ephes. Hist. eccl., 1, 3.

[114] G. Finlay. A History of the Greece, ed. H. F. Tozer, vol. I, p. 298. К. Амантос думает, что эта грустная картина несколько преувеличена. См.: Istoria tou Buzantiniu kratouV, vol. I, р. 260.

[115] J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. 2, p. 97; Ю. А. Куликовский. История Византии. т. II. СПб., 1996, с. 291-292; E. Stein. Studien zur Geschichte des byzantinisches Reiches... S. 21; S. VaIIIhe. Projet d'alliance turco-byzantine au VI" siecle. - Echos d'Orient vol. XII 1909, p. 206-214.

[116] Об этой войне см.: J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. 2, pp. 95-101; Ю. А. Куликовский. История Византии, с. 297-299; E. Stein. Studien zur Geschichte... SS. 38-55.

[117] Chronique de Michel ie Syrien, trans. J.-B. Chabot. Paris, 1910, vol. II p. 312.

[118] По поводу этой войны см.: E. Stein. Studien zur Geschichte... SS. 58_ 86 (при Тиверий Цезаре), SS. 87-102 (при Тиверий Августе).

[119] О персидской войне при Тиверии и Маврикии см.: Ю. А. Куликовский, История Византии, т. 2, с. 310-319; 342-360; M. J. Higgins. The Persian War of the Emperor Maurice 1. The Chronology with a Brief History of the Persian Calendar. - The Catholic Historical Review, vol. XXVII, 1941, pp. 279-315 (героем Хиггинса является Тиверии, достойный, по его мнению (р. 315), стоять в ряду величайших личностей в долгой истории империи); V. Minorsky. Roman and Byzantine Campaigns in Atropatene. - Bulletin of the School of Oriental and African Studies, vol. XI, 1944, pp. 244-248 (кампания 591 г.).

[120] Хроника Иоанна, епископа Никиусского, гл. С1Х, с. 430 (Notices et extraits des manuscrits de la Bibliotheque Nationale. Paris, 1883, vol. XXIV. Trans. M. Zotentberg).

[121] См.: О. Tafrali. Thessalonique des origines au XIVe siecle. Paris 1913 pp. 101-108.

[122] См.: J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, pp. 160-166; G. Reverdy. Les Relations de Childebert II et de Byzance. - Revue historique, vol. CXIV, 1913, pp. 61-85.

[123] О пребывании Григория в Константинополе см.: F. Dudden. Gregory the Great: His Place in History and Thought. London, 1905, vol. I, pp. 123- 157. Возможно, Григорий был отозван в Рим в 586 году (см. с. 156-157 указанной книги).

[124] Epistulae, V, 20 (PL, LXVII, col. 746-747); Monumenta Germaniae Historica, Epistularum, 1, 322 (V, 37).

[125] Epistulae, XIII, 37 (PL, LXXVII, col. 1281-1282); Mon. Germ. Hist., Epistularum, II, 397 (XIII, 34).

[126] Liber Pontificalis, ed. L. Duchesne, vol. I, p. 316.

[127] По поводу образования равеннского экзархата см.: Ch. Diehl. Etudes sur l'administration byzantine dans l'exarchat de Ravenne. 568-751. Paris, 1888, pp. 3-31.

[128] Ch. Delhi. L'Afrique byzantine. Paris, 1896, pp. 453-502.

[129] Ch. Diehl. Etudes byzantines. (L'origine du regime des themes). Paris, 1905, p. 277.

[130] J. P. Fallmerayer. Geschichte der Halbinsel Morea wahrend des Mittelalters. Stuttgart, 1830, Bd. I, SS. III-XIV.

[131] Evagr. Hist. eccl., VI, 10.

[132] De thematibus, II, 33. Иногда мы находим иной перевод. "Вся страна была обращена в рабство и стала варварской". Дело в том, что Константин Багрянородный употребляет здесь необычный глагол - esqlabqh, который интерпретируют либо как "ославянилась", либо как "была обращена в рабство". Я предпочитаю первое.

[133] Geschichte der Halbinsel Morea, Bd. I, SS. 208-210.

[134] К. Hopf. Geschichte Griechenlands vom Beginn des Mittelalters bis auf die neuere Zeit, Bd. I, SS. 103-119.

[135] А. А. Васильев. Славяне в Греции. - Византийский временник, т. 5, (1898), с. 416-438. С 1898 г. по этому обсуждаемому (debatable) вопросу была опубликована обширная литература. Подробный список этих публикаций можно найти в недавней книге: А. Воп. Le Peloponnese Byzantin. Paris, 1951, pp. 30-31.

[136] См. интересную главу об актах св. Димитрия: Н. Gelzer. Die Genesis derbyzantinischen Themenverfassung. Leipzig, 1899, SS. 42-64. См. также: O. Tafrali. Thessalonique... p. 101.

[137] Н. М. Петровский. О проблеме происхождения теории Фалльмерайера. - ЖМНП, 1913, с. 143, 149.

[138] Там же, с. 104.

[139] Menander. Excerpta, Bonn. ed. 439; Fragmenta Historicorum Graecorum, vol. IV, p. 202; Theophylact. Simocatta. Historia, VIII, 13, 16; J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, p. 182.

[140] К. Krumbacher. Geschichte der byzantinischer Litteratur... Munchen, 1897, S. 249.

[141] Много информации об Иоанне Лидийце и значении его сочинений можно найти в сочинении Э. Штайна: Untersuchungen uber das Officium der Pratorianenprafektur seit Diokletian. Wien, 1922.

[142] Сочинение Иерокла было написано до 536 года. См.: К. Krumbacher. Geschichte der byzantinischen Litteratur... S. 417; G. Montelatici. Storia della litteratura bizantina, 354-1463. Milano, 1916, p. 76.

[143] G. Montelatici. Storia della litteratura bizantina, 354-1453, pp. 63-64

[144] Возможно, хроника Иоанна Малалы доходила до первых лет правления Юстиниана, и в новом издании последовало добавление, написанное либо автором, либо кем-то другим. cm.: J. В. Bury. A History of the Later Roman Empire... vol. II, p. 435.

[145] K. Krumbacher. Geschichte der byzantinischen Litteratur... S. 326.

[146] М. Спинка в сотрудничестве с Г. Дауни перевел книги VIII-XVIII славянской версии Малалы на английский. А. Т. Олмстед в рецензии писал: "Иоанн Малала был, конечно, худшим хронистом мира. Историк может проклинать его глупости, но должен его использовать, так как Малала сохранил большое количество важной информации, которая иначе была бы утрачена" (The Chicago Theological Seminary Register, vol. XXXI, 4, 1942, p. 22).

[147] Е. W. Brooks. - Patrologia Orientalis, vol. XVII, 1923, p. VI.

[148] А. П. Дьяконов. Иоанн Эфесский... с. 359.

[149] См.: F. Loofs. Leontius von Byzanz. Leipzig, 1887, S. 297-303; P. W. Rugamer. Leontius von Byzanz. Wurzburg, 1894, S. 49-72.

[150] P. W. Rugamer. Leontius von Byzanz. Wurzburg, 1894, S. 72.

[151] Здесь подразумевается библейская "небесная лестница", увиденная Иаковом во сне (Быт. 28, 12). Греческий родительный падеж о thV klimakoV латинизировался в Climacus, так что наименование Johannes Climacus является традиционным на Западе.

[152] Репродукция многих из миниатюр есть в следующем издании -С. R. Morey. East Christian Paintings in the Freer Collection. New York, 1914, p. 1-30. См. также: O. М. Dalton. East Christian Art, p. 316.

[153] См.: Е. Scwartz. KyrIIIos von Skythopolis. Leipzig, 1939.

[154] См. недавнее издание обоих сочинений: P. Fridlander. Johannes von Gaza und Paulus Silenziarius. Leipzig, Berlin, 1912, SS. 227-265. Комментарий - с. 267-305.

[155] Agath. Historiae, V, 9.

[156] Н. I. Bell. Byzantine Servile State. - Journal of Egyptian Archaeology, vol. IV, 1917, pp. 104-105; Н. 1. Bell. Greek Papyri in the British Museum. - Journal of Egyptian Archaeology, vol. V, 1917, pp. III-IV. См. также: W. Schubart. Einfuhrung in die Papyruskunde. Berlin 1918 SS. 145-147, 495.

[157] J. Maspero. Un dernnier poete grec d'Egypte: Dioscore, fils d'Apollos. - REG, vol. XXIV, 1911, pp. 426, 456, 469.

[158] См.: F. Fuchs. Die hoheren Schulen von Konstantinopel, SS. 7-8.

[159] Последней работой о Св. Софии является: Е. Н. Swift. Hagia Sofia. New York, 1940. См. также: Th. Whittemore. Preliminary Reports on the Mosaics of St. Sofia at Istanbul, vols. I-IV. Oxford, 1933-1952.

[160] Scriptores originum Constantinopolitarum, ed. Т. Preger, I, 105.

[161] Т. Сахаров. Сказания русского народа. СПб., 1849, т. 2, с. 52; М. Н. Сперанский. Из старинной новгородской литературы XIV в. Л., 1934, с. 50-76. Цитированные слова - с. 53.

[162] Ursprung der christlichen Kirchenkunst. Leipzig, 1920, S. 46. O. Dalton. East Christian Art. Oxford, 1925, p. 93.

[163] См.: М. Н. Сперанский.. Южно-славянские и русские тексты легенды строительства церкви Св. Софии в Царьграде. - Сборник в честь на Васил Н. Златарски. София, 1925, с. 41-422; В. Д. Смирнов. Турецкие легенды о Святой Софии. СПб., 1898.

[164] A. Heisenberg. Die Apostelkirche in Konstantinopel. Leipzig, 1908.

[165] O. Dalton. East Christian Art, pp. 77-78.

[166] Ch. Diehl. Raverme. Paris, 1907, p. 8, 132.

[167] См. статью на эту тему В. Н. Бенешевича: Sur la date de la mosaique de la Transfiguration au Mont Sinai. - Byzantion, vol. I, 1924, pp. 145-172.

[168] См.: Ch. Diehl. Manuel d'art byzantin, vol. I, pp. 230-277.

Примечания научного редактора

[*1] В тексте русской версии (с. 124) есть фраза, исключенная А. А. Васильевым из последующих изданий. Между тем она представляется важ-ной и принципиальной, ибо сходным образом завершаются у него все краткие характеристики императоров той или иной эпохи. А. А. Васильев писал: "Таким образом, если не считать Маврикия, который, вероятно, был греком, остальные императоры VI века являлись романизованными варварами-иллирийцами и фракийцами".

[*2] В русской версии (с. 131) здесь есть одна фраза, которая не была включена А. А.

[*3] Здесь для англоязычного читателя А. А. Васильев объясняет, что Крым и Таврический полуостров - синонимы и что Крым расположен на Черном море. В данном издании эти слова опущены.

[*4] А. А. Васильев непосредственно в тексте английской версии (р. 147) имени Г. А.

[*5] В этом примечании А. А. Васильев пишет далее, что Г. А. Остро-горский ссылается на статью Левенсона (L. Loewenson) по тому же вопросу. Однако название статьи не указано. Не указан также год выхода тома журнала, где статья была опубликована. Речь же идет - по данным А. А. Васильева - о "Zeitschrift zur Osteuropaische Geschichte" (N. F., Bd. II, Teil 2, S. 234 ff.). В сводной библиографии, завершающей книгу, этой статьи также нет.

[*6] Хотелось бы отметить, что в своих рассуждениях о войне Юстиниана с крупными землевладельцами А. А. Васильев прав лишь частично. Действительно, борьба с ними отвечала, в конечном счете, государственным интересам, как-то защищая мелкого землевладельца: основного воина и плательщика налогов. Однако Юстиниан, как глава государства, поступал по отношению к крупным землевладельцам как еще более крупный земельный магнат, озабоченный увеличением своих собственных владений, в какой-то мере, правда, и благополучием своих "работников". Объективно говоря, все конфискации, не решая проблемы, вели лишь к увеличению домена императора. Судя по всему, следует говорить о том, что Юстиниана заботили не крупные землевладельцы как таковые. Вероятно, он опасался ситуации, что такие люди начнут ему, самодержцу, диктовать свою волю.

[*7] Видимо, по отношению к Египту. В тексте - "over the sea it invaded ".

[*8] А. А. Васильев не успел ознакомиться с одной важной работой, где очень подробно рассмотрены все анализируемые им в данном разделе вопросы: H. В. Пигулевская. Византия на путях в Индию. Из истории торговли Византии с Востоком IV-VI вв. М.; JI., 1951; idem. Byzanz auf den Wegen nach Indien. Aus der Geschichte des byzantinischen Handels mit dem Orient von 4. bis 6. Jahrhundert. Berlin, 1969.

[*9] Начиная с русского издания 1917 г. (с. 160), А. А. Васильев воспроизводил не вполне точный перевод этого места: - "остров, находясь в центре". Между тем, стоящее здесь в греческом тексте слово означает именно "посредник".

По-настоящему научное издание "Христианской топографии" Космы Индикоплова вышло через два десятилетия после смерти А. А. Васильева. (Cosmas Indicopleustes. Topographie chretienne. Tome I (livres I-IV.). Introduction, texte critique, illustration, traduction et notes par W. Wolska-Conus. Paris, 1968. Sources chretiennes, n. 141; t. II (livres V). Paris, 1970. Sources chretiennes, n. 159; t. III (livres VI-XI; index). Paris, 1973. Sources chretiennes, t. 197). Именно поэтому в данных примечаниях ссылки даны на новое издание, а имеющаяся устаревшая информация А. А. Васильева опущена. В данном конкретном случае имеется в виду следующее место: XI, 15. По новому французскому изданию - t. III, р. 344.

[*10] Перевод сделан по греческому тексту, воспроизведенному во французском издании с учетом французского перевода.

[*11] То есть византийских.

[*12] Стиль Космы Индикоплова, писавшего о себе самом во множественном числе.

[*13] Крупный торговый порт, существовавший в древности на территории современной Эфиопии.

[*14] В данном случае - общий термин для обозначения должностных лиц.

[*15] В английском тексте здесь стоит слово fragment, в отличие от русского означающее и "фрагмент", и "отрывок". В связи с этим представляется необходимым сделать одно уточнение, отсутствующее у А. А. Васильева. Действительно, от Нонна сохранился в составе знаменитой "Библиотеки" патриарха Фотия (Cod. 3) один отрывок, но этот отрывок, по традиции, восходящей ко второй половине XIX века, делится на три (фрагмента - frgm. I, frgm. 2a, frgm. 2b. Все то же самое относится к упоминаемому чуть ниже Феофану Византийскому. От него в составе "Библиотеки" патриарха Фотия также сохранился один, достаточно большой отрывок, делящийся по давно установившейся традиции на два фрагмента.

[*16] Здесь хотелось бы от себя добавить, что А. А. Васильев, специально не занимавшийся ранним периодом истории Византии, приводит, скорее всего, не столько свое мнение, сколько представления о Малале нескольких исследователей рубежа веков, воспитанных на античной классической литературе и смотрящих поэтому с эстетствующим высокомерием на Иоанна Малалу и на тот жанр исторической литературы, который по-настоящему начался с него. Между тем, он не может быть худшим уже потому, что влияние его огромно. Бесспорно, его невозможно (да и не нужно, ибо подобное сравнение неправомерно) сравнивать с Геродотом или Фукидидом, однако для своего времени и своего жанра Малала очень хороший образец исторического сочинения. Сетования же о "глупости" Малалы неуместны потому, что к средневековой литературе невозможно (просто крайне непродуктивно) подходить с мерками античной литературы и у хронистов и других историков принципиально иного мировоззрения искать что-то похожее или сопоставимое по содержательности, идеям и глубине их разработки с классической греческой или римской литературой.

Назад   Вперед