Введение

Огромная роль, которую город играл в жизни Византии, постоянно привлекает к нему внимание исследователей. Одной из наиболее сложных проблем современного византиноведения является проблема развития византийского города в первые столетия его существования, в бурную эпоху перехода от рабовладения к феодализму.

Особый интерес к ней вызван тем, что хотя Византия, возникшая в процессе распада Римской империи, в IV—VI вв. также переживала острый кризис рабовладельческого способа производства, ее города не пришли в состояние столь глубокого экономического упадка, как города западной половины Римской империи. В то время как города на западе хирели, утрачивали свое значение, исчезали с лица земли, в Византии сохранилось большое число городов с развитым ремеслом и торговлей. Это различие в судьбах города на Западе и Востоке Римской империи в последние столетия ее существования было подмечено Энгельсом, отмечавшим, что "уцелевшие остатки торговли приходятся на восточную, греческую часть империи".¹

Многие из византийских городов пережили падение рабовладельческого строя, не утратив своего экономического значения. В глухую пору раннего средневековья, когда на Западе большинство старых римских городов лежало в развалинах, когда западноевропейский феодальный город только начинал зарождаться, города Византии не только играли большую роль в социально-экономической и политической жизни самой страны. Византия этого времени была крупнейшим центром международного ремесла и торговли.

Факт непрерывного существования в Византии большого числа городов, т. е. отсутствие столь характерного для Западной Европы перерыва в развитии между рабовладельческим и феодальным городом, послужил основой возникновения теории о неизменном характере византийского города (и самой Византии), широко распространенной в буржуазном византиноведении. Многие ее сторонники считают, что экономическая основа византийского города в течение всего тысячелетнего существования Византии не претерпела сколько-нибудь существенных качественных изменений, изменились лишь некоторые формы городской экономической и политической жизни. Так, известный русский византинист А. П. Рудаков рассматривал Византию как "агрегат извечных городских общин-полисов".² "Если в византийском городе и наблюдается известное отличие от города эллинистического и римского, — писал он, — то оно является результатом общего понижения культуры под влиянием обеднения и запустения империи..., но отнюдь не результатом какой-либо эволюции, создавшей новые жизненные формы городского быта в Византии".³ В настоящее время теория плавного, эволюционного развития византийского города поддерживается большинством ведущих буржуазных византинистов Запада — Ф. Дэльгером и его школой, П. Лемерлем и многими другими.⁴

В то же время сохранение в византийском городе развитого товарного производства, его большая роль в экономической жизни страны послужили особенно благоприятной почвой и для распространения различных теорий "капитализма" в византийском городе.

Известный немецкий экономист Л. Брентано даже обнаруживал в Византии капиталистическую систему хозяйства.⁵ В настоящее время большинство западных исследователей, даже тех, которые прямо и не говорят о "капитализме" в Византии, фактически стоят на близких к этому позициях, так как считают, что в Византии господствовало "денежное хозяйство" и ее экономика была "денежной" в отличие от "натуральной" экономики Запада.⁶

Что касается русской дореволюционной византинистики, то проблемы развития города не стояли в центре ее внимания. Однако в той мере, в какой русские византинисты касались этих проблем, они в большинстве своем были более склонны сближать византийский город с античным, эллинистическим полисом, рассматривать его как прямое продолжение последнего.

Советские исследователи, основываясь на марксистском учении о социально-экономических формациях, создали стройную теорию перехода от рабовладения к феодализму в Византии, выявили его основные, общие с западноевропейским феодализмом, черты и его специфику. Разработка основных проблем аграрной истории Византии облегчила и изучение важнейших этапов развития византийского города. Причем, если в настоящее время некоторые западные исследователи и признают существование в Византии XI—XV вв. феодализма, хотя и в буржуазном понимании этого термина, вопрос о византийском средневековом городе как феодальном в буржуазной науке вообще не ставился. Впервые он был поднят в советском византиноведении.

Изучение развития экономики византийского города, выяснение несомненно феодального его характера в X—XV вв. с особой остротой поставило проблему перехода в Византии от рабовладельческого города к феодальному, проблему преемственности в его развитии, определения характера и содержания этой преемственности. Важным шагом на пути решения всех этих вопросов явилась разработанная М. Я. Сюзюмовым теория городов-эмпориев — крупных центров товарного производства, внутренней и международной торговли, сохранивших свое значение и перешедших из рабовладельческого общества в феодальное.⁷ Придавая им определяющее значение, М. Я. Сюзюмов в то же время не отрицал и значения возникновения в Византии в феодальную эпоху новых городов. Теория М. Я. Сюзюмова вызвала возражения А. П. Каждана. На основании изучения ряда данных об известном упадке городов Византии в VII—VIII вв. А. П. Каждан пришел к выводу о том, что большинство из них фактически утратило в период падения рабовладельческого строя свое экономическое значение и по существу византийский средневековый город, так же как и западноевропейский, в основном возник и складывался в феодальную эпоху.⁸ Эта теория по существу сняла вопрос о преемственности в развитии рабовладельческого и феодального города Византии.

Однако точка зрения А. П. Каждана вызвала обоснованные возражения большинства советских исследователей и ранее считавшихся с фактом известного упадка городов Византии в VII—VIII вв.⁹ Развернувшаяся вокруг теории А. П. Каждана полемика еще раз показала, что вопрос о преемственности в развитии византийского рабовладельческого и феодального города не может быть отброшен, и проблема перехода от первого ко второму должна решаться прежде всего путем изучения внутреннего развития византийского города, его перестройки в феодальном направлении. В связи с этим полемика показала, что вопрос о переходе от рабовладельческого города к феодальному не может быть решен без более глубокого исследования внутреннего развития византийского города IV—VI вв., — города периода упадка рабовладельческих отношений.

В работах Н. В. Пигулевской, М. В. Левченко, М. Я. Сюзюмова, Е. Э. Липшиц, З. В. Удальцовой и других основные вопросы разложения рабовладельческих отношений, развития товарного производства в Византии IV—VI вв. разработаны достаточно подробно для изучения проблемы разложения рабовладельческого города.¹⁰ Однако эта проблема до недавнего времени по существу не ставилась в советской литературе. Экономика ранневизантийского города изучалась главным образом с точки зрения изучения его торгово-ремесленного значения, как центра товарного производства, т. е. по линии исследования того общего, что связывает рабовладельческий город с феодальным. Именно на этом материале в основном и сложилась теория М. Я. Сюзюмова о городах-эмпориях с присущими им сильнейшими пережитками рабовладельческих отношений в ремесле и торговле.¹¹ В первом варианте его теории — по существу о рабовладельческом городе, перешедшем из рабовладельческого общества в феодальное и наложившем свой отпечаток на все его дальнейшее развитие.¹²

Сохранение в Византии IV—VI вв. многочисленных, многолюдных городов с развитыми ремеслом и торговлей на фоне быстрого упадка городов Запада, создавало, известную иллюзию застойности в развитии византийского города. Как справедливо отмечалось в одной из обзорных работ, город этого времени рассматривался в нашей историографии как неизменный рабовладельческий город.¹³

Опубликованные в течение последних десяти лет крупные исследования по социально-экономической истории Римской империи II—IV вв. предельно отчетливо показали всю недостаточность изучения города эпохи разложения рабовладельческих отношении только как центра товарного производства, показали значение его античных, полисных основ.¹⁴ И в этот период город продолжал оставаться в основе своей античным полисом, т. е. "городом, основанным (разрядка наша. — Г. К.) на земельной собственности и земледелии",¹⁵ коллективом землевладельцев и рабовладельцев, основной общественной ячейкой рабовладельческого общества. Работы О. В. Кудрявцева и особенно Е. М. Штаерман показали неразрывную связь упадка античного муниципального строя с разложением рабовладельческих отношений, вскрыли более отчетливо экономические основы упадка рабовладельческого города в III в. Изучая развитие городов Северной Африки в IV в., Г. Г. Дилигенский установил, что многие из них существовали преимущественно лишь как полисы, городские гражданские землевладельческие общины, основные общественные единицы приходившего в упадок рабовладельческого общества. Они не были центрами товарного производства и в той мере, в какой это товарное производство в них наличествовало, оно лишь обслуживало существование этих античных городских общин.¹⁶ Естественно, что с разложением рабовладельческого общества эти города приходили в упадок и постепенно исчезали. В результате распада рабовладельческих отношений, видимо, угасали те города, которые существовали лишь как античные полисы, только как основные ячейки рабовладельческого общества со всеми присущими им товарными отношениями. И лишь там, где товарное производство выходило за рамки простого обслуживания их существования как основных социально-политических единиц рабовладельческого мира и города были центрами товарного производства, основывавшегося на более широких товарных отношениях, они продолжали сохранять свое значение. В таком случае в принципе под разложением рабовладельческого города следует прежде всего понимать его распад как античного полиса со всеми присущими ему особенностями: утрату непосредственной связи с земельной собственностью, как основы существования полиса; характерных для него товарных отношений; разложение городской общины, как преобладающе землевладельческого и рабовладельческого гражданского коллектива. В настоящее время большинство советских исследователей признает, что разложение рабовладельческого города заключалось в "ломке античного полиса".¹⁷ Однако вопрос о том, в чем конкретно проявлялась эта ломка, но существу еще не разработан.¹⁸

Если для Запада этот процесс в основном совпадал с упадком города, то для Византии его изучение усложняется тем, что хотя и здесь наблюдаются аналогичные тенденции, многие города сохранили свое экономическое значение, а следовательно, упадок античного города происходил здесь в значительной мере как внутренний процесс, протекавший в условиях сохранения самого города. Поэтому для византийского города IV—VI вв. было бы ошибочно говорить только о его разложении. Если в Византии многие города сохранились в условиях крушения рабовладельческих отношений и, сохранив свое экономическое значение, перешли в феодальное общество, то объяснение этому факту, видимо, прежде всего следует искать в том, что в них наряду с распадом старого античного города так же, как и в деревне, происходили и определенные прогрессивные процессы, зарождение и развитие элементов нового, облегчившего перестройку города в феодальном направлении.

Между тем в нашей литературе до сих пор еще не изжито представление о византийском городе IV—VI вв. только как о средоточии всего реакционного, рабовладельческого. В частности, в связи с этим стоит и спорный в нашей литературе вопрос об оценке роли народных масс города, характера их выступлений, которые рядом исследователей (Е. М. Штаерман, М. Я. Сюзюмов) рассматриваются как реакционные.

В последние годы Е. Э. Липшиц выдвинула новую точку зрения о времени перехода Византии к феодализму. Она рассматривает Византию IV—VI вв. как формирующееся феодальное государство.¹⁹ При всей спорности основных положений Е. Э. Липшиц о византийском обществе IV—VI вв. как феодальном, несомненное положительное значение ее работ, с нашей точки зрения, заключается в том, что в них впервые были систематически рассмотрены черты нового, развивавшиеся в византийском обществе. Изучение Н. В. Пигулевской и другими исследователями путей развития ближневосточного и византийского города также показывает, что на всем Ближнем Востоке крушение рабовладельческого города происходило параллельно с зарождением и развитием феодального.²⁰

В ряде статей автор настоящей работы уже ставил вопрос о некоторых чертах разложения рабовладельческого города Византии IV—VI вв., новых явлениях, возникавших в процессе его распада.²¹ Однако разрешение этих вопросов требует совокупного исследования эволюции аграрных отношений города, товарного производства, изменений в социальной структуре его населения, политических отношений и идеологии, муниципального строя, т. е. комплексного исследования ряда проблем. В имеющейся историографии некоторые из этих проблем рассматривались либо отдельно, либо в плане изучения (преимущественно, формальной) эволюции муниципального строя.²² Продолжением этих исследований в известной мере и является настоящая работа, в которой делается первая в нашей историографии попытка проследить основные черты разложения рабовладельческого города Византии IV—VI вв. Поэтому в центре внимания автора настоящей работы стоят прежде всего вопросы внутреннего социально-экономического развития рабовладельческого города. Вопросы политики императорской власти, государства, нуждающиеся, с нашей точки зрения, в специальном изучении, рассматриваются лишь в той мере, в какой они необходимы для выявления внутренней эволюции города.

Изучение развития города столь широким планом во взаимосвязи его аграрных отношений, товарного производства, явлений социальной жизни и эволюции городского строя возможно лишь при определенном состоянии источников. По большинству городов Византии эти сведения настолько фрагментарны, что далеко не всегда могут быть сведены в одну достаточно достоверную и достаточно глубоко отражающую развитие внутренней жизни города картину. Исключение составляет Антиохия, один из крупнейших городов Византии IV—VI вв., жизнь которого на протяжении почти целого столетия — IV в. нашла наиболее полное отражение в источниках. Именно то обстоятельство, что Антиохия была крупным торгово-ремесленным центром, сохранившим в дальнейшем свое экономическое значение, его изучение позволяет не только проследить черты распада старого рабовладельческого города, но и элементы зарождения нового. В то же время ярко выраженные особенности экономической и политической жизни этого города могут быть легко учтены, чем облегчается выявление общих закономерностей.

Среди источников по истории Антиохии этого времени едва ли не первое место занимают произведения представителя муниципальной аристократии Антиохии, знаменитого языческого ритора Либания. 64 его речи и множество писем (1554) содержат богатейший материал, характеризующий жизнь города и его округи на протяжении более полустолетия.²³ Талантливый оратор, пользовавшийся большой известностью и чувствовавший себя достаточно независимым, он живо интересовался всеми важнейшими сторонами жизни города: состоянием аграрных отношений, положением земельных собственников, торгово-ремесленного населения, деятельностью курии и чиновной администрации, политической борьбой, духовной жизнью города, и часто выступал по этим проблемам. Подавляющее большинство его речей касается важнейших событий внутренней жизни Антиохии. Ревностный идеолог муниципальной аристократии, "золотой век" которой лежал в прошлом, Либаний постоянно сравнивает явления своего времени с аналогичными явлениями прошлого, тем самым в какой-то мере помогая исследователю выяснить направление изменений в социальной жизни города. Как и всякий реакционер, он очень остро реагирует на все новое, облегчая тем самым его выявление. Основные произведения Либания и прежде всего его речи, хорошо изучены с филологической, а отчасти и с исторической стороны и комментированы.²⁴ Они давно стали важным источником изучения муниципальной жизни IV в. Своего рода итогом этого изучения в буржуазной историографии явилось исследование П. Пети.²⁵ При всей ценности многих наблюдений автора, он не смог избежать идеализации Либания, что привело к существенному искажению им подлинной картины развития муниципальной жизни города.

В работе П. Пети в концентрированном виде отразились все тенденции буржуазной историографии: стремление отодвинуть на задний план основные проблемы социально-экономического развития рабовладельческого общества, вопрос о его кризисе и разложении, стремление выдать известную стабилизацию экономической жизни империи IV в. за процветание, благотворно сказавшееся на положении основной массы ее населения. Следуя широко распространенной теории о "справедливости" податного обложения рабовладельческого государства, наиболее полно разработанной в последние годы И. Караяннопулосом, ссылаясь на тривиальность рассуждений о налоговом гнете, автор по существу отказывается считаться с этой важнейшей причиной ухудшения положения огромной массы населения империи в IV в. Главное явление в городской жизни IV в. он видит в упадке муниципальной буржуазии. Причем и этот упадок курий и сословия куриалов, поскольку Пети отказывается выяснить его социально-экономические причины, он объясняет прежде всего падением "муниципального духа" и победой идей "тоталитаризма" И "принуждения" над духом "эвергесии", сводя таким образом причины всех перемен в жизни империи лишь к изменению политических настроений. Изменения в социально-экономических отношениях, в социальной жизни города как основа упадка муниципального строя по существу оказываются вне рассмотрения автора.

Его выводы основываются почти целиком на данных Либания, произведения которого далеко не полно отражают жизнь Антиохии IV в.

Другим важнейшим источником по истории Антиохии IV в. являются произведения антиохийского пресвитера Иоанна Златоуста (347—407). Несколько сот проповедей (в том числе и 9 новых, недавно найденных и опубликованных А. Венгером)²⁶ этого блестящего христианского проповедника, впоследствии причисленного к отцам церкви, и славившегося своим умением в живой, эмоциональной форме с множеством взятых из конкретной жизни ярких примеров излагать своим слушателям основные положения христианства, относящиеся к антиохийскому периоду его жизни (347—398 гг.), намного пополняют сведения Либания о состоянии сельского хозяйства и ремесла в Антиохии, социальных отношениях в городе и деревне, положении рабов, крестьян, бедноты, средних и крупных собственников, взаимоотношениях между ними, положении церкви и религиозной борьбе в городе, его культурной жизни. Данные Златоуста также привлекались для изучения отчасти социальной, а в основном духовной жизни Антиохии.²⁷

В совокупности произведения Либания и Иоанна Златоуста содержат уникальный для IV в. по обилию и разнообразию сведений материал о жизни города, еще далеко не полностью использованный исследователями. В то же время в силу своей специфики он нуждается в особенно осторожном исследовании. Определение тенденциозности обоих авторов является сейчас основной проблемой, возникающей при оценке их материала и вызывающей наибольшие расхождения между исследователями.

Важные сведения о внутренней жизни Антиохии в IV в. содержат и произведения Иоанна Малалы, Евсевия Кесарийского, Аммиана Марцеллина, имп. Юлиана, церковных историков — Сократа, Созомена и Феодорита Киррского.²⁸

Исключительно важные данные дает археологический материал. С 1932 по 1941 г. продолжались многолетние систематические раскопки на территории Антиохии и в ее ближайших окрестностях, материалы которых в значительной части опубликованы.²⁹ Они дают возможность не только уточнить многие черты экономической жизни города, но и по-новому подойти к ряду вопросов развития его культуры. Еще с середины прошлого столетия объектом весьма внимательного археологического изучения стали и многие окружающие Антиохию районы Северной Сирии. За истекшие десятилетия издан весьма значительный материал, позволяющий восстановить многие черты жизни и быта населения этих районов в рассматриваемый период. Последней и наиболее ценной по своим выводам работой в этой области явилось исследование Ж. Чаленко, воссоздавшее в основных чертах картину экономической жизни большого горного массива Белус на востоке от Антиохии и чрезвычайно тесно с ней связанного экономически.³⁰

К археологическому материалу тесно примыкают и данные надписей, трехтомное издание которых было подготовлено Л. Ялабером и Р. Мутерде и практически включило в себя все известные по год их издания надписи Сирии.³¹ В совокупности все эти данные, вместе с материалами более общего характера, превращают Антиохию и окружающую ее область в объект исключительно благоприятный для изучения поставленных проблем. История Антиохии неоднократно привлекала внимание исследователей, и имеется ряд ценных общих сводных работ по истории этого города, кроме того, некоторые стороны его жизни, прежде всего культурной и духовной, явились объектом специальных исследований.³²

В целом в настоящее время материал по Антиохии IV в. настолько хорошо разработан по многим отдельным вопросам, что, опираясь на него, можно обратиться к изучению основных проблем развития этого города, подойти к выяснению основных закономерностей развития ранневизантийского города в IV в. Разумеется, оно не ограничивается рамками IV столетия, но IV в. представляет собой определенный, в какой-то мере начальный этап в развитии собственно византийского города.

Настоящая работа и представляет собой первую в нашей историографии попытку создать связную картину развития внутренней жизни ранневизантийского города в IV в. (экономической, политической, духовной) в ее тесной взаимосвязи и взаимообусловленности, проследить пути разложения рабовладельческого города в этом столетии. Учитывая, что настоящая работа является первой попыткой подобного рода, а некоторые из затронутых в ней проблем не только не разработаны, но по существу впервые ставятся в нашей литературе, автор скорее выдвигает многие из своих выводов в плане постановки вопроса, нежели их окончательного решения.

В заключение автор считает своим долгом выразить признательность всем тем лицам, чьи замечания и советы содействовали созданию этой работы: А. В. Банк, К. М. Колобовой, E. Э. Липшиц, Н. В. Пигулевской, М. E. Сергеенко, А. П. Каждану.

План Антиохии по данным раскопок и литературных памятников (по G. Downey. A history of Antioch in Syria from Seleucus to the Arab conquest. Princeton, 1961, pl. 11).

Примечания

¹ Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 125.
² А. П. Рудаков. Очерки истории византийской культуры по данным греческой агиографии. М., 1917, стр. 71.
³ Там же, стр. 109—110.
⁴ См. напр. F. Dölgеr. Die frühbyzantinisch und Byzantine beeinflusste Stadt. Spoletto, 1950; корреферат П. Лемерля к коллективному докладу советских византинистов "Город и деревня в Византии в IV—XII вв." на XII Международном конгрессе византиноведения: Rapports complémentaires. Résumés. Belgrad— Ochride, 1961, pp. 4—5.
⁵ Л. Брентано. Народное хозяйство Византии. Л., 1931.
⁶ См. напр. R. S. Lopеz. Silk industry in the Byzantine empire. "Speculum", 20, 1945, No I; A. R. Lewis. Naval power and trade in the Mediterranean, A. D. 500—1100. Princeton, 1951; G. Mickwitz. Geld und Wirtschaft im römischen Reich des IV-ten Jahrhunderts n. Chr. Helsingfors—Leipzig, 1932 и др.
⁷ М. Я. Сюзюмов. Проблемы иконоборчества в Византии УЗ СПИ т. 4. Свердловск, 1948, стр. 48—100; Его же. Роль городов-эмпориев в истории Византии. ВВ., т. VIII, 1956, стр. 26—41.
⁸ А. П. Каждан. Византийские города в VII—XI веках. СА, 1954, т. XX, стр. 164—183.
⁹ Е. Э. Липшиц. Проблема падения рабовладельческого строя и вопрос о начале феодализма в Византии. ВДИ, 1955, № 4, стр. 63—71; Ее же. К вопросу о городе в Византии в VIII—IX вв. ВВ, т. VI, 1953, стр. 113—131; М. Я. Сюзюмов. Некоторые проблемы истории Византии. ВИ, 1959, № 3, стр. 111—112.
¹⁰ Н. В. Пигулевская. Месопотамия на рубеже V—VI вв. н. э. М.— Л., 1940; Ее же. Византия и Иран на рубеже VI—VII вв. М.—Л., 1946; Ее же. Византия на путях в Индию, М., 1950; М. В. Левченко. История Византии. М.—Л., 1940; Его же. Материалы для внутренней истории Восточной Римской империи V—VI вв. ВС, М.—Л., 1945 и др.
¹¹ М. Я. Сюзюмов. Производственные отношения в византийском городе-эмпории в период генезиса феодализма. Автореф. докт. дисс., Свердловск, 1954.
¹² М. Я. Сюзюмов. Проблемы иконоборчества в Византии. УЗ СПИ, т. 4, стр. 58: "Город уцелел без больших изменений, продолжая оставаться в основном тем же эллинистическим городом".
¹³ З. Удальцова, А. П. Каждан. Некоторые нерешенные проблемы социально-экономической истории Византии. ВИ, 1958, № 10, стр. 88. Ср. ВВ, т. V, 1952, стр. 294.
¹⁴ О. В. Кудрявцев. Эллинские провинции Балканского полуострова во втором веке нашей эры. М., 1954; Е. М. Штаерман. Кризис рабовладельческого строя в Западных провинциях Римской империи. М., 1957; Г. Г. Дилигенский. Северная Африка в IV—V веках. М., 1961.
¹⁵ К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству. М., Партиздат, 1940, стр. 13—14; К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология. Соч., т. 3, 2 изд., стр. 21.
¹⁶ Г. Г. Дилигенский. Северная Африка в IV—V вв., стр. 63—69.
¹⁷ М. Я. Сюзюмов. Политическая борьба вокруг зрелищ в Восточной Римской империи IV в. УЗ УГУ, вып. XI, 1952, стр. 133; ВДИ, 1955, № 1, стр. 53.
¹⁸ З. В. Удальцова, А. П. Каждан. Некоторые нерешенные проблемы социально-экономической истории Византии. ВИ, 1958, № 10, стр. 88.
¹⁹ E. Э. Липшиц. Проблема падения рабовладельческого строя и вопрос о начале феодализма в Византии. ВДИ, 1955, № 4; Ее же. Очерк истории византийского общества и культуры (VIII — первая половина IX века). М.—Л., 1961.
²⁰ См., напр., Н. В. Пигулевская. Города Ирана в раннем средневековье. М., 1956; Ее же. Город и деревня в Византии в IV—VI вв. Коллективный доклад делегации советских ученых на XII Международном конгрессе византиноведения. Belgrad—Ochride, 1961, стр. l—8.
²¹ См., напр., Г. Л. Курбатов. Некоторые проблемы разложения античного полисного строя в восточных провинциях Римской империи IV в. Вестник ЛГУ, 1960, № 2, стр. 41—61.
²² V. Liеbеnam. Städteverwaltung in Römischen Kaiserreiche. Leipzig, 1900; A. H. M. Jones. A Greek city from Alexander to Justinian. Oxford, 1940; Idem. The cities of the Eastern Roman provinces. Oxford, 1938, и другие.
²³ Libanii Opera. Rec. R. Foerster, tt. I—XIII. Lipsiae, 1902—1923 (далее Liban.).
²⁴ См., напр., L. Harmand. Libanius. Discours sur les Patronages: texte traduit, annoté et commenté. Paris, 1955 (далее L. Harmand. Discours...); L. Hugi. Der Antiochikos des Libanios, eingeleitet, übersetzt und kommentiert. Freiburg, 1919; Van Loy. Le pro templis de Libanius. Byz., t. VIII, 1933, p. 7, sqq., 389 sqq.; С. Шестаков. Речи Либания. Т. I—II. Казань. 1912—1916 и др.
²⁵ Р. Petit. Libanius et la vie municipale à Antioche aux IV-e siècle après J—C. Paris, 1955 (далее Р. Petit. Libanius...)
²⁶ Joannis Chrysostomi Opera. J. P. Migne. Patrologia Graeca, tt. 47— 62 (далее MPG); Jean Chrysostome. Huit Catéchèses Baptismales inédites. .. de Antoine Wenger. Paris, 1957.
²⁷ См., напр., J. Milton Vance. Beiträge zur Byzantinischen Kulturgeschichte am Ausgange des IV Jahrhunderts aus den Schriften des Johannes Chrysostomos. Jena, 1907.
²⁸ Ioannis Malalae Chronographia. Bonnae, 1831; Ammiani Marcelline. Rerum gestarum libri qui supersunt. Leipzig, 1874—1875; Julianus imp. Opera, ed. F. C. Hartlein, vol. I—H. Lipsiae, 1874—1876; Zosimi. Historia Nova, ed. L. Mendelssohn. Lipsiae, 1887; Sozomenus. Kirchengeschichte. Berlin, 1960; Theodoret. Kirchengeschichte. Berlin, 1954; Theodoret. Religiosa Historia. MPG, 82,
²⁹ Antioch-on-the Orontes. The Excavations, vol. I—IV. Princeton, 1932— 1948 (далее АОО); Doro Levi. Antioch mosaic pavements. Princeton, 1947, t. I, Texte; t. II, Planches.
³⁰ G. Tchalenko. Villages antiques de la Syrie du Nord. La massif du Béius à ľépoque romaine, tt. I—III. Paris, 1953 (1955) — 1958.
³¹ L. Jalabert et R. Mouterde. Inscriptions grecques et latines de la Syrie, tt. I—III. Paris, 1929—1953.
³² E. S. Воuсhier. A short history of Antioch, 300 В. С.—А. D. 1268. Oxford, 1921 (далее E. S. Bouchier. Antioch); Idem. Syria as a Roman province. Oxford, 1916; J. Maclean Harper. Village administration in the Roman province of Syria. Princeton, 1928; G. Haddad. Aspects of social life in Antioch in the Hellenistic-Roman period. Dissert. Chicago, 1949; F. M. Heichelheim. Roman Syria. ESAR, IV, Baltimore, 1938; R. A. Pack. Studies in Libanius and Antiochene society under Theodosius. Dissert. Michigan, 1935; R. Devreesse. Le patriarcat ďAntioche depuis la paix de ľEglise jusqu'à la conquête arabe. Paris, 1945; A. J. Festugière. Antioche Païenne et Chrétienne. Paris, 1959; A. Papadopulou. 'Ιστορία της εκκλησίας 'Αντιοχείας. Alexandria, 1950; G. Downey. A history of Antioch in Syria from Seleucus to the Arab conquest. Princeton, 1961 (далее G. Downey. Antioch).

Вперед